– Со мной все будет хорошо.
– Я не мог рисковать.
– Почему?
Он помедлил с ответом:
– Потому что, хоть мне и неприятно в этом сознаваться, но я не настолько хороший мастер, как вы. И мы не можем потерять такого специалиста.
– Мы? – повторила она.
Он огляделся по сторонам.
– Отец Клеман. И другие…
– Аферисты.
– Тсс, – тут же одернул ее он.
– Спасибо, конечно, за комплимент. И я тронута тем, что вы проделали весь этот путь. Но я приехала сюда, чтобы освободить отца, а потом мы с родителями уедем в Швейцарию.
Он кивнул:
– Я ожидал услышать нечто в этом духе.
– Ну, тогда простите, что доставила вам неудобства. Я думаю, мы еще увидимся в Ориньоне. – Она замялась. – Я понимаю, что должна оказать кое-какую помощь отцу Клеману, не так ли? Поэтому перед тем, как мы отправимся на восток, я задержусь на пару дней, но не больше.
– Вы действительно хотите, чтобы я оставил вас одну в Париже?
– Это мой родной город.
Он нахмурился:
– Боюсь, что это не так.
Теперь она почувствовала, что начинает на него злиться.
– Вы ошибаетесь. Я живу здесь всю свою жизнь.
Он жестом указал на немцев у них за спиной и на флаг со свастикой, который развевался в вечернем небе над кварталом.
– Колетт, это больше не ваш Париж. И не мой. Он уже не принадлежит французам. По крайней мере, сейчас.
Мельком взглянув на флаг, она внимательно огляделась по сторонам. Улица де-Лион всегда сияла красивыми вечерними огнями, а в кафе и под окнами домов всегда толпились счастливые люди, которые наслаждались теплым летним воздухом. Теперь же здесь царило запустение, большинство окон были темными и плотно зашторенными. Ева вздохнула и почувствовала, что у нее окончательно пропало настроение спорить.
– Ева.
– Простите?
– Это мое настоящее имя. Я не Колетт, а Ева. Ева Траубе. – В тот момент, когда эти слова слетели с ее губ, она подумала, что, возможно, сболтнула лишнего. Разумеется, ей не следовало никому называть свое настоящее имя, тем более здесь. Но этот человек спас ее в поезде, и он явно не желал ей зла.
Он кивнул и взял ее за руку, когда они снова тронулись с места. На этот раз она не стала выдергивать ее.
– Что ж, Ева, приятно познакомиться.
– А вас, как я понимаю, на самом деле зовут не Реми?
– Вообще-то, именно так меня и зовут.
Она пристально посмотрела на него:
– И вы думаете, я поверю, что и ваша фамилия случайным образом совпала с той, что указана в моих поддельных документах?
Он улыбнулся:
– Нет. Разумеется, моя фамилия не Шарпантье, но меня действительно зовут Реми.
– И вы использовали настоящее имя на поддельных документах?
Он пожал плечами.
– Зачем вам все эти сложности?
Он крепко сжал ее руку:
– Видите ли, я считаю, что дружба не должна начинаться со лжи.
– Но вы весь день притворялись моим мужем.
– В таком случае, я думаю, когда-нибудь вам придется выйти за меня замуж.
Она рассмеялась и тут же опустила голову, чтобы он не видел, как зарделись ее щеки.
– Это предложение?
– Нет. Но вы это поймете, когда я на самом деле сделаю вам предложение. – Он смерил ее долгим взглядом и усмехнулся: – Между прочим, я – Реми Дюшан. Это чтобы вы знали, какую фамилию будете носить после того, как мы поженимся. – Он слегка толкнул ее локтем, когда они шли по площади Бастилии. Над ними возвышалась Июльская колонна, с вершины которой златокрылый Гений свободы с разочарованием взирал на город. – И куда мы теперь? Скоро комендантский час, а мы не должны привлекать к себе внимание.
– В квартиру моей семьи.
Он резко остановился, вынуждая ее сделать то же самое, и еще сильнее сжал ей руку.
– Ева, – тихо сказал он.
– Что? Пойдемте. Вы правы, нужно спешить.
– Ева. – Он дождался, когда она поднимет на него глаза. – В вашу квартиру? Мы не можем этого сделать.
– Она всего в пяти минутах ходьбы отсюда.
– Но вы же не думаете… – Он покачал головой. – Ева, простите, но нам туда нельзя.
Она снова зашагала, потянув его за собой.
– Я знаю, что вы хотите сказать. Что, возможно, квартиру разграбили и мне будет тяжело смотреть на все это. Я в курсе и готова к чему-то подобному.
– Ева, меня тревожит другое.
– Что же? Вы думаете, что полиция следит за ней? Мне кажется, у них есть дела поважнее, чем наблюдать за квартирой каждого депортированного парижского еврея.
– Ева… – Казалось, что Реми пытается подобрать слова. – Велик шанс, что в квартире уже кто-то живет.
– Да быть такого не может.
– Ева, люди не просто грабят пустые квартиры. Они въезжают в них. Так как считают, что вы уже не вернетесь.
Она уставилась на него с удивленно раскрытым ртом.
– Вы думаете, что кто-то чужой поселился в моей квартире? Так скоро?
– Я в этом почти уверен.
– Но мы уехали всего несколько дней назад.
