руки, пытаясь утихомирить. Посмотрела на ветки вокруг себя и, накручивая на палец прядь волос, задумалась о еде. Цветы на дереве опали неделю назад, яблоки только-только завязались. Она подтянула к себе и зажала в ладонях веточку с кистью маленьких яблок. Мамины подруги хвалили ее, говорили, что у нее «свой» подход к растениям, и сейчас она покраснела, вспомнив их слова. Девочка пристально смотрела на яблочки, которые еще не пошли в рост. Гордыня — грех, — пожурила она себя. Но в животе снова булькнуло, и она опять сосредоточила взгляд на веточке, чувствуя, как ее желание струится через руки и вливается в дерево. На ее глазах самая большая завязь задрожала и начала надуваться, как пузырь, растягивая кожицу, и из светло-зеленой превратилась в коричневато-красную. Набухая и потрескивая, яблоко стало расти и выросло с кулак девочки, потом с два кулака, а потом вдруг предательски сорвалось с ветки и шлепнулось на землю, брызнув во все стороны сочной мякотью.
Удары топора стихли.
— Ма’си! — вдруг услышала девочка голос отца.
Девочка выпятила нижнюю губу — застукали.
— Ма’си Дейн, слезай сейчас же, — сказал отец, подходя к дереву. Мерси, обиженно надулась, и тут сквозь листву она увидела внизу загорелое лицо отца. Мерси забеспокоилась: вдруг он сердится? Но он улыбался, и вокруг глаз лучиками собрались морщинки. Мерси тоже улыбнулась ему. Он поманил ее рукой, и Мерси, схватившись за ветку двумя руками, скользнула вниз, умудрившись не запутаться в ворохе юбок, и приземлилась недалеко от остатков упавшего яблока.
— Надо лущить горох, а ты весь день прохлаждаешься на дереве, — сказал он, скрестив руки и качая головой. Мерси молча опустила голову и спрятала руки под передник. — А если я начну бездельничать, и у нас не будет дров, чтобы готовить еду? Что тогда?
Она пожала плечами и стала возить босой ногой по песку.
— Ма’си! — повторил он.
— Прости, папа, я больше не буду, — прошептала она.
— Ну ладно, — сказал он, кладя тяжелую руку ей на плечо. — Ловлю на слове.
Отец кивнул на плетеную тростниковую корзину, которую Мерси бросила под деревом несколько часов назад, а сам выдернул топор из полена и стал снова рубить дрова. Сейчас же послышалось: вжих, хрясь, бум. Мерси шмыгнула за дерево, схватила корзину и поспешила в огород позади дома.
День выдался теплым, и в платье было нестерпимо тяжело и жарко. Она срывала один за другим стручки и бросала их в корзину, стоящую на земле, напевая себе под нос простенькую мелодию. Дойдя до конца грядки, она наткнулась на пестрый, грязноватого цвета хвост, лежавший в пыли. Принадлежал он маленькой собаке, которая дремала на спине в тени гороховых кустов.
— Привет, Пес!
Мерси опустилась на колени, чтобы приласкать собаку, и та в ответ широко зевнула и потянулась всеми лапами, как кошка. Хорошо бы поменяться с ним местами, — подумала Мерси, — я бы спала без платья в тени, а он лущил бы горох с мамой на жаркой кухне.
— Мерси-и-и! — прокричал из дома женский голос.
— Она в саду, Ливви, — ответил отец, на секунду отвлекшись от дров.
Мерси вскочила на ноги, вытерла нос рукавом и потащила свою объемистую корзину к задней двери дома.
Протиснувшись через прихожую, она взгромоздила корзину на длинный стол в центре комнаты. В очаге с утра горел огонь — готовили еду, — и здесь было намного жарче, чем на улице. Хотя три окна были открыты настежь, через их маленькие проемы проникало очень мало воздуха. Мерси заморгала от дыма, забралась на стул около доски на табуретах, заменявшей стол, и начала чистить горох.
— Вот ты где! — сердито произнес женский голос у двери, и в комнату вошла ее мама, вытирая руки о передник.
Ее всегда теплое, открытое лицо в последнее время осунулось, но Мерси не знала почему. Губы, обычно такие улыбчивые, теперь были крепко сжаты, готовые огрызнуться. Поэтому Мерси привыкла где-нибудь прятаться — на дереве, за шкафом или в полях Джеймса с Псом.
— Я чищу горох, мама! — быстро сказала маленькая девочка, открывая ногтем стручок и вынимая оттуда горошинки.
— Хорошо.
Мама вздохнула и подошла к очагу, где в нише, похожей на улей, выпекалась буханка хлеба. Некоторое время они работали в тишине, прерываемой лишь ударами топора Натаниэля Дейна, коловшего дрова. Потом лениво вошел Пес и устроился под столом мохнатой грудой.
Вскоре входная дверь распахнулась, и в комнату вплыла дородная женщина.
— Доброго дня тебе, Ливви Дейн! — прогудела она.
Поверх вязаного чепца на ней была еще широкополая соломенная шляпа. Женщина подплыла к столу и поставила на него, рядом с корзиной гороха, тряпичный узелок. Деливеренс отошла от очага и улыбнулась женщине.
— И тебе, Сара.
Мерси почувствовала, как мамин палец впился ей между лопаток.
— Добрый день, тетушка Бартлетт, — пропищала девочка. Хотя она знала, что Сара — добрая женщина, ей всегда было неловко в ее присутствии. Рядом с ее необъятным телом Мерси ощущала себя очень маленькой. Сара улыбнулась и ласково потрепала ее по руке.
