Этот клочок земли, укрытый ветвями старой магнолии, кажется священным.
Мы с Лизой и трое приемных детей останавливаемся и не можем отвести глаз от простого камня, который охраняет мраморный ангел.
От высеченных на камне слов я чувствую озноб даже в этот жаркий летний день:
ОБЩЕСТВО ДЕТСКИХ ДОМОВ ТЕННЕССИ
ПЕЧАЛЬНО ИЗВЕСТНАЯ ИСТОРИЯ. ТРАГИЧЕСКОЕ НАСЛЕДИЕ.
17 СЕНТЯБРЯ 1923–10 ДЕКАБРЯ 1949
В ПАМЯТЬ О 19 ДЕТЯХ, КОТОРЫЕ ОБРЕЛИ ЗДЕСЬ СВОЙ ВЕЧНЫЙ ПОКОЙ.
НЕОПОЗНАННЫЕ, НЕИЗВЕСТНЫЕ.
ОДНИ ИЗ СОТЕН, КТО ПОГИБ ОТ ХОЛОДНОЙ, ЖЕСТОКОЙ РУКИ
ОБЩЕСТВА ДЕТСКИХ ДОМОВ ТЕННЕССИ.
БЛАГОСЛОВЕН ЧАС ИХ УПОКОЕНИЯ.
ИХ СУДЬБЫ ИЗМЕНИЛИ ПРОЦЕДУРУ УСЫНОВЛЕНИЯ И ЗАКОНЫ ПО ВСЕЙ СТРАНЕ.
Наши спутники плачут. Мы с Лизой потрясены, я делаю шаг назад. Синди, ее муж и съемочная группа из двух человек, приехавшие сюда, чтобы запечатлеть этот момент, хранят молчание. Затем трое усыновленных детей и Лиза берутся за руки и подходят еще ближе к памятной плите.
Они тихо читают молитву. Прикасаются к камню. Выдыхают. Уверена, что каждый из них снова мысленно задает один и тот же вопрос: как такое могло случиться?
Спустя несколько мгновений все начинают говорить – нервничая и запинаясь.
«Если бы не Божья милость, то я могла бы тоже оказаться здесь», – шепчет Джейни – та самая истощенная девочка трех с половиной лет, которой когда-то дали сок и витамины и оставили умирать.
Патриция, у которой я брала интервью в Джорджии, присоединяется к нам по видеосвязи. Но даже так я вижу, насколько она растрогана. «Эта магнолия как будто укрывает и защищает их, – говорит она. До конца жизни ей не забыть тот страшный миг, когда она вцепилась в штанину своего нового отца на незнакомой кухне в Нью-Йорке. – Это именно то, чего им так не хватало, когда они были живы».
Конни, наш главный вдохновитель и организатор, стоит вся в слезах. «Это была моя мечта – собраться вместе», – повторяет она. Могла ли она представить еще десять месяцев назад, отправляя Лизе первое письмо и спрашивая о возможности воссоединения, что мы все вместе окажемся здесь?
«Слава богу, вы все здесь», – Лиза как будто слышит мои мысли. Но она имеет в виду нечто другое. Здесь – значит, в этом мире. Любая из этих невероятных, ярких женщин могла оказаться на месте несчастных жертв. Стать еще одной несостоявшейся жизнью.
Все эти дети. Сотни трагических коротких жизней. Вся эта невыраженная красота – ушла.
Реальность истории с ОДДТ трудно осознать, но к этому необходимо вернуться. История, которую мы отрицаем, – это история, которую мы, скорее всего, повторим.
Каждая из нас кладет возле памятника белую розу.
Еще нет и десяти, но воздух уже чересчур влажен. Основная группа делится заключительными мыслями, несколько человек снова прикасаются к камню, а затем мы уходим, унося в душе лишь одно пожелание. Оно же высечено на обратной стороне надгробного камня.
Пусть все дети будут любимы.
Лилиан, которая живет на другом конце города, готовится совершить свое собственное паломничество к мемориалу через несколько часов. Она никогда раньше не посещала Элмвуд, не видела памятник младенцам, которые, в отличие от нее, так и не нашли защитника и спасителя.
Позже она рассказала мне, как была поражена увиденным. Если бы ни Виола и Гарольд, которые заметили тяжелобольную маленькую девочку, она тоже была бы похоронена здесь. Или где-нибудь еще – в неизвестной могиле. Эмоции захлестывают Лилиан. Она размышляет о своей жизни, о Джорджии Танн и о разразившемся скандале. Лилиан понимает, насколько страшной оказалась реальность.
Судьба смилостивилась над ней. Она прожила хорошую жизнь и сделала много добра другим людям.
Покинув место захоронения, Лилиан поднимается в гору и присоединяется к нам в прекрасной часовне Господней. Сквозь высокие арочные окна мы видим, как высоко поднялось солнце.
Воздух внутри часовни вибрирует от эмоций людей, сидящих плечом к плечу. Еще сорок восемь часов назад все мы не были знакомы, а теперь ощущаем невероятное чувство сопричастности и товарищества. Бывшие усыновленные дети все никак не могут наговориться, а я стою позади и наблюдаю за ними с благоговением.
Исполнительный директор кладбища Элмвуд Ким знакомит Лизу с волонтером, который первым обнаружил безымянные могилы жертв ОДДТ и провел кампанию за установку памятника. Перед началом официальной части сотрудник кладбища подводит меня к карте мемориального участка – там указано, кто где похоронен. Я вижу только имена детей – это все, что было известно. Еще Ким знакомит меня с Ширли Фарнсворт из Мемфиса, пожертвовавшей значительную сумму на установку мемориала. Она сделала это в память о своей дочери Синтии, которая умерла при рождении в 1963 году. «Мне потребовалось много времени, чтобы прийти в себя, – говорит она. – После стольких лет это было то немногое, что я могла сделать в память о ней и обо всех этих детях».
