Это было уже нечто новенькое! Продавец недоуменно заморгал.
Первый взломщик обвел помещение взглядом. Его лицо могло бы быть привлекательным, но едва ли не все плакатно-правильные черты излучали сейчас агрессивность, а потому вряд ли кому-либо захотелось бы им любоваться. Парень увидел высунувшуюся из-за прилавка макушку старого продавца, оскалился, демонстрируя крупные, ровные, чуть желтоватые зубы и быстро шагнул к нему.
— Вылезай, папаша, — поцедил он сквозь зубы, — есть разговор.
Макушка зашевелилась, поползла вверх, и из-за прилавка появились морщинистый крутой лоб, пегие черно-седые брови и слезящиеся от страха глаза.
— Да? Слушаю, — неуверенно продребезжал голос продавца.
— Слышь, охотник, — ткнул пальцем в появившуюся грудь бритый качок, — нам нужны ружья. Раз власти на нас забили, мы наведем порядок сами, понял? Так что пошевеливайся, у нас мало времени! Эти сраные зомби плодятся, как кролики!
Он посмотрел на продавца сверху вниз.
У каждого человека может настать его собственный звездный час — но у вожаков и вождей он обычно совпадает с беспорядками. Сейчас этот безымянный парень чувствовал, как и полковник Хорт, что его час настал, и не собирался его упустить.
— Ружья… какие ружья? — замотал головой продавец. Почему-то как раз в этот момент у него разыгралась изжога, и лицо его жалко скривилось.
— Ты, старый …! Что ты тут рожи корчишь? — вспылил бритый.
Продавец втянул голову в плечи, окончательно утратив способность говорить.
Ворвавшиеся в магазин парни казались ему великанами.
Ворвавшиеся в магазин парни казались ему бандитами.
Ворвавшиеся в магазин парни казались ему чем-то еще худшим, чем констрикторы.
Мог ли он дать им ружья при таком условии? Разумеется, нет! Но мог ли он не дать?.. И изжога от страха становилась все злобнее…
— Последний раз спрашиваю по-хорошему, — гаркнул бритый, и двое его подчиненных подхватили ошарашенного продавца под руки. — Где ружья?
Продавец жалобно замычал, устремляя свой взгляд на лосиную морду. Стеклянные глаза охотничьего трофея смотрели равнодушно и тупо.
«Сейчас что-то случится…» — подумал продавец и втянул голову в плечи.
В то же самое время другой член той же компании по кличке Цицерон демонстрировал свое ораторское искусство, стоя на поваленной телефонной будке. Говорил он с жаром и вдохновенно — никогда у него еще не было столь обширной и, главное, внимательно слушающей аудитории. Не почти одинаковые лица из числа давно известных и изначально согласных с его словами, с идеологией этой неформальной группы, а люди разных возрастов, убеждений, разноуровневые, изначально не похожие друг на друга, но превращенные в единое существо по имени «толпа» растерянностью и страхом.
— Кто с нами? — вещал он, время от времени рефлекторно взмахивая рукой. — Все, кто не хочет сидеть сложа руки и бросить своих близких на произвол судьбы, идите с нами! Если государство не может защитить нас от этих монстров, мы сделаем это сами! Я знаю: среди вас есть настоящие мужчины, не падающие в обморок при виде крови. Эти констрикторы, эти зомби убивают нас, так кто может запретить нам ответить тем же? Братья, мы должны спасти город!
— Ну-ка, послушаем, — шепнул Рудольф Альбине, осторожно присоединяясь к собравшейся толпе. — Кажется, это любопытно…
— А что? — повернулся в их сторону какой-то незнакомец, верзила с всклокоченной шевелюрой. — Человек дело говорит… Бить этих зомбей надо… неча с ними церемониться!
— Кошмар-то какой, господи, — подтвердила простоватая женщина в платке. Ее внешность была типична для жертв чрезмерной домашней и прочей работы — не старая, но выглядящая старой из-за подаренных усталостью и неустроенностью морщин. — Что творится… Защитить-то нас некому… так оно и есть…
— И то верно…
— Что ж, может быть, — хмыкнул себе под нос Рудольф.
Он и сам еще толком не знал, что ему не понравилось в этом агитаторе, — бесспорно, защищаться было необходимо, причем срочно, но все же что-то в глубине души настораживало, заставляло слушать в яркие и сильные слова предвзято.
«Наверное, я действительно оброс мхом, — одернул сам себя Рудольф. — Разумнее всего — подойти к этому парню и поговорить с ним всерьез. Такие, как он, молодые и храбрые, очень пригодятся в работе… Хотя я, кажется, догадываюсь, что именно мне не по душе: уж слишком легко бросается этот дружок словами об убийстве, о крови, о мести… Нет, решительно мне надо самому поговорить с людьми. Вот только доберусь до… Да ну его к черту!» — И расталкивая локтями стоящих вокруг людей, он неожиданно для себя самого направился к центру толпы.
— Мы не должны больше терпеть вокруг себя эту заразу, — слова и интонации оратора становились все злее. — Или мы их, или они нас!
— Верно! — закричал кто-то едва ли не на ухо Рудольфу. — Бить их надо, тварей, бить!
— Бей зомби! — задрожал воздух.
