— Давай оставим этот разговор, Аскольд. У тебя своя правда, у меня своя. Ты ведь не за этим пришел.
— Не за этим, но твоя помощь… твое невмешательство мне бы сейчас очень пригодилось.
Скимах встал и прошелся по комнате. Бёрн следил за ним с нарастающим беспокойством.
— Ладно, скажу как есть. Учти, выбора нет. У тебя здесь живет девочка, Лишка из Осинец. Не знаю, назвала ли она тебе свое настоящее имя, когда пришла, но узнать ее легко — у нее на лице следы черного мора и левая рука присушена. Отдай мне ее, — скимах вытянул руку, предупреждая движение Бёрна, — Спокойно! Дослушай меня. Отдай девочку и я позволю тебе увести всех остальных туда, куда захочешь. Я дам вам месяц. Проклятье! Я даже расскажу тебе, как мы вас засекли. А лучше всего пойдем с нами. Прошу тебя.
Он сел на лавку. Бёрн стоял посреди комнаты. Грузная, действительно, медвежья фигура его закрывала свечи и бросала большую черную тень на лавку, где расположился гость.
— Это и есть твоя новая вера? — спросил он наконец. — Веришь в то, что малое зло необходимо для предотвращения большего?
— Хватит! — внезапно взорвался скимах, — Не разыгрывай мне Великую мать. У всего есть цена, ты сам сказал. И, кстати, она-то свою цену заплатила. Великая мать — Великая жертва. Ты всегда был ее почитателем, не пойму, правда, почему. Ну так повтори подвиг. Отдай одного, чтобы спасти многих.
— Это не повод для шуток, ты не находишь, — сжал кулаки Бёрн.
— А я не шучу! — тоже поднялся скимах, — Тоже мне, защитник обездоленных. Ты знаешь, сколько жизней положили некоторые твои послушнички на пути к тебе под крыло?
— Они защищали свою жизнь.
— Или мстили!
Мужчины стояли друг против друга, тяжело дыша и яростно глядя друг другу в глаза. Наконец Бёрн опустил взгляд.
— Аскольд, одумайся. С кем ты воюешь? Посмотри, кто на твоей стороне. Эти выжлецы, эта банда дорвавшихся до власти и безнаказанности ничтожеств.
— На этом закончим, — оборвал его скимах, — Бывший верховный маг северных воинов, именем Нового бога требую у вас выдачи ведьмачки по имени Лишка из деревни Осинец. Кроме того повелеваю всем, нашедшим пристанище в вашем скиту сдаться и проследовать за мной для справедливого суда.
— Ничего не выйдет. Девочки здесь нет.
— Твое вранье бесполезно. Я точно знаю, что она тут.
— Она была тут. Еще в начале нашего разговора была. Теперь она уже далеко.
— Как?!
— Меня предупреждали, что вы явитесь за ней, и чтобы я был готов. Что удивлен? Кое-что еще могу.
— Идиот! — закричал на него скимах, — Ты же был мне как брат! Зачем? Ты не оставил мне выбора.
— Так говорят многие подлецы… — ответил, отворачиваясь к окну Бёрн.
В синем сумраке зарождающегося утра он увидел две цепочки выжлецов, расставленных вокруг скита. Знак кольца, выбитый на ладони скимаха запульсировал и начал светиться приглушенным синим светом.
