музыку и еще раз перечитаю заметки о Патриции. Так я заряжусь энергией и получу что-то вроде дорожной карты для предстоящих встреч.
Глава 8Ребенок политики«Я была очаровательной малышкой»
1933 ГОД. ВЕЛИКАЯ ДЕПРЕССИЯ охватывает страну. Сельские регионы Юга переживают особо тяжелые времена. Для и без того бедных семей это сокрушительный удар.
Бет Ли живет именно в такой семье. Ей пятнадцать. В доме еще восемь детей и совершенно нет денег. Поэтому ей льстит внимание двадцатилетнего мужчины. Он красивый. Он старше.
Приходит день, когда Бет обнаруживает, что она беременна. И не замужем.
6 мая 1933 года появляется на свет ее дочь, и Бет полна решимости оставить ее у себя. Чтобы дать ребенку фамилию, лучший друг брата Бет женится на ней. Почти два года они все вместе живут в переполненном семейном доме. Но у отца Бет нет работы, поэтому родители настаивают на том, чтобы отдать девочку в приют.
Бет возражает, но они ничего не хотят слышать.
В конце концов Бет передает свою двухлетнюю дочь Джорджии Танн. Для нее это страшная потеря.
Утром 2 июня 1935 года в доме другой молодой пары из маленького городка в Теннесси раздается телефонный звонок, которого они так долго ждали. Звонят из приюта, чтобы сообщить, что у них только что появился малыш, который, по мнению Танн, им понравится. Маленькая девочка свободна для удочерения.
Новая мать малышки, Женева, предпочла бы мальчика. Зато будущий отец, Мартин, известный член законодательного собрания штата Теннесси, всегда хотел девочку, поэтому он в восторге. Они оба садятся в машину и в тот же день преодолевают почти триста километров до Мемфиса.
КОГДА Я ДОЗВАНИВАЮСЬ ДО МАРТИ УЭБСТЕР, она горит желанием поболтать со мной, но у нее в распоряжении есть всего пятнадцать минут. На момент нашего знакомства Марти уже восемьдесят пять, она живет в доме престарелых. Как раз в эту минуту сиделка помогает ей собраться на ужин.
Но Марти хочет сообщить мне что-то важное.
«При рождении меня назвали Маргарет Джейн, – говорит она. – У меня была хорошая жизнь».
Я слышу, как сиделка обращается к ней. «У меня важный телефонный разговор», – отвечает Марти, но затем сдается и просит меня обязательно ей перезвонить. «Мне нравится рассказывать эту историю. Она мне кажется очень интересной. Жаль, что уже все ушли».
Я перезваниваю ей в назначенное время, сразу после ужина.
Мисс Марти – одна из самых пожилых приемных детей, прошедших через приют в Теннесси. Она не готова к поездке в Мемфис, поэтому мы договариваемся о встрече. Кажется, я уже начала привыкать к этому бесконечному Путешествию по извилистым дорогам воспоминаний. Несколько дней спустя она звонит и сообщает, что ей предстоит операция. Я чувствую, как разочарование поднимается во мне – я с таким нетерпением ждала нашей беседы, – но она тут же предлагает другое время. Поскольку она не сможет поговорить со мной в понедельник, не могу ли я встретиться с ней в воскресенье?
В назначенный день я оставляю своих внуков и мужа купаться в бассейне отеля в Нашвилле и направляюсь на юг, на ходу удивляясь, как изменился этот регион. Я заезжаю в магазин за цветами (для мисс Марти) и безалкогольным напитком (для себя) и затем наконец торможу у ее дома. Дом венчает веранда, а сам он выстроен в гостеприимном южном стиле. Я поднимаюсь на лифте с одной из соседок Марти и сиделкой, которая настаивает на том, чтобы проводить меня до нужной двери.
Хозяйка, толкая перед собой маленькую инвалидную коляску, выходит мне навстречу. При виде розы в горшке, которую я ей протягиваю, она искренне радуется, после чего ведет в свое скромное жилище. Она живет здесь около года, и это все, что ей нужно. «Мне было тяжело дома», – поясняет она. Ее старый дом был слишком велик, чтобы она могла заботиться о нем.
Квартира Марти в доме престарелых украшена замысловатыми штуками, которые она сделала сама, и всевозможными семейными реликвиями. Марти сшила потрясающее – и удивительно сложное, на мой взгляд, – стеганое одеяло с птицами для своей кровати. Из рамки улыбается вышитая крестиком Мона Лиза. Кресло-качалка и антикварный комод принадлежали ее приемной матери. «Было трудно решить, что забрать с собой», – признается она. Единственное, что ей действительно не хватает, – это ее драгоценный йоркширский терьер, который прожил в квартире всего две недели, а потом переехал к ее друзьям. «Я ездила навестить ее всего лишь один раз», – грустно говорит Марти.
И вот накануне операции мы сидим в гостиной. Марти устраивается в своем инвалидном кресле напротив дивана. И начинает рассказывать мне свою историю.
Мне не нужно много времени, чтобы понять: то, что сотворила когда-то Джорджия Танн, преследует Марти всю ее жизнь. «Я считаю себя заботливым человеком. Я люблю животных… Здесь все меня называют Солнышком. Я люблю свою семью, – перечисляет она, а затем замолкает. – Я всегда стеснялась своей внешности. Думаю, это потому, что в глубине души я всегда помнила: моя мать отказалась от меня».
