Нашвилл, Теннесси
Наш девиз: «Поможем каждому ребенку найти свой дом»
В Обществе детских домов Теннесси думают иначе.
Всего через несколько недель, 22 ноября 1923 года, в Социальный приют приходит письмо от секретаря заведующей ОДДТ с просьбой предоставить дополнительную информацию об одном из детей. «Ребенок отвечает всем требованиям», – сообщает представитель местной управы округа Блаунт. Постскриптум, напечатанный внизу, гласит:
Дети начинают осваиваться, и учитель в школе очень их хвалит. Мы считаем, что все они милые и очень красивые.
Тем временем у Роско наконец появляется достаточно денег, чтобы послать за своей семьей, и он разыскивает Эллу. Но когда они пытаются вернуть своих детей, то узнают, что их забрали. Сбитые с толку, они не понимают, что делать дальше. Отношения между супругами были непростыми, но тем не менее они все же оседают в Западной Вирджинии. Там у супругов рождается еще двое детей. И они полны решимости найти тех троих, что у них забрали.
Через некоторое время Роско и Элле удается накопить денег и они едут в офис ОДДТ в Нашвилл. Однако сотрудники приюта не говорят им, где находятся дети. В отчаянии они собирают последние средства и нанимают уважаемого адвоката из Нашвилла. Гонорар адвоката составляет пятьсот долларов, что в пересчете на сегодняшний деньги равно семи с половиной тысячам. В судебных документах упоминается, насколько удивлены были чиновники сталелитейного завода, где работал Роско, когда они узнали, как далеко он зашел, чтобы вернуть своих детей.
Начинается беспрецедентная судебная тяжба – редкая попытка противостоять деятельности ОДДТ и самой Джорджии Танн в самом начале ее карьеры.
Пострадавшая пара тратит четыре года – и деньги, которые они с трудом могут себе позволить, – пытаясь разыскать детей. Эти люди – всего лишь бедные, малообразованные южане, одни из тех, кто обычно не решается вести такую битву. На удивление, несмотря на все превратности судьбы и неимоверные усилия Танн, им удается отыскать двоих малышей из трех. Им говорят, что вернуть их уже нельзя. Судьба третьего ребенка так и осталась неизвестной.
В СУББОТУ ДНЕМ, ВО ВРЕМЯ НАШЕГО МЕРОПРИЯТИЯ, Уильям Тиммонс незаметно заходит в библиотеку. Он присоединяется к группе за дубовыми столами и рассказывает свою историю.
Его мать была одной из тех троих, кого временно разместили в Социальном приюте округа Блаунт и затем передали на усыновление в ОДДТ. Бумаги, которые Уильям приносит с собой, поражают до глубины души – в особенности документы из судебного иска, который его биологические дедушка и бабушка подали, борясь за возвращение своих детей.
Сегодня 72-летний Уильям, отец двух взрослых дочерей, выражает надежду, что история злодеяний Танн получит как можно больше огласки. «Думаю, люди не знают, что все это продолжалось на протяжении тридцати лет», – говорит он мне. Уильям – производитель мебели. Его бородка аккуратно подстрижена, на носу – очки в тонкой оправе. Он говорит тихо, но настойчиво. Признается, что был потрясен произошедшим и что это сильно повлияло на его жизнь. Он хочет, чтобы люди знали правду, хотя сам давно смирился с прошлым.
Уильям разрешает мне ознакомиться с его подборкой улик и материалов, а затем вернуть их по почте. Эти документы бесценны, и я боюсь брать оригиналы. Поэтому роюсь в сумочке в поисках мелочи, а затем еще какое-то время борюсь с библиотечным копировальным аппаратом, чтобы сделать дубликаты. Уильям заглядывает мне через плечо:
«Многие люди считают, что бедняки заслуживают того, чтобы быть бедными… но они такие же люди, – говорит он. – Жестокая несправедливость».
В документах содержится история маленькой девочки, которая стала жертвой бедности одних и жадности других. И системы, которая ставила деньги превыше биологических прав.
МОУД ИСПОЛНИЛОСЬ СЕМЬ ЛЕТ, КОГДА МАТЬ отвезла ее в приют, полагая, что это ненадолго. Моуд еще слишком мала, но в то же время она уже достаточно взрослая, чтобы оказаться первой в очереди на удочерение. «Большинство людей предпочитают младенцев», – замечает Уильям, когда мы вместе просматриваем записи.
Спустя некоторое время Моуд все же передают в приемную семью в Мемфисе. Теперь ее зовут Марджи. Ее младшего брата Ларри, пяти лет, отправляют в другую семью, также проживающую в Мемфисе, и называют его Калебом. Тот факт, что Роско удается отыскать этих двоих, кажется чудом. Но он никак не может найти младшую дочь, Эстель, которой всего три года.
Между тем в судебных залах Теннесси разыгрывается настоящая драма. Юридические документы и газетные вырезки отражают мучительную картину борьбы бедной семьи против всемогущей машины. Протоколы и свидетельские показания очерняют их добрые имена, все подробности изложены в письмах к судебным чиновникам, а также в длинном напечатанном «Досье», составленном ОДДТ для внутреннего пользования и датированном 16 мая 1927 года.