– Падальщики не теряют времени. – Он сжал ее руку, а затем отпустил. – Давайте я первым войду туда. Постучу в дверь. Если квартира занята, скажу, что разыскиваю дядю и назову неправильный адрес. А если там никого нет, я спущусь за вами и мы вместе поднимемся туда.
Она кивнула, но сердце ее вдруг стало тяжелым, словно камень.
– Хорошо, но я уверена, что вы ошибаетесь.
Следующие пять минут они шли молча, пока не остановились, уже в вечернем сумраке, около Евиного дома. Последние закатные лучи освещали тонкую полоску неба на горизонте. Скоро должен был начаться комендантский час, и времени у них оставалось совсем мало.
– Второй этаж, квартира С? – спросил Реми, глядя на нее с сочувствием, о котором она не просила и которого не хотела.
– Все верно.
– Ева, я вернусь через несколько минут. Постарайтесь никому не попадаться на глаза, вас могут узнать.
С замиранием сердца Ева смотрела ему вслед. Через три минуты он снова появился, и она сразу все поняла.
– Кто там был? – глухо спросила она. Он обнял ее за плечи и повел прочь от дома, где прошла вся ее жизнь. – Кто там теперь живет?
– Женщина с лицом, похожим на сливу, у нее двое детей, две девочки, – сказал Реми, когда они быстро направились на восток, словно стараясь догнать заходящее солнце. – Младшую зовут Симона.
– Мадам Фонтен. – Почему-то Еву это не удивило.
– Вы взяли фамилию этой мегеры для своих поддельных документов?
Ева вздохнула.
– Зато нет никаких сомнений в том, что она – христианка, не так ли?
Прошло несколько минут, прежде чем Реми ей ответил.
– По моему мнению, христиане так не поступают. Вселиться в чужой дом, который прежние хозяева покинули при таких обстоятельствах? Больше похоже на пляски на могиле. Хотя я готов поспорить, что эта грымза мадам Фонтен в жизни своей никогда не танцевала.
Ева не смогла сдержать улыбки, представив себе, как мадам Фонтен отплясывает джигу.
– Простите, что впустую потратила ваше время. Я должна была сразу вам поверить.
Реми пожал плечами:
– Просто запомните, что я всегда прав.
Ева удивленно посмотрела на него, но он улыбался.
– И что теперь? – спросила она. – Куда мы пойдем?
– Я знаю одно местечко.
Ева последовала за ним в сгущающуюся тьму. Внезапно на нее накатила такая усталость, что она больше ни о чем не хотела думать. У нее было только одно желание: найти место, где можно было бы переночевать и не бояться, что явятся немецкие солдаты и начнут рвать ее на куски, пока от нее ничего не останется.
Глава 11
– Публичный дом? Да вы что?! – ужаснулась Ева через полчаса, когда они остановились на грязной боковой улочке в районе площади Пигаль напротив каменного здания, в окне которого на немецком и французском языках были написаны часы работы заведения. – Вы хотите, чтобы я ночевала здесь?
– Во-первых, это место называется борделем, а не публичным домом, – улыбнулся Реми. Его явно забавляло ее смущение.
– Бордель, вертеп, дом терпимости, да какая разница?
– Видите ли, тут проводят ночь уважаемые господа, поэтому я советую вам быть вежливой.
– Ах да, «уважаемые господа» – первая фраза, которая приходит мне на ум, когда я думаю о ночных бабочках. – Ева с хмурым видом посмотрела на здание. На окне, прямо под расписанием, печатными буквами было выведено: «Jeder Soldat ist strengstens verpflichtet die frei gelieferten Präservative zu benutzen». – Что это значит? Немецких солдат принимают здесь с широко распростертыми руками? Или широко распростертыми ногами?
Реми рассмеялся.
– А я вижу, у вас есть чувство юмора, моя дорогая. – Он слегка толкнул ее локтем. – На самом деле здесь написано следующее: «Каждый солдат обязан использовать презервативы, предоставляемые заведением бесплатно». Честно говоря, это довольно респектабельное заведение.
Еву всю передернуло от этих слов.
– Давайте больше не будем об этом?
– Как скажете. Но я предлагаю войти через черный ход. Не хочу, чтобы кто-нибудь из немцев подумал, будто вы тоже входите в меню.
Ева скорчила недовольную мину, но пошла за ним в переулок за домом. Он постучал три раза в дверь, на которой не было ни таблички, ни других опознавательных знаков, и когда та открылась, быстро втащил Еву внутрь. Она очутилась на темной кухне, где пахло сигаретами, чесноком и потом, и от этого сочетания ее замутило.
– Bonjour, Реми, – сказала женщина, которая стояла в тени. Когда она шагнула, чтобы расцеловать Реми в обе щеки, Ева увидела, что ей не меньше пятидесяти, у нее сильно нарумянены щеки, на губах – ярко-розовая помада, а седые волосы стянуты в тугой пучок. – Ты привел с собой подружку? – Она с интересом посмотрела на Еву, и та отвела взгляд.
– Нам нужно где-то переночевать. Моя дорогая, это мадам Гремийон. Мадам Гремийон, это Мари Шарпантье.
– Разумеется, это не настоящее ее имя, – сказала пожилая женщина, осматривая Еву с ног до головы оценивающим взглядом.
– Мадам, вы не только красивы, но и ужасно проницательны, – ответил Реми.