Эта восхитительная женщина с осторожностью подбирает слова. Поэтому я одновременно удивлена и опечалена ее признанием в том, что она никогда не верила в себя. «Я никогда не была человеком, который бы обладал должной уверенностью. Я всегда чувствовала себя недостойной». Ее голос звучит более яростно, когда она говорит о Танн: «Я знаю одно… она была жестокой женщиной. Я никогда ни о ком так не говорила, но я надеюсь, что она сгинет в аду за то, что сделала».
И все же Марти считает себя везучей. «Я считаю, мне очень повезло, что меня удочерили. Если бы я осталась в той семье, не думаю, что все сложилось бы удачно». Несколько недель назад ее противоречивые чувства показались бы мне странными, но я уже знала, что двойственность глубоко укоренилась в душе многих усыновленных детей. Несмотря на всю боль обстоятельств, они достаточно хорошо изучили свое прошлое, чтобы понять, что в каком-то смысле вытянули счастливый лотерейный билет.
Самые ранние воспоминания Марти связаны с ее отцом и веселыми, беззаботными днями. «Он брал меня с собой повсюду, когда проводил предвыборную кампанию, – рассказывает Марти. – Он так сильно меня любил, что постоянно хвастался мной… Я и правда была очаровательной малышкой. Джорджия Танн всегда охотилась на хорошеньких мальчиков и девочек». Даже сейчас она понятия не имеет, сколько денег заплатили ее родители за удочерение. «Я до гробовой доски буду гадать, купили они меня или нет». По трагическому стечению обстоятельств ее приемный отец умер в возрасте тридцати четырех лет. «Он был ужасно молод. Ужасно». Марти в то время не было и шести. «Когда папа умер, я как раз должна была пойти в школу… Я мало что помню о нем, но я знаю, что он очень любил меня… Я до сих пор вижу, как он приходит домой с двумя рожками мороженого – один для меня, а другой – на всякий случай».
Брошенная матерью-подростком, чья семья не могла позволить себе содержать ее, Марти становится приемной дочерью состоятельной пары, однако ее отец умирает, когда ей нет еще и шести.
В Нашвилле все говорили о том, что Мартин умер от сердечного приступа, но его дочь до сих пор сомневается в этом: «Он так внезапно заболел».
Она рассказывает, как перепуганные родители вернулись в отель «Ноэль», где они остановились во время его предвыборного тура. Пока отца осматривает врач, Марти отправляют «смотреть фильм». «Я вообще мало что помню о том дне. Помню только похороны. Мы так мало успели побыть вместе, а мне бы так этого хотелось. Мама сказала, что после похорон я впала в глубокую депрессию».
Хотя в некрологе Мартина упоминается его «приемная дочь», Марти еще слишком мала, чтобы отнести эти слова к себе. «Я скажу вам, как я обо всем узнала… у меня в школе, в первом или во втором классе, была одна девочка. Она как-то назвала меня «приемышем» и произнесла это так, как будто это было какое-то грязное слово. – Марти делает паузу. – У нас была экономка по имени Эдди… афроамериканка, которую я очень любила. На самом деле я думала какое-то время, что именно она моя мать, потому что она проводила со мной больше времени, чем мама».
В то время они жили через дорогу от начальной школы, и когда Марти что-то не устраивало, она убегала домой. После того, как ее обозвали «приемышем», она поспешила за утешением к Эдди. «Она усадила меня рядом и рассказала, что означает «приемыш». В ее устах это звучало очень по-доброму… Оказывается, я была кем-то избранным, а вовсе не обузой».
Много лет спустя Марти случайно встретилась с той девочкой. Теперь это уже взрослая женщина, и она не помнит, как дразнила Марти. «Зачем я так себя вела? Ведь теперь я сама усыновила мальчика», – говорит она.
Слова экономки служили утешением очень недолго. Марти растет, чувствуя, что ее не принимают до конца. У нее складывается впечатление, что мать жалеет об удочерении с тех самых пор, как овдовела. «Мы с моей приемной матерью никогда особо не ладили, – вспоминает она. – Она была очень властной. Разумеется, я любила ее. Думаю, что она любила меня». И все же мать подавляла ее.
Отношения с приемными бабушкой и дедушкой тоже не сложились. Они не могут забыть, что девочка не является их родной внучкой. «Ты не член семьи», – все время повторяла бабушка, когда Марти была еще подростком. Даже годы спустя эти слова отзываются болью в ее сердце. «Думаю, что это было так же больно, как и все, произошедшее в моей жизни».
Марти борется с чувством отверженности и все чаще начинает задумываться о том, чтобы отыскать свою биологическую мать. Проходит время, Марти выходит замуж и сама становится матерью. Архивы приюта об усыновлении все еще недоступны, но второй муж Женевы работает судьей, и он помогает получить необходимые документы.
Таким образом Марти наконец узнает имя своей родной матери. Она называет ее по имени, Бет, когда переходит к этой части истории. «И моя другая мать – «мать», – добавляет она так, будто у каждого человека имеются две мамы. Вместе со своим мужем она совершает две поездки в Мемфис, пытаясь найти свою родную семью. «Но в какой-то момент мы просто сдались. Мы не знали, как это сделать».