«Она была моим первым психотерапевтом, – признается Патриция. – Первым человеком, с которым я поговорила про удочерение, про то, что чувствую себя другой. Она разрешила мне говорить о вещах, которые я больше ни с кем не могла обсуждать».
В конце концов Патриция приняла свою жизнь. Пусть ее родная мать отвернулась от нее после рождения, зато приемная мама всегда прикрывала ей спину. Всегда. «Она была одной из тех удивительных женщин, которых все обожают. У нее на все был готов ответ. В этом мире у тебя есть только одна мама… Та, которая отправляет тебя в школу и не ложится допоздна, чтобы тебя дождаться». Если тебе повезло.
Приемный отец Патриции, Говард – человек сентиментальный, он постоянно балует ее. Когда она вместе с друзьями из начальной школы уезжала в летний лагерь, отец был настолько расстроен, что даже отказался проводить ее до автобуса. В лагере девочка каждый день получает от него открытку, все они начинаются словами: «Дорогая, милая моя дочь Патриция». Каждый раз, когда родителям разрешают звонить в лагерь, именно ее подзывают к телефону первой. Отец всегда говорит ей: «Одно только слово, Куколка, и я тут же заберу тебя домой».
Патриция вспоминает об отце с нежностью. «Насколько мне повезло? Он боготворил землю, по которой я ходила. Я была его светом в окошке. Благодаря ему я знала, что моя жизнь прекрасна».
Лариса умерла от рака груди, когда Патриции едва исполнилось двадцать два года. После ухода матери остается пустота. Теперь Патриции приходится задуматься о том, как она будет жить дальше. «Моя мама оказывала влияние на всех, с кем она общалась… Она была больше самой жизни… Это был образец того, как надо проявлять заботу о людях, оставаясь при этом самой собой. Она заставляла всех смеяться».
В последние годы жизни Говард, который уже отошел от дел в своем бизнесе по продаже обуви, помогает Патриции открыть магазин конфет и подарочных корзин. Он становится управляющим вместе с ней. «Меня очень сильно любили… Это самое прекрасное в жизни».
Звуковой сигнал прерывает ее воспоминания, и она, извиняясь, принимается настраивать маленький медицинский монитор на прикроватном столике. «Хотите еще кофе?» Мы делаем паузу, чтобы восстановить силы, прежде чем снова вернуться к рассказу.
После смерти Ларисы проходит почти тридцать лет, когда Патриция видит по телевизору репортаж о разоблачении сети незаконного усыновления в приюте Танн. Ее отец, которому к тому времени уже за восемьдесят, спрашивает:
«Ты видела это?»
Она признается, что видела.
«Я хочу, чтобы ты знала, что мы с мамой никогда не платили за тебя никаких денег».
Она улыбается, передавая мне этот разговор: «Это было великой ложью». Как и большинство родителей, Лариса и Говард заплатили цену, значительно превышающую стоимость обычного усыновления в Теннесси. У них были деньги, и они отдали бы их все за свою драгоценную Куколку.
Тот памятный репортаж, а также целая серия других программ, посвященных империи Танн в начале 1990-х годов, заставили многих усыновленных искать свои биологические семьи. Но только не Патрицию. Ее не интересует общение с родной семьей – по крайней мере, так она себе говорит. Вместо этого она решает сосредоточиться на решении проблем в отношениях. После недавнего развода, с одним ребенком на руках и со вторым на подходе, она поддерживает дружбу с отцом своих детей и единственным мужем. Но затем вступает в длительные отношения с другим мужчиной. К несчастью, они заканчиваются огромным разочарованием и в конечном счете приводят ее к психотерапевту. «Есть еще одна вещь, с которой нам нужно разобраться…» – говорит психотерапевт.
В детстве Патриция охотно обсуждала свои чувства по поводу удочерения с бабушкой своей подруги, но она не хочет снова возвращаться к этой теме во время терапии. «Я избегала разговоров об удочерении, – вспоминает она. – В уголке моего сердца есть маленькое местечко… И мне не хотелось часто заглядывать за эту занавеску».
Но терапевт настаивает: «Вы должны уважать свою историю. Вы должны отыскать свои корни».
Вместо этого Патриция записывается на интенсивную программу выходного дня с другим психотерапевтом, полная решимости заодно покончить с романтическими отношениями. Группа незнакомых людей садится в круг, чтобы поделиться сокровенными проблемами. Пока другие участницы говорят, Патриция вдруг вспоминает слова Ларисы: «Если бы все складывали свои проблемы в одну шляпу, тебе бы захотелось иметь свою собственную». Именно так она себя и чувствовала. «Моя история была сущим пустяком по сравнению с тем, что нам всем довелось выслушать в группе».
Когда одна из участниц начала рассказывать о своей матери, Патриция расплакалась.
«Я будто сразу поняла, что все дело было в моем ощущении брошенности. Все было связано с моей матерью».
Руководитель группы говорит ей слова, которых она раньше никогда не слышала: «Когда тебя удочеряют, ты приходишь в этот мир с потерей».
