Я проснулся. К моему ужасу и наслаждению, я обнаружил, что вытянутая рука Петера спустилась к моему паху и накрыла то, что между ног. Я во сне терся о него. Золотое наслаждение затопило мое тело.
Увы, демоны, которыми мы одержимы, знают наши слабости и лишь выжидают своего времени. Мои сны отравили меня: я знал, что должен остановиться, но не мог. Я не знаю, то ли Петер был одержим тем же демоном, то ли он так глубоко погрузился в сон и не отдавал себе отчета в том, что делает, но он отвечал мне с охотой, даже со рвением. Я принялся целовать все его тело, я запустил пальцы в его золотые волосы и прижал его лицо к моей груди, я мял его мягкую кожу, пока он не застонал. Он перекатил меня на бок и прижался ко мне, принялся целовать меня в затылок. Мы пришлись друг к другу, как ложки в столовом ящике. Все мое тело дрожало от желания, а горячая кровь текла по жилам, словно расплавленное золото.
С грохотом распахнулась дверь на чердак. Золото в моих жилах превратилось в свинец. На лестнице снаружи стоял Конрад Шмидт с фонарем в руке, на его лице застыло выражение изумления. Не знаю уж, что он предполагал увидеть, но уж точно не своего голого сына, сплетшегося с его учеником в самом омерзительном из всех воображаемых грехов.
Недоумение обратилось в ярость. Он вошел в комнату, прикоснулся к тому месту на поясе, где обычно был нож. Пробежать мимо него к двери по узкому и тесному чердаку было невозможно.
Я бросил последний тоскующий взгляд на Петера, который скорчился голышом на кровати и кричал, что это не он, он не виноват. Потом я выпрыгнул из окна.
XIII
Нью-Йорк
Пять или десять секунд Ник не помнил случившегося. Он лежал между жестких гостиничных простыней, чувствуя тепло и не понимая, где он. Дождь кончился, сквозь белые занавеси в комнату проникал солнечный свет.
А потом он вспомнил, и одновременно к нему пришло осознание того, что мир уже никогда не будет прежним. Ник перевернулся на живот и зарылся лицом в подушку, словно так мог смирить мысли, переполнявшие его. Потом зарыдал и принялся биться под простыней, как тонущий в море. Перед его мысленным взором мелькали картинки пережитого: Джиллиан, Брет, киллер, преследующий его по бесконечной лестнице. Он чувствовал себя сломленным.
В его скорбь ворвался звонок сотового. Он застонал и решил не отвечать. Ему хотелось, чтобы звонок смолк. Но тот продолжался.
Он протянул руку и пошарил по прикроватной тумбочке.
— Ник?
Женский голос. Британский акцент. Узнал он его или нет?
— Это Эмили Сазерленд. — Она подождала. — Из музея «Клойстерс».
— Да-да. — Какая-то часть Ника все еще могла функционировать. — Слушайте, на самом деле…
— Я тут провела небольшое расследование — я говорю о карте, что вы принесли. Это… довольно любопытно.
— Хорошо.
— Могли бы мы встретиться и поговорить об этом?
— А сейчас вы не можете сказать?
Она помедлила.
— Я… лучше будет сделать это лично. Тут возникают кое-какие интересные вопросы. Мне нужно сегодня в Метрополитен-музей. Не могли бы вы встретиться со мной там на одном из балконов на крыше?
— Конечно.
Что угодно — лишь бы закончить поскорее этот разговор.
— Я буду там в четыре.
Он пробормотал «до свидания» и отключился. Но еще не успел положить трубку, когда та зазвонила снова. Он поднес телефон к уху.
— Да?
— Ну как вы утром? — Это был Ройс. Голос из его ночного кошмара. Он продолжил, не дожидаясь ответа: — Нам нужно, чтобы вы явились в участок и объяснили нам события вчерашнего вечера.
На Ника накатила еще одна волна усталости.
— А который теперь час?
— Двадцать минут десятого. Приходите как можно скорее.
Полицейский участок на Десятой улице представлял собой приземистое сооружение, которое когда-то, видимо, было модерновым. По бокам от него расположились две башни. Ника ждали. Полицейский в форме провел его через вестибюль, потом по лабиринту выкрашенных бежевой краской коридоров куда-то в глубины здания. Окна в комнате, где он оказался, отсутствовали, только на одной из стен — широкое зеркало в обитой линолеумом раме. Ник посмотрел в зеркало на свое отражение и сморщился. На нем была вчерашняя одежда. Брызги той лужи, в которую он угодил на крыше, оставили масляные пятна на рубашке. На щеках чернела щетина. Под глазами — мешки, волосы растрепаны, несмотря на все его старания и гостиничный шампунь. Сердце у него упало, когда он увидел направленную на него видеокамеру на треноге.
Ройс заставил его прождать четверть часа. В тот момент, когда он вошел в комнату, Ник совсем упал духом. Ройс был вампиром, питавшимся энергией других людей. Он рухнул в кресло по другую сторону стола от Ника и подался вперед, опершись на свои острые локти.
— Спасибо, что пришли. Я знаю, вам сейчас нелегко.