Кричали почти все. Даже облезлые кариатиды под балконом ближайшего дома, казалось, присоединились к общему крику.
— Бей констрикторов!
— Даешь оружие!
Эльвира едва поспевала в толпе за Рудольфом. Видимо, от предчувствия чего-то нехорошего или не менее потрясающего, чем сама эпидемия, ее сердце учащенно билось.
— Люди! — прорвался вдруг крик совсем другой тональности; шел он с балкона, где стояла, перегнувшись через перила, щуплая женщина с худым продолговатым лицом. — Избегайте скоплений! В условиях эпидемии это опасно: среди вас могут быть вирусоносители. Вы можете заразиться! Расходитесь быстрее по домам! Не рискуйте своим здоровьем, вы слышите? Это опасно!
Кричала она неумело, словно стесняясь высказать свое мнение в полный голос, — ей явно не хватало опыта подобных выступлений.
— Так кого же мы ждем?! Где полиция? Где наши городские власти? — заглушил ее, снова и снова повторяя на разный лад все тот же призыв, бритый. — Они кинули нас, господа, элементарно кинули! Неужели и это западло мы должны спокойно скушать?! Или, может, среди вас все же есть настоящие мужчины?
— Бей констрикторов!
— Расходитесь по домам, в толпе опасно!
От мощности общего ора барабанные перепонки у людей готовы были лопнуть.
— Бей!
— Это о-пас-но!!! — стенала на балконе женщина. — Говорю вам как врач…
— Где врачи, наконец?! Они тоже бросили нас на произвол судьбы! Только мы сами можем защитить себя, но для этого нужно оружие…
— Бей зомби!
— Как же быть? — тихо прошептал какой-то женский голос, и Рудольфу показалось, что он на миг заглушил шум все более возбуждающейся толпы. — Это ведь люди… Тоже люди, только больные.
Он обернулся и увидел глаза, полные странной, глубокой тоски, не страха, даже не боли… Они блуждали, переводя взгляд с одного искаженного яростью лица на другое, задержались, встретившись с Рудольфом, и словно исчезли, растворились, скрылись за чужими голосами и спинами, как скрылся и сам шепот.
— Сидеть сложа руки — преступление!
— Бей, бей, бей!!!
Несколько последних спин расступились, пропуская Рудольфа к опрокинутой телефонной будке. Он шагнул вперед и встал возле бритого, который сделал удивленное лицо.
— Господа! — поставленным и натренированным голосом звучно начал Рудольф. — Этот молодой человек спрашивает, чем сейчас занимаются городские власти. Я как их представитель…
Поднявшиеся в ответ на его заявление свист и шум заглушили последние слова.
Эльвира тихо ахнула и зажала рот руками.
Она никогда не принадлежала даже к низшим из власть имущих и потому прекрасно понимала, чего может захотеть в таком случае большинство. Ведь и она порой чувствовала желание кого-то побить…
Существует множество определений слова «толпа». Его дают и филологи, и психологи, и социологи, и криминологи — кто только ни приложил руку к этому делу. Одно из наиболее приемлемых определений звучит так: ТОЛПА — масса людей, характеризующаяся: 1) отсутствием организованности, 2) наличием неудовлетворенных потребностей, 3) низким культурным уровнем его членов, 4) наличием вожака… Впрочем, последнее условие не обязательно — порой толпа возникает и без оного, чтобы в конце концов такового создать. И еще одно определение толпы, также данное ученым, но слишком далеким от сопричастных к обществоведению наук — изучавшим медицину, — дает представление о том, что «это за зверь». По его мнению, толпа — это некий живой организм, живущий своими инстинктами, отличающимися от инстинктов, а стало быть, и стремлений отдельных особей, в нее входящих. Хорошенький аналог коллективного разума получается… Но и в том, и в другом определении есть общее, и общим оказывается конечный вывод: толпой можно управлять, В первом случае — хотя бы став тем самым вожаком, что пообещает удовлетворить те самые неудовлетворенные потребности, во втором — приручив это странное многоголовое и в то же время глуповатое существо. (Да не умнее ли каждая клетка человеческого организма всего тела в целом? Как знать…)
Таких определений у полковника Хорта в небольшом блокноте набралось около восьмидесяти (компьютеру он не доверял и потому по старинке все важное записывал на бумаге одному ему известным шифром), и в каком бы обличье не предстало перед ним это коллективное существо, или сообщество, или… — да мало ли как его еще обзывали! — к встрече с ним он был готов уже давно. Повергающая иного в ужас, она вызывала у полковника довольную улыбку.
Толпа, ожидавшая его у входа, не была исключением. Даже наоборот — именно она являлась той его толпой, ради которой он, вопреки своей нелюбви к чтению, просиживал свободные часы в библиотеках. Это ее он должен был повести в скором времени, это она должна была стать его силой и залогом успеха.
Полковник Хорт остановился на верхней ступеньке широкой официальной лестницы, позволяя разноцветной журналистской стайке самой подняться ему навстречу.
Со стороны города дул довольно ощутимо свежий ветерок; если бы не короткая стрижка, полковник выглядел бы сейчас еще романтичнее, чем писали о нем газеты, — ему были бы очень к лицу летящие по ветру пряди волос.