15. Дин-гун спросил: «Возможно ли од—ним словом возвысить государство?» Кон—фуций отвечал: «От одного слова нельзя ожидать таких результатов. Людская по—словица говорит: „Быть государем трудно, но нелегко быть и министром“. Если будем понимать, что трудно быть государем, то разве нельзя надеяться одним этим словом поднять государство?» «А бывало ли, что—бы одно слово губило государство?» — спро—сил Дин-гун. Конфуций отвечал: «От одного слова нельзя ожидать этого. Народная по—словица говорит: „Я не радуюсь быть прави—телем, потому что словам его только подда—кивают, и никто не противоречит ему“. Если слова его хороши и им не противоречат, раз—ве это не хорошо? Если же они не хороши и им не противоречат, не близко ли это к тому, что одно слово губит государство?»
16. Шэ-гун спросил о правлении. Фило—соф ответил: «Правление хорошо, когда ок—ружающие (близкие) довольны, а отдален—ные приходят к тебе».
17. Цзы-ся, сделавшись правителем го—рода Цзюй-фу, спросил о том, как управ—лять. Философ ответил: «Не торопись и не гонись за малыми выгодами. Будешь торо—питься — не уразумеешь дела; будешь гонять—ся за малыми выгодами большого дела не сделаешь».
18. Шэ-гун в разговоре с Конфуцием ска—зал: «В нашей деревне был один прямолиней—ный парень; отец его удержал (угнал) чужо—го барана, а сын явился в качестве обвините—ля». Конфуций сказал: «В нашей деревне прямолинейные люди отличаются от этого: у нас отец прикрывает сына, сын прикрыва—ет отца. В этом и есть прямота».
19. На вопрос Фань-чи о гуманизме Фило—соф ответил: «Будь скромен в частной жизни, управляй делами с благоговейным вниманием, будь искренен к людям; хотя бы ты ушел к ди—карям, — и там нельзя бросить этого».
20. Цзы-гун спросил: «Каков должен быть тот, кого можно бы назвать уче—ным?» Философ сказал: «Ученым можно назвать того, кто не зазорен в своем пове—дении и, будучи послан в чужие края, не по—срамит повеления государя». «Смею спро—сить: кто будет следующий за этим?» — поинтересовался Цзы-гун. «Тот, кто непре—менно остается верен своему слову и непре—менно приводит в исполнение то, что дела—ет; таким образом, крепкие и ограниченные люди все-таки могут занимать следующее место (в разряде ученых)». Цзы-гун сказал: «А каковы настоящие соучастники в прав—лении?» «Эх, — ответил Философ, — стоит ли брать в расчет этих мелких людишек?»
21. Философ сказал: «За неимением лю—дей, идущих путем неуклонной середины, с которыми бы я мог иметь дело, я непремен—но обратился бы к людям пылким и сдер—жанным, потому что первые берут натис—ком, а у вторых есть нечто, сдерживающее от противозаконного».
22. Конфуций сказал: «У южан есть по—говорка: „Человек, не обладающий постоян—ством, не может быть ни знахарем, ни док—тором“. Прекрасно! В „И-цзине“ сказано: „Непостоянный в своем призвании иногда может подвергнуться посрамлению“. Это известно и без гадания».
23. Философ сказал: «Благородный муж миролюбив, но не льстив, а низкий льстив, но не миролюбив».
24. Цзы-гун спросил: «Что Вы скажете о человеке, которого все земляки любят». «Не годится», — сказал Философ. «А что Вы скажете о человеке, которого все ненави—дят?» — продолжал спрашивать Цзы-гун. «Тоже не годится, — сказал Философ. — Лучше тот, которого любят хорошие зем—ляки и ненавидят нехорошие».
25. Философ сказал: «Благородному че—ловеку легко служить, но трудно угодить; угождаешь ему не по закону, он не будет доволен. Что касается употребления им лю—дей на службу, то он дает им дело, смотря по их способностям. Подлому человеку трудно служить, но легко угодить, потому что хотя угождаешь ему и не по закону, но он будет доволен. Что же касается упот—ребления им людей на службу, то он ищет таких, которые были бы способны на всё».
26. Философ сказал: «Благородный муж отличается спокойным достоинством, но не тщеславен; а подлый человек, наоборот, тщеславен, но не имеет спокойного досто—инства».
27. Философ сказал: «Человек твердый, решительный, безыскусный и простосер—дечный подходит близко к гуманизму».
28. Цзы-лу спросил: «Каков должен быть человек, чтобы можно было назвать его ученым?» Конфуций отвечал: «Ученым можно назвать того, кто настойчив, убе—дителен и любезен. По отношению к дру—гим — настойчив и убедителен, по отноше—нию к братьям — любезен».
29. «Когда хороший человек будет учить народ в течение семи лет, то с таким наро—дом можно идти на войну», — сказал Кон—фуций.
30. Философ сказал: «Посылать на вой—ну людей необученных — значит бросать их».
1. Сянь спросил: «Что постыдно?» Фи—лософ ответил: «Думать только о жалова—нье, когда в государстве царит порядок, и думать о том же, когда в нем нет поряд—ка, — это постыдно». «Когда тщеславие, самомнение, ропот и алчность подавлены, то можно ли это считать за гуманизм?» — снова спросил Сянь. Философ ответил: «Это можно считать за совершение труд—ного дела, но гуманизм ли это — я не знаю».
2. Философ сказал: «Ученый, думающий о спокойствии и удобствах, не заслуживает этого имени».
