Они рассказывают, что в последнее время память подводит отца, так что иногда он спрашивает: «Напомните, как меня звали на самом деле?»
Женщины считают, что усыновление стало правильным решением, подарившим их отцу любящих родителей. «Папе очень повезло. Они готовы были целовать землю, по которой он ходил, – произносит одна из дочерей. Затем она делает паузу и с усилием добавляет: – Я не хочу, чтобы папу забыли».
Это именно то, о чем Лиза говорила на протяжении всего уик-энда. «Самое печальное, что наши истории умирают вместе с нами. Я так часто слышала слова: «Как жаль, что мы не записали нашу семейную историю».
Послеполуденный свет проникает сквозь окна часовни. Над кладбищем Элмвуд кружит ястреб.
Все это кажется благословением.
Наши эмоции поднимаются, как река Миссисипи после проливного дождя, когда приходит время прощаться. Все обмениваются объятиями, номерами телефонов и обещают непременно навестить друг друга.
Несмотря на две дюжины причин, по которым это мероприятие могло не состояться, мы все же собрались вместе – и изменились. Усыновленные приняли свое общее прошлое. Некоторые из них впервые разговаривали с теми, кто пережил тот же опыт. Они смогли наконец высказать свои чувства, обращенные к Обществу детских домов Теннесси.
Их судьбы, удивительные и пугающие, раскрылись, как ветви раскидистого дуба в этом скорбном месте. Они впервые ожили в комнатах дома престарелых, в холлах гостиницы, в библиотеке, книжном магазине, на кладбище и в часовне.
Эти люди – гораздо больше, чем просто выжившие. Они – герои. Хранители своей части истории. У них есть собственные дети и внуки, и множество счастливых воспоминаний – достаточно, чтобы отодвинуть Танн и ОДДТ в прошлое. В эти выходные они одержали победу. Их рассказы наделены огромной силой. Они объединяют. Исцеляют. Они учат, пока мы их рассказываем. Пока мы их слушаем, записываем и читаем.
Как сказала Лилиан: «Джорджия Танн оставила меня умирать, но мне семьдесят один год, и я все еще здесь». Все еще здесь. Все эти люди еще здесь.
«Я никогда не думала, что соберу вместе всех, кто пережил такое, – признается Лиза. – Этот уик-энд стал поистине неожиданным событием. Лишь эти истории из прошлого по-настоящему имеют значение».
Глава 20Жизнь после«Нам нужно обрести душевный покой и освободиться от страданий, возникающих из-за незнания. Надо жить на стороне правды, прежде чем мы покинем этот мир»
В ВЫХОДНЫЕ, КОГДА МЫ СОБИРАЕМСЯ ВСЕ вместе, улицы Мемфиса уже представляют собой Новый Юг. Трущобы и плавучие дома, описанные в «Пока мы были не с вами», давно исчезли с берега реки. Законы Джима Кроу, легализовавшие сегрегацию, были отменены в 1960-х годах, и теперь население города почти на две трети состоит из афроамериканцев. Мемфис наполняют туристы, ведь здесь и правда есть что посмотреть: дом Грейсленд, где когда-то жил Элвис Пресли, Национальный музей гражданских прав, историческая улица Бил-стрит с ее блюзовой музыкой и знаменитая Пирамида.
Джорджия Танн мертва уже почти семьдесят лет. В Теннесси действует один из самых строгих законов об усыновлении в стране, и само усыновление навсегда утратило свой зловещий смысл.
ПОЗДНО ВЕЧЕРОМ В ВОСКРЕСЕНЬЕ, ПОСЛЕ ТОГО как встреча, о которой она так мечтала, подошла к концу, Конни едет в аэропорт. Она возвращается домой, на Западное побережье.
Она сделала это.
«Вы никогда не думали о том, чтобы провести встречу усыновленных детей ОДДТ?» – спросил ее один из читателей в ее книжном клубе.
И Конни откликнулась на эту просьбу, связалась с Лизой и сделала все, чтобы это стало возможным. Несколько дней назад она прилетела в Мемфис ночным рейсом и с раннего утра уже была на ногах. Она лично беседовала со всеми и помогала каждому чувствовать себя желанным гостем.
Благодаря Конни люди, у кого Танн отняла так много, не просто получили возможность рассказать свои истории вслух, но и убедились, что их хотят услышать.
Весь долгий уик-энд Конни много смеется и еще больше плачет. «Это было так важно лично для меня», – говорит она, когда мы прощаемся.
Двое других приемных детей, теперь ставшие подругами, провожают ее на самолет. Все трое плачут, обнимаясь на прощание: «Мы провели это время вместе. И мне очень грустно расставаться теперь со всеми».
Позже, говоря со мной по телефону, Конни бережно подбирает слова. «Собрать всех вместе и наблюдать, как они преодолевают это… живут этим… сравнивают, за сколько каждого из них купили. – Мы обе смеемся. Мы помним, как они дразнили друг друга, – черный юмор, но хорошо уже то, что у этих людей хватило сил превратить личную трагедию в шутку. – Раны затягиваются, но иногда будто чертик выпрыгивает из табакерки, – говорит Конни. – Теперь этот «чертик» вряд ли спрячется обратно».
