— И раньше, чем ты предполагаешь. Они стакнулись со скимахами еще полгода назад: переход в новую веру в обмен на присоединение соседнего княжества к своему. Не думал же ты, что скимахи настолько самонадеянны, чтобы, свергнув твоего отца, сразу сесть на престол самим? Нет. Куда лучше если власть получит родственник. Человек, преданный новым идеалам и в то же время не чужой местным элитам. Тем более, что после того, как князь умер, а ты пропал, отец действительно становится законным претендентом на княжение. Отец, брат или..я.
— Ты?
— Конечно. Почему нет? Единственная дочь. Братец наследует отцовской удел, а я — стану княжить у вас. Со своим мужем. Мужа мне, как ты понимаешь, уже подобрали. Вон он, рядом с папенькой к вам направляется. Скимах. Достаточно молодой. Умный. Даже очень. Правда не росских кровей, да это ерунда. Я тоже наполовину ордынка, если помнишь.
— Почему же ты здесь, а не с новым женишком? — в голосе Ладислава послышалось раздражение.
— А ты не злись, Ладик, — Влада запахнулась в плащ и нервно зашагала по поляне. — Мне этот брак нравится не больше, чем тебе. Только папаша считает, что всех обыграл. Прости, но мужчины слишком самонадеянны, чтобы допускать, что они ошибаются. А я вижу, что скимахам я не нужна. Этот святоша не ребенку нашему княжество передать должен, а братьям своим, сиречь Новому богу. Было уж такое в южных землях, где выморочное княжество скимахам ушло, я узнавала. Вот и соображай, что мне этот брак сулит.
— Вышлют в скит, в лучшем случае, — покивал Ладислав. — Чего же ты хочешь от меня?
— Княжества! — глаза Влады вспыхнули. — Пойдем со мной в Усолье. Сейчас там еще много тех, кто старый порядок поддерживает. Отец так старался сохранить все в тайне, что побоялся затеять большую чистку у себя в столице. Сейчас, когда основные силы походом на Каменец ушли, самое время бунт поднять. Жалко, конечно, что ты совсем без поддержки явился. Я надеялась, немного на другое. Ну да ладно. Пан или пропал!
— А как же князь? Как ваш отец? — неудержалась Лишка.
— Хм, девочка, — повернулась к ней Влада, — понимаешь, родиться в семье князя, это значит играть немного по другим правилам. Ладислав, что ты молчишь. Решай!
— Что тут решать, Влада. Для меня ты предлагаешь единственно возможный путь. Но, зачем я тебе нужен?
— А, может, я тебя люблю, мы же сговорены, не забыл? — княжна усмехнулась. — А серьезно, для меня ты такой же шанс, как я для тебя. И это хорошо. Крепче будет брак. Без мужа я — считай никто. А с тобой мы — сила. Ты и дружину возглавишь, и оборону организуешь, и сына нашего, когда народится, князем воспитаешь. А там, гладишь, и на большее замахнемся. Настоящая война еще впереди
— И тебе нужен полководец? — протянул княжне руку Ладислав.
— И друг! — пожала протянутую ладонь Влада.
Слова княжны больно ранили Лешку. Она во все глаза смотрела на Ладислава. Почему-то ждала, что он остановит Владу в ее странных, будто бы решенных, разговорах о свадьбе, о захвате города. Но лицо княжича было заинтересованным, оживленным и даже, наверное, радостным. Он, наконец, сбросил с себя оцепенение и подавленность последних дней. Глаза его загорались. Рука непроизвольно сжимала рукоять отцовского меча. Он видел для себя дело, близость опасности, желание выплеснуть горе и унижение в действии вливало силы. Лишка растерянно отступила.
— Ты всегда была умна, Влада, — наконец проговорил Ладислав. — Я пойду с тобой, разумеется. Мы возьмем город и поднимем княжество за старых богов. Очень быстро нам удастся собрать всех, кто сейчас смог убежать из моей вотчины. Мы еще повоюем.