Он отодвинулся вместе с креслом и, откинувшись к спинке, закинул ногу на ногу. Постучал пальцами по ребру подошвы, пока техник возился с камерой.
— Порядок. — Под объективом замигал красный огонек. — Начали. Назовите ваше имя и занятия под запись.
— Ник Эш. Я занимаюсь цифровыми криминалистическими реконструкциями.
Ройс, как и большинство других в таких ситуациях, с недоумением посмотрел на Ника.
— И что же это такое?
— Это попытка восстановить документы, которые были разорваны или измельчены до неузнаваемости. Я разрабатываю системы, которые сканируют отдельные части, а потом на основе алгоритмов восстанавливают их цифровым способом. Идея состоит в том, что их можно использовать как улики.
— И вы выполняете эту работу для полиции?
— Для федерального правительства — ФБР и других агентств. — Это всегда помогало, когда он хотел произвести на кого-то впечатление. Что касается Ройса, то для него это было всего лишь информацией.
— У вас есть допуск к секретным документам?
Ник покачал головой.
— Это исследовательская программа. Технология еще не получила одобрения.
Ройс потерял интерес к этой теме.
— Давайте перейдем к событиям вчерашнего вечера. Прежде всего, пожалуйста, расскажите о ваших отношениях с убитым.
Ник рассказал все, что знал, начиная со времени их переезда в эту квартиру. Потом сообщил о послании от Джиллиан, о паническом звонке от Брета, о его, Ника, решении проверить по веб-камере, что происходит в квартире, и об увиденном там. Сердцебиение у него усилилось, когда он рассказывал про преследование на лестнице, о жутких минутах на крыше, когда он уже прощался с жизнью.
Ройс слушал все это, сложившись в своем кресле, как летучая мышь. В отличие от предыдущего вечера никто рассказа Ника не прерывал. Но Ника это молчание беспокоило больше, чем вчерашняя суета. В комнату не проникало посторонних шумов, он слышал только собственный голос и жужжание видеокамеры.
Он закончил и поднял взгляд на Ройса, который, казалось, разглядывал какое-то пятнышко на углу стола.
— Ну и история.
Это что еще значит?
— Как бы вы сказали, вы с убитым были близки?
— Мы с ним… были… очень разными. Но мы ладили.
— Лаборатория посмотрела компьютер, который мы изъяли из вашей квартиры. Ничего особо не смогли найти, потому что половина вашего жесткого диска явно зашифрована.
— Я же вам сказал — я работаю по контракту с ФБР.
— А вот компьютер вашего друга, — продолжил Ройс, — тот воистину открыл нам глаза. Вас удивит, если я скажу, что у него там, на компьютере, много непристойных изображений — очень много.
Ник чувствовал себя слишком усталым, чтобы притворяться.
— Брет любил смотреть порнуху. Он не первый, кто этим занимался, и в этом нет ничего противозаконного.
— Он вам показывал свои сокровища?
С Ройсом трудно было иметь дело. То он становился надменным — самодовольный идиот с полицейским значком, то корчил из себя прямо отца родного.
— У меня была подружка.
На Ройса это не произвело впечатления.
— Вы видели, что он смотрит?
— Старался не обращать внимания.
Ройс подался ближе к Нику.
— А почему? Такая там была дрянь?
— Нет. Просто…
— Брет когда-нибудь говорил об этом?
Да он рта не закрывал.
— Иногда.
— Вы никогда не слышали, чтобы он говорил о несовершеннолетних девочках?
Этот вопрос застал Ника врасплох. Он приложил все усилия, чтобы потрясение отразилось на его лице, а мысли его тем временем метались. Простых черных или белых ответов на вопросы, касающиеся Брета, не было, только с грязноватыми оттенками серого. Но даже у него были рамки, за которые он не выходил.
— Брет никогда бы не стал делать ничего противозаконного.
— Вы сами признали, что он баловался наркотиками. Если бы он был жив, мы могли бы привлечь его за хранение с намерением продажи — столько травки было найдено в вашей квартире.
— Что вы…
Ройс отъехал назад вместе со своим креслом, чуть не сбив при этом камеру. Он, широко раздвинув руки, оперся о стол. Полы его пиджака разошлись сзади, как крылья.
— Смерть Брета не была несчастным случаем. Кто-то привязал его к этому стулу и убил, потому что его хотели убить. На данном этапе расследования нам и не нужно что-то искать — этого вполне достаточно для определения мотива.
Ник ничего не сказал. Ройс пытался прищучить его, запугать, заставить признаться.
— Я думаю, вы не правы, — проговорил он наконец. — Я вам сказал, что случилось. Убийца, вероятно, проник в квартиру и связал Брета. Потом они заставили его позвонить мне и вызвать меня домой. А убил он Брета, только когда понял, что я видел его по веб-камере.
— И часто вы этим занимались? Часто шпионили за Бретом?
Это было похоже на разговор с десятилетним ребенком. Они слышали, что ты говоришь, но вкладывали в это совершенно противоположный смысл.
— Я никогда не шпионил за Бретом. Он просил позвонить ему, и я связался с ним через «Базз».
— Что-что? — В голосе Ройса послышалась недоуменная нотка, хотя, судя по его выражению, он точно знал, что собирается ск