Досье содержит информацию о семейных проблемах Роско и Эллы, неблагоприятном участии в этом процессе работодателей Роско, а также плачевном состоянии их дома в Западной Вирджинии.
В доме всего две комнаты, расположенных друг напротив друга. Окна завешены плотной коричневой бумагой. На участке рядом с домом нет ничего, кроме недостроенного гаража и сломанного автомобиля «Форд» на трех колесах и с сильно искореженной крышей. Если верить заявлению мистера Таггла, на этом автомобиле он собирается возить детей в школу и обратно.
Хотя Роско утверждает, что его жену заставили подписать бумаги о передаче детей, его начальник и другие сотрудники завода, которые принимают все больше участия в этом деле, называют такое заявление смехотворным. В документах указывается, что начальник Роско обещал оказать ему всяческую поддержку, если тот откажется от идеи забрать малышей из их новых домов и сосредоточится на заботе о тех двоих, которые родились уже после того, как «другие дети были им брошены». В противном случае, если отец будет продолжать настаивать в своих поисках, он никогда не получит помощи. Бумажная волокита продолжается, число свидетелей растет. К делу присоединяются люди, которые либо совсем не знают Тагглов, либо работают вместе с Роско на одном заводе, получая деньги от руководства. Мировой судья пишет письмо, в котором говорится, что дача показаний должна быть проведена во время его полноценной рабочей смены… на сталелитейном заводе.
Несмотря на все препятствия, 33-летний Роско все же возвращает своих детей, и новость об этом событии тут же появилась газете «Мемфис Ивнинг Эппил».
«Отец возвращает второго ребенка, третий по-прежнему не найден». Под таким заголовком в местной газете выходит репортаж о борьбе Тагглов за своих детей.
«Ты помнишь меня?» – спрашивает одиннадцатилетняя Моуд, которую теперь зовут Марджи, обнимая своего девятилетнего брата по имени Калеб.
Сбитый с толку мальчик только качает головой.
Роско поднимает ребенка на руки. «Сынок, ты помнишь меня? Я твой отец, мальчик».
Мальчик снова испуганно качает головой, а потом начинает плакать. Роско опускает сына на землю и говорит: «Я… я думаю, что напрасно искал его эти четыре года. Он не помнит меня, и никакой суд мне его не вернет».
Суд, однако, еще не вынес окончательного решения, так что Роско продолжает борьбу. И приемная мать Моуд, и новые родители Ларри говорят, что вернут детей Роско, если суд решит дело в его пользу. Но Роско уже давно понял, что к чему. Слишком много власти находится на другой стороне, слишком много денег и влияния. Их дети никогда не вернутся домой.
Суд приводит собственные доводы. Эллу судья описывает как заблудшую мать, которая отдала своих детей и связалась с неподходящими людьми. Роско снова настаивает на том, что она не знала, к каким последствиям может привести бумага, которую ее заставили подписать в Социальном приюте. Вынесенное решение представляет собой несколько машинописных страниц старомодных и маловразумительных юридических терминов. Судья сетует, что ему приходится выносить вердикт по семейному делу, и ссылается на права Роско как мужа и как отца. Но при этом постановляет, что двое детей не могут вернуться к своими биологическим родителям и останутся жить там, где они живут сейчас.
Суд соглашается с Танн и Обществом детских домов Теннесси в том, что детям лучше находиться в домах, где у них есть красивая одежда, более комфортные условия для проживания и родители, имеющие достаточно средств. «Есть ли у суда основания полагать, что эти дети не смогут ужиться в тех условиях, в которых они пребывают сейчас? – пишет судья. – Должен ли я, при подобных обстоятельствах, забрать детей из дома, где им прививают культуру и манеры поведения и где, я уверен, о них заботятся и могут дать им надлежащее образование?»
Однако несчастные родители не могут просто так сдаться. Они продолжают борьбу, опротестовывают решение суда и подают встречный иск. Судья принимает дело к рассмотрению, но ресурсы семьи к этому моменту полностью исчерпаны. Наконец, оставшись без денег и все больше убеждаясь, что Моуд и малыш Ларри совсем запутались, они наконец смиряются с неизбежным. Адвокат пары сообщает суду, что «Мистер Таггл более не намерен оспаривать вынесенное судебное решение».
Мимолетная и сбивающая с толку встреча с родной семьей во время первого судебного разбирательства останется единственной и последней для маленькой Моуд и Ларри.
Ларри-Калеб остался жить с семьей, где есть еще один, родной ребенок. Это создает дополнительные сложности, о которых несколько лет спустя Танн будет писать занимавшей в то время пост государственного инспектора ОДДТ в Нашвилле Фанни Б. Элрод. Она отмечает, что с сыном Таггла возникла какая-то проблема. Человек, который забрал его себе, хочет дать ему свою фамилию, но официально не усыновлять мальчика, чтобы тот в конечном итоге не мог претендовать на материальное наследство их собственного ребенка.