— Тогда не стоит медлить. Чуть выше по реке у меня несколько слуг и лошади. Кого ты возьмешь с собой? — она снова обернулась к спутникам Ладислава.
— Господин, — поклонился Брезень, — дозволь уйти вместе с племенем. Без леса я не смогу тебе помочь ничем. Воины из нас слабые.
— Я отпускаю тебя. Передай старейшинам, что они уплатили долг моему отцу.
— Уходите, но будьте готовы сразиться, — подошла к провожатому Влада. — Мир меняется, чурь, никто не сможет остаться в стороне. Бежать от беды вечно не получится.
Брезень еще раз поклонился и стал отступать к реке.
— Что касается девочки… девушки, — Влада повернулась к князю, — я считаю, что брать ее с собой не разумно. Прости, чародейка, но у нас сейчас и так будет много врагов, не стоит множить проблемы.
— Лишка, — подошел Ладислав, — я закрыл долг перед тобой за свое спасение?
Девочка кивнула головой.
— Да, закрыл, — еще рез повторил княжич. — Жизнь выкуплена жизнью. Счеты сведены, но если ты захочешь, можешь ехать с нами. Влада права, лишние враги нам ни к чему, но князья своих людей не бросают. Будешь в моей охране.
— Спасибо, князь, за доверие, — поклонилась Лишка. — У меня своя история.
— Вот и хорошо, — хлопнула в ладоши княжна. — Тогда прощайте.
Она подвела коня и поклонившись передала узду Ладиславу. Тот немного поколебался, потом неуверенно махнул рукой, взлетел в седло, подхватил и усадил перед собой княжну и тронул поводья. Кобыла всхрапнула, выразив недовольство незнакомым наездником, дернула головой и неспешной рысью пустилась вдоль кромки воды дальше вниз по течению.
Лишка стояла, окостенев. Внутри было пусто. Эта пустота зародилась где-то под ребрами и постепенно разрасталась, заполняла собой все, выдавливала любые мысли и чувства. Неожиданно девушка почувствовала биение Силы. Тонкий поначалу ручеек, внезапно мощным потоком хлынул в образовавшийся вакуум. Тело содрогнулось, принимая в себя поток энергии. В глазах полыхнуло алым. Сквозь сияние Лишка увидела серебристый ствол гигантского дерева и фигуру мужчины, сидящего у его корней и читающего свиток. Мужчина поднял голову и встретился с Лишкой взглядом. В ту же секунду он вскочил, поднял руку, в которой сверкнул амулет в форме кольца. Лишка почувствовала, как ее ноги отрываются от земли. Хотела вскрикнуть, но голос отказался ей повиноваться. Она утекала наверх, как вода. Тело становилось невесомым и бесформенным.
Внезапно кто-то схватил ее за руку. Морок сгинул. Девочка застонала и упала на каменистую почву. Брезень с тревогой склонился над ней, помог подняться.
— Сестренка, все в порядке? Ну-ка, пойдем отсюда. Пойдем. У князей своя дорога, у чародеев своя, у чури своя, — успокаивающе бормотал парень, уводя Лишку под сень любимого леса.
2 года назад
Два года назад
Керкус сидел, склонившись над столом, заваленном свитками, позади него два скимаха на модели мирового свода выстраивали расположение звезд в какой-то определенный, знаемый ими момент вечности. Абу-Мар прохаживался вдоль стены, теребя тонкую длинную бородку, заплетенную по согдийской моде в две косицы.
— Молчат, молчат книги! Туманны знаки. Изменчивы звезды. Молчит мир, как будто не хочет выдать мне свою тайну. Мне - его властелину! Как призрачна власть… как ненадежна… — Искатель сжал и разжал кулак. Маленькая радужная бабочка вспорхнула с ладони, зависла над столом и растаяла в воздухе.