…
…Страшен был безумный Намир-проклятый братом. С той ночи, когда прозвучало Пророчество, не было покоя первому богу, яростным вихрем носился он над Землей, круша храмы Аримана, стирая саму память о нем, убивая всех, кого тот коснулся в своем последнем усилии. Много ли нас пережило те дни? Кто знает… Страшные картины рисуются моему взору и я содрогаюсь и плачу по братьям своим. Но страшнее всех разрушений то, что творилось в душе Намира. Крики и скрежет зубовный — вот, что стало его уделом. И собственные сыновья отринули отца. В ужасе искали они убежище, но нигде не могли быть спокойны, ибо знали о пророчестве, и видели, что отец задумал их лишить жизни. Ярла же оплакивала Аримана, но скованная волей Намира, не смела помешать дяде ни в чем. Меж тем время шло, мирозданье сотрясалось от ярости одинокого бога. Страх порождал ненависть, ненависть отражалась страхом. Неисчислимые беды обрушились и на людей — творение Аримана. Строгий закон был дан им богом. И был он так тяжел, что слабые люди не могли его нести на своих хрупких плечах. Но не было снисхождения в душе Намира, и радовался он возможности карать отступников. В припадке безумия затопил Намир землю. И воды потопа смыли живое, и разделили историю на до и после, и только немногим удалось спастись. И возопили люди оплакивая свою жизнь, и смеялся Намир, сидя на троне своем. И говорил, что получили они по делам своим. В тот же день призвал он к себе Ярлу и велел ей найти сродных братьев и передать старшему Парсу приглашение на пир. «Пусть принесет мне страшную клятву на крови, что не поднимет на меня меч, и я приму его в дом к себе. Тяжело мне жить в разлуке с сыновьями, и стар я становлюсь, и нужна мне поддержка». Поклонилась тогда Ярла и впервые за долгое время посветлело в ее сердце — тронула его надежда теплым лучом. На своей колеснице, запряженной лебедями, поспешила богиня на поиски братьев-богов. Ей найти их было проще, ибо не от нее скрывали дети Намира свое убежище. Ярла облетела Ирий и тонкий мир, что отделяет его от зримого царства. Затем облетела Ярла и мир вещей, не пропуская ни небо, не землю, ни воды. Наконец, спустилась в мрачное царство теней, что стоит от Ирия дальше всех, чтобы горестные вздохи не тревожили покой богов. Именно там, на дальнем острове, посреди реки забвения, нашла она Парса с братьями. Молча выслушал Парс посланницу, потом повел ее в свои покои. Там указал ей на птицу-кукушку, что сидела на спинке его лежанки. «Отцы наши дали птицам возможность подниматься до самого Ирия, и услаждать слух богов пением, — сказал Парс. — Но не только голос есть у этих созданий, но и слух, на мое счастье. Поведай нам, что слышала ты в доме у отца моего!». И стала петь кукушка. И печальна была песня ее. Пела она об отце, задумавшем убить сына. Пела о готовой западне, об обмане и предательстве. Пела об обреченных младших богах и гибнущей земле. И зарыдала нежная Ярла, но Парс взял ее руку и отвел к братьям, а сам сел в лебединую колесницу и помчался навстречу судьбе. И задрожали все слои сущего, и свершилось пророчество, ибо после встречи из дома бога вышел не Намир, но сын его. И были его руки в крови. Так стал он верховным богом. Парс — вседержитель. Парс — великий. Парс — отцеубийца…
Глава 6
Лишка и Юрок-ай-Тойон сидели в низком деревянном срубе около выложенного прямо на полу очага. Сыроватые поленья горели неохотно, выпускали искры, трещали, дымили, и дым утекал в дыру на крыше. Старый маг, или как его называли на родине, шаман, не отрываясь, смотрел на пляшущее пламя, как будто старался в нем что-то разглядеть. А может и действительно видел там ответы на свои вопросы. Кто знает? Лишка никогда не могла разгадать, ни его мыслей, ни его поступков. С той ночи, когда они внезапно перенеслись из скита, Юрок почти ничего ей не рассказал, не объяснил. Они прыгнули из скита и оказались здесь, в этом далеком зимнем лесу. Время текло медленно. Юрок отдыхал, восстанавливался. В этом срубе, были им, а может кем другим знающим, заготовлены травы и грибы, дрова и зерно в глиняных, плотно закупоренных и залитых смолой горшках. Шаман все больше молчал, а когда и начинал рассказывать, то никогда не говорил про покинутый скит, а развлекал девочку сказками про ворона, носящего Хозяйку Ночь на своих крыльях, про хитрого песца, который украл месяц, да обжег себе хвост, про диковинных зверей — моржей, с клыками и рыбьим телом и все в таком духе. На любые вопросы отвечал усмешками, да басенками. Только часто ловила на себе девочка его внимательный изучающий взгляд.