3. Философ сказал: «Когда в государст—ве царит порядок, то как речи, так и дейст—вия могут быть возвышенны и смелы; но ко—гда в государстве царит беззаконие, то дей—ствия могут быть возвышенны, но слова — покорны».
4. Философ сказал: «Человек, одаренный добродетелями, без сомнения, обладает да—ром слова, но обладающий даром слова не всегда бывает одарен добродетелями; чело—век гуманный, конечно, обладает храбро—стью, но храбрость не всегда соединяется с гуманностью».
5. Нань-гун-ко спросил Конфуция: «И стре—лял искусно, а Ао двигал лодку посуху, и оба они умерли неестественною смертью. Юй и Цзи лично занимались земледелием и получи—ли Вселенную». Философ не отвечал. Когда Нань-гун-ко вышел, Философ сказал: «Бла—городный муж этот человек, уважающий достоинства!»
6. Философ сказал: «Что благородный муж бывает иногда не гуманен — это случается; но чтобы низкий человек был гуман—ным — этого не бывает».
7. Философ сказал: «Любящий человек разве может не поощрять к труду того, кого он любит? Преданный разве может не вразумлять своего государя?»
8. Философ сказал: «При составлении приказов в уделе Чжэн Би-чэнь писал начер—но, Ши-шу обсуждал, заведующий посоль—ским приказом Цзы-юй исправлял, а дунлиский Цзы-чань отделывал слог».
9. Некто спросил Философа о Цзы-чане. Он отвечал: «Милосердный человек». Спро—сили его о Цзы-си. Он сказал: «А, тот-то, а, тот-то!» Спросили его о Гуань-чжуне. Он сказал: «Это тот человек, для которого у фамилии Бо был отнят город Пянь с тремя сотнями семейств; Бо, питаясь грубой пи—щей, до конца своих дней не произнес ни од—ного слова ропота против Гуань-чжуна».
10. Философ сказал: «Быть бедным и не роптать — трудно. Быть богатым и не гордиться — легко».
11. Философ сказал: «Мэн-гун-чо, сде—лавшись министром двора у Чжао и Вэй, был с избытком годен для этого поста, но не мог бы быть вельможей в Тэн и Сюэ».
12. На вопрос Цзы-лу о совершенном че—ловеке Философ отвечал: «Если взять зна—ние Цзан У-чжуна, бесстрастие Гунь-чо, мужество Чжуан-цзы, искусство Жань-цю и украсить церемониями и музыкой, то та—кого еще можно было бы признать совер—шенным». «Для современных совершенных людей, — прибавил он, — зачем непременно такая роскошь? Если ныне человек при виде корысти — думает о долге, при виде опасно—сти — готов пожертвовать жизнью, от—дает людям давно обещанное и не забывает слов, данных в жизни, то и такого можно назвать совершенным».
13. Философ спросил у Гун-мин-цзя о Гун-шу-вэнь-цзы: «Правда ли, что твой учи—тель не говорит, не смеется и не берет взя—ток?» Гун-мин-цзя отвечал: «Сказавший вам пересолил. Мой учитель говорит вовре—мя, и потому его речь не надоедает людям; смеется, когда весел, и его смех не надоеда—ет людям; берет, когда справедливость до—пускает, и люди не тяготятся тем, что он берет. Так-то!» «Неужели это так?» — спросил Философ.
14. Философ сказал: «Цзан-у-чжун, вла—дея местом Фан, просил луского князя о на—значении ему преемника. Хотя и говорят, что он не вымогал этого у своего государя, я не верю этому!»
15. Философ сказал: «Цзиньский Вэнь-гун лукав и не прям, и циский Хуань-гун прям и не лукав».
16. Цзы-лу сказал: «Когда Хуань-гун умертвил княжича Цзю, то Шао-ху умерт—вил себя, а Гуань-чжун остался жив. Не могу ли я сказать, что он не был гумани—стом?» Философ сказал: «Что Хуань-гун соединил удельных князей не силою ору—жия — это заслуга Гуань-чжуна. Кто был так человеколюбив, как он? Кто был так че—ловеколюбив, как он?»
17. Цзы-гун сказал: «Мне кажется, что Гуань-чжун не гуманист. Когда Хуань-гун умертвил своего брата, княжича Цзю, то он не только не мог умереть вместе с ним, но еще сделался министром у убийцы его». На это Философ заметил: «Гуань-чжун, в качестве министра Хуань-гуна, поставил его во главе удельных князей, объединил и упорядочил всю Вселенную, и народ до сего времени пользуется его благодеяниями. Если бы не Гуань-чжун, мы ходили бы с распу—щенными волосами и запахивали левую полу (т. е. были бы дикарями). Разве можно тре—бовать от него щепетильности простых мужиков и баб, умерщвляющих себя в кана—вах и рвах в полной неизвестности?»
18. Чиновник правителя Гун-шу вместе с самим Вэнь-цзы, министром, управляющим делами правителя, поступили на службу к сюзеренному двору. Услышав об этом, Фи—лософ сказал: «Гун шу можно назвать „Вэнь“ (т. е. образованный)».
19. Философ отзывался о взыском князе Лине, как о человеке беспутном. Кан-цзы на это сказал: «Если он так беспутен, то поче—му он не потерял трона?» Конфуций сказал: «У него Чжун Шу-юй управляет иностран—ными делами, Чжу-то — жертвенными, Ван Сун-цзя — военными. При таких услови—ях, как же он может потерять трон?»
20. Философ сказал: «Кто бесстыдно хвастается, тому трудно исполнить свое слово».