— Искатель, прости недостойного, но может быть нет никакой тайны? — подошел к креслу Бога Абу-Мар. — Что дали нам поиски этих неведомых «судей»? Да и те обрывки пророчеств, это ведь просто какие-то обрывки. Как их можно толковать?
— Да, обрывки. Но все больше и больше убеждаюсь, что они связаны. Что пророчество двери действительно существовало. Да, тот текст на стене храма про зверя из бездны и сияющую деву…. Знаешь, в нем отчетливо чувствуется сильное влияние восточной литературной традиции. Вся эта пышность и яркость — декор, который автор привнес в силу особенностей своей культурной среды. Но главное — это ключ и меч — это именно то, ради чего писалось пророчество. Этому можно верить.
— Ты прав, как всегда, Светлый…
— И меч этот будет вручен судье. Тому самому судье «из колена Пона», который, — Керкус вытащил из-под груды свитков небольшую глиняную табличку, — вот! который «возьмет на себя груз мира и получит право взвесить все на весах своей души. И возьмет он меч у девы, вышедшей из вод, и та сторона, которой передаст судья меч, станет праздновать победу, другая же рассыплется прахом. Ключ же, что был у него в руке станет залогом всего».
— Да, но что это значит? Где эта дева? Откуда у Судьи ключ? Мы же видим, что ничего необычного не происходит. Или ты сомневаешься, что найденные нами действительно были избранными?
— Нет, или я ничего не смыслю в картах звездного неба. Безусловно, те, кого мы находили, имели особую отметку на своей судьбе. Удалось подтвердить то, что они имели общего пращура?
— Удалось, Светлый, — кивнул скимах со светлыми, почти белыми волосами и синими рисунками на лбу и щеках.
— Ну, видишь, если и рождаются судьи, то троих мы уже видели. И никакого ключа не было.
— Да, да. Первого ты убил, Абу. Как его звали?
— Али-ал-Асабия, — помрачнел Абу-Мар. — Я был уверен, что это устранит проблему. Уж очень опасным противником он мог бы стать. Молодой, амбициозный. Когда мы его нашли, он уже организовал секту, обрел сторонников.
— Как бы то ни было, тогда мы убедились, что убийство в нашем случае ничего не решает.
— Да, повелитель, и через два года мы нашли второго судью. Помните?
...
…
Помнил ли он? Мы нашли избранного в самом сердце черной Африки. Еле успели. Младенца выкинули за ограду деревни. Метки на лице, «нечистое» рождение, странные знаки. В том племени не любили колдунов, и, вероятно, не без причины. Мы назвали его Чинеду, что значит «ведомый Богом». Он вошел в наш круг, как в свою семью, и особенно привязался к Абу-Мару. Я даже испытывал ревность к согдийцу. Впрочем, сейчас мне ясно, что человек может искренне любить только человека. Пропасть между богами и людьми слишком велика для любви. Почтение, поклонение, восторг, даже ненависть легко преодолевают ее, а вот любовь… Быть может остальные чувства более легковесны?
Чинеду рос, мы учили его всему, чему могли. Лучшие скуолы, лучшие учителя. Способностей к магии почти не было, а вот интерес к миру и жажда знаний впечатляли. Он был умен, честен и прямодушен. Когда пришло время, я сам рассказал ему о пророчестве. Он выслушал, как мне казалось, спокойно. Спросил, когда должно свершиться предсказанное. Что я мог ответить? И боги часто не знают будущего. Он ушел, а на следующее утро мы нашли его тело в саду. Мой мальчик лежал в беседке, а на столе белела записка. Он писал, что мы стали для него всем, что он нам благодарен за счастье и заботу, которые мы ему подарили, и что именно это лишает его возможности сделать выбор и судить беспристрастно… Я сжег эту записку и эту беседку, и сад и впервые в жизни понял Парса. Его бегство от мира, от славы, от власти… и от ответственности за сотворенное.