Истратив кучу салфеток и пролив море слез, Патриция наконец все осознает. Эти выходные стали для нее настоящим прорывом. «Сам факт удочерения действительно влияет на человека, – внезапно понимает она. – Потеря матери – это слишком серьезное событие».
После смерти Говарда Патриция без особой надежды отправляет письмо в Департамент социальных служб штата Теннесси, запрашивая архивные данные о своем рождении. «Не торопитесь с ответом», – добавляет она, вовсе не уверенная в том, что хочет знать правду. Полученный ответ содержит в себе мало подсказок, а Интернет пока еще не доступен для публичных исследований. Она получает имя своей биологической матери, ее адрес в Нашвилле, а также название пекарни, где та работала.
Патриция выросла в Нью-Йорке и питает глубокое предубеждение против Юга. В какой-то степени оно вызвано страхом перед неизвестными страницами собственной истории жизни. Цепляясь за скудные факты, она находит имя матери – Анита. Имя, на удивление, приятное, и выдуманный за долгие годы образ варящей на заднем дворе самогон тетки весом в триста килограммов и без единого зуба во рту быстро тает.
Спустя некоторое время Патриция принимает решение. Она больше не будет разыскивать свою биологическую мать.
Это заявление принимается близкими друзьями Патриции без особой радости. Все разочарованы. Они годами представляли себе, что Патриция – это сестра Жаклин Кеннеди… ну, или, может быть, Натали Вуд.
Подруга, которая направляется по делам в Нашвилл, воскрешает эту тему. Она звонит Патриции и небрежно задает вопрос: «Напомни, как там было ее имя?»
Та отвечает на вопрос, но тут же добавляет: «Я не хочу искать ее».
Подруга все равно записывает информацию и, оказавшись в Нашвилле и представляясь Патрицией, обзванивает всех подходящих людей в телефонной книге. «Мою мать звали Анита, она работала в пекарне «Холсум», – говорит она. Наконец, после многочисленных попыток, она выходит на парня, чья мать работала в той же пекарне.
Патриция отчасти рада, отчасти раздражена, рассказывая мне о том, что произошло дальше: «Я разговариваю по телефону дома в Нью-Йорке, когда оператор прерывает мой разговор экстренным вызовом».
Звонит подруга и рассказывает о своем разговоре с каким-то человеком в Нашвилле.
«И это чрезвычайная ситуация? – возмущается Патриция. – Я не хочу ничего слышать!»
Тогда подруга заявляет, что мужчина, с которым она связалась по телефону, дал ей номер возможного родственника. Патриция нерешительно записывает номер – и убирает его подальше, все еще боясь того, что может узнать о своем прошлом. Будучи ребенком, от которого отказались сразу после рождения, она всегда чувствовала себя так, будто избежала столкновения с товарным поездом, мчащимся на огромной скорости.
Время идет.
Спустя примерно год та же самая подруга опять поднимает тему: «Ты хотя бы позвонила по тому номеру телефона?»
«Ты, черт побери, прекрасно знаешь, что нет».
«Я вешаю трубку. А ты сейчас же звонишь».
И она звонит. Ни с того ни с сего.
На том конце провода ей отвечает женщина, в голосе которой слышится ярко выраженный южный акцент. Именно этого Патриция и ожидала. Но она не отступает и сообщает незнакомке, что ищет свою биологическую мать. «Я родилась на Рождество 1942 года», – объясняет она.
«Ну, этого просто быть не может, – неуверенно отвечает женщина. – Вы что-то напутали, леди».
Патриции уже не терпится повесить трубку. «Мне жаль, что я побеспокоила вас», – говорит она. И ей действительно жаль.
Но тут женщина ахает в трубку: «Боже правый, ты ведь малышка Кэрол».
Эта женщина, по-южному растягивающая слова, приходится Патриции двоюродной сестрой. Она помнит, как тетя Анита приехала в дом своего детства, чтобы оправиться после рождения таинственно исчезнувшего ребенка. Кузены сгрудились на лестнице, чувствуя, что назревает настоящая драма.
Среди услышанного ими были причитания Аниты о том, как больно ей было отдавать своего ребенка, насколько тяжело ей было отказываться от новорожденной девочки.
Патриция сбита с толку. Но женщина сообщает ей другую важную новость.
«У тебя есть сестры».
«Сестры?»
Впервые волнение дрожью пробегает по всему ее телу. Молодая мать, которая умерла после родов, и отец – студент-медик, который не смог оставить у себя ребенка? Их никогда не существовало. В действительности Аните уже исполнилось тридцать пять, когда она забеременела малышкой Кэрол. В то время у нее уже было четверо детей, еще трое умерли. Тех четверых, которые понятия не имели о новорожденной сестре, она отправила на Запад, к тетке, и взяла с нее слово хранить все в тайне.
Известие о сестрах затягивает Патрицию в новый виток сомнений. Она размышляет. Раздумывает. Анализирует. Возможно, она им позвонит. Может, и нет. Они могли бы поболтать, обменяться фотографиями и поздравительными открытками. Но не больше. Она не собирается завязывать с ними тесные отношения.
Бедняжка никак не может решиться. Пришло время сделать еще один звонок, но она по-прежнему не уверена, хочет ли этого.