В ожидании рейса из Мемфиса она заказала бокал вина в баре аэропорта. Единственное, чего ей сейчас хочется, – это побыть наедине со своими мыслями, однако внезапно рядом садятся две женщины. Они завязывают разговор, Конни делится некоторыми подробностями о прошедших выходных. И узнает, что тетя одной из женщин была усыновлена через ОДДТ.
Ну разумеется.
Слишком много семей имеют отношение к скандалу с приютами Танн, так что эта история просто не имеет конца.
Конни чувствует себя совершенно измученной, когда устраивается наконец в кресле самолета. Оказывается, уехать из Мемфиса почти так же тяжело, как и приехать туда. «Больше всего я грустила из-за того, что не получится провести как можно больше времени рядом с этими людьми… И еще я постоянно вспоминала о четырех девочках – четырех сестрах, которые принесли прах своей матери к реке. Им так повезло, что они есть друг у друга».
Вернувшись домой, Конни рассказывает о встрече своему психотерапевту. Тот в ответ восклицает: «Это лучшее, что когда-либо случалось с вами!»
ВЕРНУВШИСЬ В АЛАБАМУ, ДЖЕЙНИ ВЫГРУЖАЕТ вещи ИЗ машины и ложится отдыхать.
Мероприятие было насыщенным. «Это помогло закрыть пустоты в моем сердце, – признается она. – Как будто прошлое стало чище и светлее… Многое из того, что говорили другие усыновленные, тронуло меня. Думаю, между нами возникла особая связь… мы все потянулись друг к другу».
Она почувствовала себя ближе к остальным. «Мне было важно поделиться с другими похожей историей, – говорит она. Общаясь друг с другом небольшими группами, новые знакомые Джейни много размышляли о том, где бы они были, если бы их не усыновили. – Интересно узнать, как сложилась бы наша жизнь».
«В эти выходные я узнала кое-что, чего, думаю, никогда бы не узнала при прочих обстоятельствах. Оказалось, многие из усыновленных детей попали в неблагополучные семьи. Приемные родители страдали алкоголизмом, или не были счастливы в браке, или не могли законно усыновить ребенка… Когда мы сидели и разговаривали, я постоянно слышала о чем-то подобном. И чем больше я слушала, тем больше понимала, что я не одинока… Если бы я не поехала в Мемфис, то, возможно, так бы и осталась в неведении».
Джейни многое преодолела за эти годы, чтобы иметь право сказать: «Сама жизнь заботится о нас».
ПРОИЗОШЕДШЕЕ В МЕМФИСЕ ТРОНУЛО ЛИЛИАН ДО глубины души. «Я почувствовала мгновенную взаимосвязь с этими незнакомыми мне людьми, – признается она. Ее история появилась на страницах местной газеты Мемфиса уже в понедельник, после событий на кладбище. – Я получила много откликов от друзей и соседей и еще больше запросов от книжных клубов», – говорит Лилиан. И еще – весточку от сводной сестры, которую она нашла, когда ей было уже пятьдесят.
СРАЗУ ПОСЛЕ МЕРОПРИЯТИЯ СТЭНЛИ ПЕРЕЖИВАЕТ череду печальных событий. Свидетельство о смерти новорожденного брата наконец найдено, и Стэнли не понимает, что с ним делать. «Я хотел рассказать об этом раньше, – говорит он, – но просто не знал, как подобрать слова… Все это вызывает у меня еще больше вопросов. Дата в свидетельстве была примерно на шесть дней позже того дня, когда моей матери сообщили, что ее ребенок умер».
Его родителям не передали тело ребенка, и нет никаких записей о похоронах. Другим матерям в родильном отделении тоже сказали, что их дети умерли. Получается, что свидетельства о смерти, которые выдавались в течение нескольких дней, были фальшивыми?
Может, в будущем Стэнли сможет найти больше ответов на свои вопросы и обрести больше покоя. А его брат Дэвид, если он еще жив, сдаст свою ДНК на анализ, и тогда семья воссоединится.
ХИЗЕР И ЕЕ ОТЦА РОБЕРТА, «РЕБЕНКА ЗА СЕМЬ долларов», доставленного на лимузине в сельскую местность Арканзаса, поджидает сюрприз иного рода. «Только на этой неделе, – рассказывает мне позже Хизер, – Арканзас открыл доступ к архивным записям об усыновлении. – Так что двадцатилетние поиски Хизер будут продолжаться дальше. Она сделает новые запросы, проведет дополнительные исследования, и посмотрит, кого они помогут им отыскать. – Это очень странное чувство. Мы могли бы найти новых родственников и узнать, что они очень хорошие люди. Неизвестность всегда вселяет страх».
Этот страх перед неизвестностью, вероятно, и обусловил нежелание Арканзаса предоставлять доступ к определенным архивным записям пожилым усыновленным. Возможно, именно так можно объяснить тот факт, что другие штаты тоже ограничивают доступ к архивам, разрешая выдачу только обезличенной информации, если таковая имеется. Даже для получения такой простой вещи, как оригинал свидетельства о рождении усыновленного ребенка, в некоторых штатах требуется постановление суда. Но мои интервью показали, что усыновленные все равно хотят узнать все подробности и, в частности, историю болезни семьи. При этом биологические родители могут относиться к этому иначе, и законы, как правило, выступают на их стороне, позволяя решать, хотят ли они общаться со своими родными детьми или выдавать им какую-либо информацию через законных представителей.