— Может быть, сидра? — спросила Деливеренс, доставая глиняную кружку. Женщина в это время пыталась уместить свое тело на узкой скамье около рабочего стола. — Сегодня ужасно жарко.
Сара отмахнулась.
— Мне жара не помеха, — сказала она, вынимая шпильки из шляпы. — Но все равно спасибо.
— Кстати, как твой теленок? — спросила Деливеренс. — Принесла его мочу?
— А-а, — сказала Сара, засовывая руку в котомку, привязанную к поясу. — Принесла. Не берет вымя, упрямый паршивец. Мой благоверный боится, что он у нас сдохнет. Но он вроде сильный.
Она вытащила маленькую закупоренную бутылочку с желтой жидкостью и поставила ее на стол. Деливеренс взяла ее и стала смотреть на просвет, поймав солнечный луч, проникавший в одно из окон. Она поворачивала ее налево и направо, нахмурив брови. Бутылочка поблескивала на солнце.
— Посмотри-ка, Марси, — сказала Сара, пока Деливеренс стояла у окна. — Как ты думаешь, что я принесла твоей маме?
Девочка пожала плечами. Сара развязала кулек и приоткрыла его, чтобы Мерси могла заглянуть внутрь.
— Голубика! — воскликнула Мерси, захлопав в ладоши, и заерзала на стуле.
Во время прогулок с Псом она иногда находила кусты голубики, но вся ягода была уже склевана воронами. Сейчас Мерси пожалела о своей подозрительности и решила, что Сара Бартлетт — самая лучшая женщина в городе, хотя и не самая маленькая.
Деливеренс поставила пузырек с телячьей мочой на стол и улыбнулась дочери.
— Ах, Сара. Она обожает голубику. Спасибо тебе большое. А теперь с теленком. Надо попробовать другое снадобье.
С нижней полки шкафа она достала большую тяжелую книгу и раскрыла ее перед собой на столе. Опершись на одну руку, тонкую и нежную, она пролистывала фолиант, пробегая по страницам пальцем сверху донизу и читая про себя.
— Ее мой сын собрал, — говорила в это время Сара. — Привет от него тебе и Натаниэлю.
В комнате наступила тишина, пока Деливеренс рылась в книге. Мерси стучала пятками по ножкам стула и чистила стручки. Сара оглядывалась в поисках предмета для разговора.
— Скверно все с этим Петфордом, — наконец выпалила она. Мерси увидела, как напряглась мамина спина, а когда Деливеренс повернулась к столу, ее голубые глаза потемнели, как будто на них набежала туча. — Достопочтенный Бартлетт на дух не выносит этих присяжных, — продолжала Сара. — А эта Мэри Оливер! — Она фыркнула так, как будто от любой Мэри Оливер мира можно было ожидать всякого. — А уж Питер Петфорд точно не в себе.
Сара погрозила пальцем в знак того, что она говорит всерьез.
Деливеренс стояла, скрестив руки.
— Он потерял единственную дочь, — сказала она тихо. — Неисповедимы пути Господни.
Она опустила несколько металлических булавок в пузырек, снова заткнула его и бросила в огонь очага. Потом стала перебирать пучки высушенных трав, висящие под потолком, выбрала нужную и тоже кинула в огонь. Он с треском вспыхнул, испустив дым и наполнив комнату резким кислым запахом, похожим на запах гнилого бревна. В это время Деливеренс пробормотала себе под нос несколько слов. У Мерси горели глаза — она всегда испытывала восторг и волнение, когда видела маму за работой. Ей не терпелось узнать, какую траву выбрала мама, но надо было дождаться ухода достопочтенной Бартлетт.
— Марси, ты ведь знала бедную Марту Петфорд? — спросила Сара.
Деливеренс качнула головой, кинув на нее предостерегающий взгляд, и та осеклась.
— Ах, — затараторила она, — это лекарство так отвратительно пахнет, Ливви. Зато уж точно поможет, правда?
Она вяло засмеялась.
Деливеренс натянуто улыбнулась и завернула пучок травы в тряпицу, в которой Сара принесла голубику.
— Разотри это с сырым яйцом и водой и нагрей на огне, чтобы получился густой кисель. Намажь им вымя — теленок точно возьмет.
На лице у Сары отобразилось облегчение, когда она взяла у Деливеренс кулек и засунула его в котомку.
— Я знала, что ты что-нибудь придумаешь! Я так мужу и сказала, что Ливви Дейн лучше всех знахарок округа знает, как делать снадобья.
Она неловко рассмеялась, но тут же смолкла, увидев, что Деливеренс встревожена.
Сара взяла свою шляпу и направилась к двери.
— Ну все же это знают. — Она помолчала и осторожно положила руку на плечо Деливеренс. — Послушай, Ливви, не переживай так. Никто не поверит, что ты навредила бы ребенку. Все эти сплетни скоро улягутся.
Сара легонько сжала ей плечо своими большими добрыми пальцами, кивнула Мерси и удалилась.
Сразу после ее ухода в дверях появился Натаниэль Дейн в мокрой от пота льняной рубашке, с грязными руками, к которым прилипли щепочки. Он нес большую охапку дров и, обойдя стол, положил их около очага. Мерси заволновалась: он сейчас скажет маме, что дочка увиливала от работы. Мамино тревожное лицо и напряженные руки не сулили ничего хорошего непослушной девочке. Она нарочито усердно очистила еще несколько стручков.