Время тянулось, утро сменял вечер, и за ночью снова наступал рассвет. Лишка привыкла жить в лесу. Охотилась, изучала окрестности, тренировалась, училась. Несколько раз уходил Юрок один ночью в лес. Лишку с собой не звал и особо ничего не рассказывал, но однажды утром в землянку не вернулся. Как назло день выдался ненастный. Погода менялась. Уже к обеду подул холодный ветер, небо затянули черные тучи, а к вечеру разыгралась такая пурга, какой Лишка и не помнила. На следующее утро девочка уже всерьез заволновалась. Оно конечно, что шаман к зиме и снегу был привычен, да и в лесу чувствовал себя как дома, а все на сердце было не спокойно. Почему не предупредил, что надолго уходит? Почему еды не взял? В общем, как оно всегда и бывает, с большим опозданием стала Лишка шамана искать. Смешала порошок солнечного камня с черемуховым корнем — поставила в горшке на порог землянки — все какой-никакой маяк, дом отыскать поможет. Влезла в унты, надела меховую доху, взяла веревку, посох, меч короткий, да и пошла в лес, стараясь засечь шаманов след. Не на земле след, понятно, какой там след, когда метель кружит — руку протяни, ладони не видно. Пыталась остаток колдовства почуять. А что Юрок волшбу творить ходит, девочка почти не сомневалась. Наконец, когда Лишка уже почти отчаялась и думала малодушно домой поворачивать, последний раз стала она концентрироваться в глубоком поиске, закрыла глаза, и тут огонь справа загорелся. Пошли синеватые сполохи, потянуло непривычным колдовством. Лишка вскрикнула обрадованно, обдернула доху и поспешила в указанную сторону, громко окликая Юрока.
Идти было тяжело. Метель еще усилилась, и даже здесь — в густом лесу мело нещадно. Мелкий колючий снег кидало в лицо, задувало в капюшон, ноги по колено проваливались в сугробы. Вьюга металась и выла между стволами. Черные, облепленные снегом еловые лапы выплывали из бушующего молочного моря пурги, хлестали по капюшону и отпускали, осыпав все тем же колючим снегом. Внезапно густая еловая поросль расступилась. «Поляна, что ли — подумала Лишка, — или берег ручья». Она стала аккуратно ощупывать посохом землю, пролагая себе дорогу — не хотелось сослепу влететь в ледяную воду. Девочка напрягла слух, пытаясь сквозь стон пурги уловить журчание. Внезапно ледяной комок страха поднялся откуда-то снизу и мягко ударил в сердце. Еще не отдавая себе отчета в происходящем, Лишка рухнула на колени и вжалась в снег. Огромная черная тень пролетела над тем местом, где только что стояла девочка. Тварь мягко приземлилась чуть левее девочки, взвыла и пошла кругом. Отвратительная вонь заполнила пространство. Лишка вскочила на ноги и, обнажив меч, стала поворачиваться, пытаясь встать лицом к опасности. Снег залеплял глаза, лишал возможности увидеть противника, ноги вязли в глубоких сугробах. Сердце девочки бешено стучало, мускулы напряглись, все чувства обострились. Тварь была совсем рядом. Она кралась по спирали, медленно приближаясь к жертве. Лишка судорожно вслушивалась в легкий шорох лап по снегу. Девочка прыгнула вправо и покатилась сквозь сугробы, увеличивая расстояние и пытаясь уйти обратно под ели, где противнику будет сложнее атаковать, и снег не будет так слепить, как на открытом пространстве. Злобный рык оповестил, что ее маневр разгадан. Тень прыгнула следом. Прямо перед лицом мелькнула огромная жуткая рука, поросшая редкими черными волосами. Она рассекла воздух совсем рядом. Лишка рубанула мечем, чуть ниже и дальше той точки, где в снежном месиве скрылся враг. Меч со свистом рассек пустоту, и тут же девочку хлестнуло огнем по ногам. Вторая лапа вспорола кожу унт и оставила глубокие раны чуть ниже колен. Хлынула кровь. Дикий радостный, захлебывающийся от предвкушения и азарта вопль потряс лес. Лишка еще раз крутанулась и прыгнула назад, перекатилась через голову и застыла под спасительной еловой веткой, спиной к массивному стволу. Чудище, шумно втягивая воздух, наполненный теперь запахом крови, приближалось. Лишка уже видела смутный черный абрис. Монстр откачнулся назад, напрягая задние лапы