ле. Ее приемная мать полтора месяца навещала ее, пока ей не разрешили забрать девочку домой.
Наконец малышка, которой дают новое имя – Линда Диана, – переезжает в свой новый дом.
Дом, где ее приемные родители хранят еще одну тайну.
«МОИ РОДИТЕЛИ НИКОГДА НЕ РАССКАЗЫВАЛИ МНЕ о том, что меня удочерили».
Эти слова принадлежат Линде Диане Пейдж, 74-летней женщине, с которой мы общаемся.
Диана, которая решила отказаться от имени Линда еще в старших классах школы, не сможет присутствовать на нашей встрече в Мемфисе, поэтому она делится своей историей по телефону. Диана – инженер на пенсии, я чувствую в ней интеллигентного, образованного собеседника, не скрывающего своей грусти.
«Думаю, моя биологическая мать никогда не видела меня, – говорит Диана. – Боялась, что, только взглянув на дочь, уже не сможет от нее отказаться… Она хотела оставить меня, но не собиралась выходить замуж за моего отца. Получается, что у нее просто не было другого выхода».
Книжный клуб при христианской церкви, которую посещает Диана в Нашвилле, выбрал книгу Лизы «Пока мы были не с вами» для предстоящего обсуждения. «Пара моих хороших подруг в этом книжном клубе знают всю мою историю», – говорит она. Тем не менее Диана не была уверена, что готова обсудить это со всей группой сразу.
«Я никогда не пыталась скрыть это от кого бы то ни было… Я не отрицаю своего прошлого, но и не выставляю его напоказ». Она колеблется. «Мои приемные родители дали мне хорошую жизнь. Я росла избалованным ребенком. Ходила на уроки танцев, носила самую красивую одежду и училась в Вандербильтском университете».
Когда имя Дианы появилось в коротком списке усыновленных детей, переданным мне одним из организаторов встречи, я связалась с ней и рассказала о нашем желании задокументировать историю Общества детских домов Теннесси. Я обещала не настаивать, если она не захочет давать интервью. Диана связалась со мной лишь через несколько дней. Сначала она посоветовалась со своими дочерями. «Когда я получила ваше электронное письмо, я поговорила со всеми тремя, потому что знала, что это повлияет и на них», – объяснила она.
Реакция дочерей удивила Диану. Оказалось, что они хотят узнать как можно больше об этой истории. О том, что скрывается в том числе и за их прошлым.
ПО МЕРЕ ВЗРОСЛЕНИЯ ДИАНА ЗАДУМЫВАЕТСЯ ВСЕ СИЛЬНЕЕ. Она чувствует какое-то несоответствие в своей жизни, но никак не может понять, в чем именно оно заключается.
В подростковом возрасте девушка решает, что на самом деле Луиза и Дойл приходятся ей бабушкой и дедушкой, поскольку они намного старше родителей ее сверстников. «Какое-то время я думала, что это так… Мне казалось, что я смотрю фильм, но вижу только то, что происходит в центральной части экрана. Но всегда за кадром оставалось что-то, чего я никак не могла разглядеть».
Свое главное открытие она делает в пятнадцать лет. Во время одного из уроков биологии в средней школе Нашвилла Диана вдруг понимает, что не может быть родной дочерью людей, с которыми у нее нет определенных общих генетических черт. Возраст родителей по-прежнему вызывает у нее множество вопросов. Отец и мать всегда уклоняются от разговоров на эту тему, но при этом водят знакомство в основном с бабушками и дедушками ее друзей. «Я была единственным ребенком в семье. И мои родители были гораздо старше других», – говорит она.
Из-за нежелания матери говорить на определенные темы Диана начинает подозревать, что от нее что-то скрывают. «Были сомнения… в вещах, про которые моя мать не хотела со мной говорить». Излишнее любопытство девочки приводит к ссорам. «У меня был детский альбом, – вспоминает Диана. – Раньше я никогда не обращала на него особого внимания». Но теперь альбом вызывает ее живой интерес. «Я знала, что в нем хранилось мое свидетельство о рождении, поэтому решила на него взглянуть». На следующий день она задает матери прямой вопрос: «Ты когда-нибудь была в Мемфисе?»
«Нет, никогда».
«Тогда почему в моем свидетельстве о рождении говорится, что я родилась в Мемфисе?»
Но мать только отмалчивается в ответ.
Годы идут, здоровье приемной матери Дианы ухудшается, и это вызывает закономерные вопросы о семейной истории болезней. Сама Диана в это время уже замужем и имеет собственных дочерей, одна из которых тоже не слишком здорова. Диане нужны ответы. В детстве она была близка с четырьмя своими троюродными братьями и сестрами. Однажды она спрашивает свою тетю: «Меня удочерили?»
Та отвечает уклончиво: «Насколько мне известно, ты не приемный ребенок».
Но один из двоюродных братьев, которому уже за сорок, открывает ей всю правду: «Я всегда знал, что тебя удочерили, просто моя семья поклялась никому об этом не рассказывать».