Появляется журналист из местной ежедневной газеты «Мемфис Коммершиал Эппил» и занимает место рядом со мной в конце переполненного зала. «Мы даже не рекламировали это мероприятие, – удивляется Ким. – Так много людей оказались заинтересованы книгой… Вот какова сила этой истории».
Ангел смотрит с вершины памятника, посвященного детям, которые умерли, находясь на попечении приютов Джорджии Танн.
Лиза встает, чтобы открыть официальную часть. «Весь первый ряд заполнен детьми, которые когда-то были усыновлены из Общества детских домов Теннесси, – говорит она. – Это доказывает реальность произошедшего здесь, в Мемфисе. Этому способствовали деньги и власть. Мы до сих пор задаемся вопросом, почему никто ничего не сказал? Каждый должен быть тем человеком, который не боится открыть глаза на правду, не боится говорить. Не бойтесь стать такими людьми».
Она рассказывает о своем романе, читает отрывок из него, но затем прерывает заготовленную речь и обращается к группе усыновленных. Этот день в священном месте посвящен им. Она предлагает им развернуть свои стулья и сказать несколько слов, если они хотят.
Все буквально подаются вперед, чтобы услышать слова Конни, Джеймса, Лилиан и Джейни. Истории, которые они с таким смущением рассказывали в Кирби Пайнс, теперь даются им намного легче. Некоторые даже шутят, сравнивая цены на свое усыновление. Повод для встречи печальный, но правда на их стороне. К тому же они наконец встретили тех, кто не понаслышке знает, что значит пройти через ОДДТ. Так что во многих отношениях это триумфальный момент.
Джеймс упоминает, что через час ему предстоит встреча со своими кровными родственниками. Видно, что он колеблется. Выходные уже оказались слишком насыщенными. Его дочь Бриджит встает и подходит ближе.
«Меня глубоко тронуло то, что я увидела здесь, – признается она. – Мой отец был на попечении приюта Джорджии Танн. Я не знаю, почему мы так долго к этому шли, но верю, что все сложилось именно так, как должно было сложиться».
Бриджит вспоминает, что ее отец начал разыскивать свою семью, когда ей самой едва исполнился год. Его рассказы о Танн и продаже младенцев она помнит с детства. Теперь эта история ожила. «Думаю, что все мы хотим знать свои корни», – говорит Бриджит.
Люди снова начинают задавать вопросы.
Лилиан, жительница Мемфиса, привлекает особое внимание собравшихся. «Я могла бы быть сейчас похороненной прямо под этим деревом», – снова и снова повторяет она.
Затем в часовне воцаряется тишина. Это молчание, наполненное великим смыслом. Мероприятие заканчивается, но никто не расходится. Люди выстраиваются в очередь, чтобы сфотографироваться с Лизой. Журналист берет интервью у Лилиан. Две женщины, сидящие впереди, ловят мой взгляд, и я подхожу, чтобы поговорить с ними. В книге «Пока мы были не с вами» они разглядели историю своего отца. Сейчас ему восемьдесят один. Дочери знали, что его усыновили из приюта в Мемфисе, но не могли найти подробностей. «Нам нужно выяснить историю твоей семьи», – сказали они отцу.
Их приемная бабушка рассказывала, что отец происходил из богатой семьи. «Дедушка не любил говорить об этом, – вспоминает одна из сестер. – Если при нем упоминалось слово «приют», он мог жутко разозлиться».
Прочитав роман, они запросили документы об усыновлении отца и получили их как раз ко Дню благодарения, пять месяцев спустя после выхода романа «Пока мы были не с вами». Сестры не стали вскрывать пакет сами – они отдали его отцу. «Это твои документы об усыновлении», – сказали они. Отец вскрыл конверт, и они вместе прочитали имя, данное ему при рождении. «Папа, – сказала одна из дочерей, – это твое настоящее имя».
Он родился в мае 1936 года и был усыновлен два дня спустя. Его биологической матери было шестнадцать, и бабушка хотела оставить мальчика себе. Отцу ребенка был двадцать, и он не желал больше иметь ничего общего ни с девочкой, ни с ребенком.
Я знакомлю сестер с Лизой, и они какое-то время общаются. Затем мы выходим из часовни. Женщины раскладывают фотографии на каменной скамье. Стоя под деревом, затерянные в прошлом, мы никого не замечаем.
Подробности этой истории до боли знакомы. Мать-подросток отказалась от своего сына, но через некоторое время написала Танн, чтобы поинтересоваться, как живется ее «другу», и не думает ли Танн, что его можно вернуть обратно. В машинописном ответе, на удивление полном поддержки, Танн пишет: «У нашего маленького друга все хорошо. У него прекрасный дом и рядом люди, которые любят его». Этот обмен репликами, в котором подросток называет своего ребенка «маленьким другом», мне трудно осмыслить и переварить.
Сестры не стремятся установить связь с другими родственниками. «Они, наверное, ничего не знают о папе, – говорит одна из них. – Мы не собираемся разрушать их семьи. – Затем она продолжает: – Но я хотела бы выяснить имя его настоящей матери. Узнать, были ли у нее еще дети».
Другая сестра подхватывает: «И как сложилась ее жизнь».