Приемные тетя и дядя жили недалеко от приюта в Нашвилле, и их дети часто играли с ожидающими усыновления детьми. «Мои тетя и дядя знали об этом, – говорит Диана. – Моя старшая двоюродная сестра рассказала мне, что мама и бабушка несколько раз приезжали навестить меня в приюте и приносили одежду, которую мама сама шила для меня. А потом, когда мне исполнилось два месяца, меня отдали им насовсем».
Ее приемный отец Дойл, который солгал о своем возрасте, чтобы облегчить процесс удочерения, умер к тому времени, когда Диана узнала правду. «Все говорили, что папа хотел мне рассказать об этом, – вспоминает Диана. – А маме я призналась, что очень бы хотела узнать обо всем раньше».
«Я не хотела, чтобы ты думала, что с тобой что-то не так и что кто-то бросил тебя», – объяснила ей мать. Во времена Танн так отвечали все любящие приемные родители, не желавшие, чтобы история с усыновлением всплыла на поверхность. Причин для сохранения тайны было предостаточно – от опасения за эмоциональное здоровье детей до страха, что, как только ребенок узнает правду, он предпочтет вернуться к биологической матери.
Приемный отец Дианы, запечатленный на этой фотографии, хотел рассказать дочери правду, но ее мать всегда была против.
Диана не любит секретов. В 1990-х годах она уже числится в списке ожидания тех, кто хочет получить доступ к архивам приюта Теннесси. «Когда Теннесси открыли архив, – говорит она, – я тут же направила им запрос. Дождалась своей очереди. Хотела получить документы как можно скорее. Что меня действительно интересовало, так это моя генетическая история».
Среди прочих деталей она узнает, что ее биологическая мать, Нора, вышла замуж через пару лет после рождения Дианы, но не смогла больше иметь детей. К сожалению, она умерла задолго до того, как Диана начала ее разыскивать, но при этом сама всю жизнь искала свою дочь. Когда Диана говорит об этом, ее голос смягчается.
Чуть позже Диана знакомится со своей двоюродной бабушкой Зельдой, с которой ее мать жила, пока была беременна. «Теннесси предоставил мне информацию о моем рождении, и я просто залезла в интернет и нашла ее телефон. Потом я позвонила и спросила: «Прошу прощения за беспокойство, но нет ли у вас племянницы по имени Нора? Я думаю, она могла бы быть моей матерью».
Зельда, которой на тот момент было около восьмидесяти, тут же ответила: «Мы ждали этого звонка много лет».
Диана описывает свой разговор с двоюродной бабушкой так: «Мы поговорили несколько минут – я понимала, что для нее это был шок». Женщины обменялись контактами, и Зельда отправила Диане фотографии ее биологической матери. «Они жили во Флориде, их дочь позвонила нам и позвала в гости. Мы с мужем просто сели в машину и поехали. Они оказались действительно хорошими людьми».
Они встретились в небольшом ресторане прямо на автомагистрали, а затем новые родственники пригласили Диану и ее мужа к себе домой.
Вернувшись, Диана рассказала своим детям о поездке и о «семье, которая у них была». После чего у дочерей Дианы появилось желание заглянуть еще глубже. «Девочки захотели узнать больше о моем родном отце и о том, почему он не нравился моей матери. Сомневаюсь, что кто-нибудь из его родственников вообще знал о моем существовании», – признается она. Сама она пока еще не была готова открывать эту дверь.
И все же подтверждение факта удочерения стало для Дианы ключом к разгадке многих тайн, в которых ей всегда хотелось разобраться. Так, например, одна из ее дочерей отличалась от других – всегда выбивалась из ритма, по словам Дианы. Ее характер с самого рождения ставил окружающих в тупик. «В кого она пошла? – спрашивали друг друга Диана и ее муж. – Откуда у нашей дочери такие гены?»
Скорее всего, от Норы.
«Очевидно, моя биологическая мать всегда поступала так, как считала нужным. И теперь дочь была рада узнать, от кого она унаследовала свой характер. Она пришла в полный восторг, когда выяснилось, откуда у нее появилась эта черта».
Чтобы замкнуть цепочку страданий, дочь Дианы назвала свою новорожденную девочку Норой. «Мне тоже понравилась эта идея», – говорит Диана.
Все они были бы рады познакомиться с Норой лично.
Впрочем, они и так смогли выстроить этот мостик между поколениями одной семьи – через передаваемые друг другу черты характера, стремление к независимости и схожие имена.
Во время своих интервью я часто спрашиваю людей о том, известно ли им, как они получили свои имена. Имена несут в себе силу, любовь и возможность заглянуть в прошлое.
Например, самое распространенное имя в моей семье – Росс. И оно дается не в честь какого-то знатного и зажиточного предка, а в честь наемного работника, трудившегося на ферме моих бабушки и дедушки в Арканзасе. Росс. Второе имя моего отца, моего старшего брата, его сына, двоюродного брата и его сына. Я даже дала это имя герою в одном из моих романов.
Меня могли бы звать Грейс, но моя мать вышла замуж за человека по фамилии Пейс. К счастью, она вовремя поняла, что такая рифма вряд ли пойдет мне на пользу. Вместо этого мой семилетний брат назвал меня Джуди Энн[3]