– Святой отец, мне страшно.
– Мне тоже, но мы должны преодолевать свой страх ради великих дел. Вспомни Моисея, когда Бог явился перед ним в Неопалимой купине и сказал, что он должен спасти свой народ из рабства, – ему тоже было страшно. Он задал Богу вопрос, возможно похожий на тот, что ты сейчас задаешь самой себе: «Кто я такой, чтобы пойти к фараону и вывести израильтян из Египта?» Но Бог обещал ему, что не оставит его, и Моисей пошел выполнять то, что ему было предначертано судьбой. Господь будет с тобой, Ева, что бы ни случилось. Верь в это.
– Спасибо. – У нее к горлу подступил комок. – Большое вам спасибо. За все.
– Ева, это дар свыше, что я встретил тебя. – Он посмотрел на нее, и в его глазах заблестели слезы. Эти слезы в глазах священника-стоика особенно растрогали Еву. – Ты смелая, сильная и мужественная, и я знаю, что впереди тебя ждет долгая и счастливая жизнь.
Она улыбнулась ему:
– Надеюсь, что так и будет, отец Клеман. Желаю вам того же.
– До встречи, Ева.
– До встречи.
Отец Клеман вручил ей билет на поезд и, на прощание погладив по щеке, вернулся к чтению лежавшей у него на столе Библии. Уходя, Ева слышала, как он несколько раз откашлялся, и поняла, что, как и она, святой отец всячески пытается сдержать захлестнувшие его эмоции. Впереди у них еще много работы, и ради успеха общего дела они должны были сосредоточиться на своих обязанностях. Несмотря на то, что мир вокруг рушился.
В половине седьмого вечера поезд привез Еву в Лион. Когда она выходила из вагона с маленьким, наспех собранным саквояжем, ее охватило чувство страха. Она никогда еще не заезжала так далеко на восток страны. Здесь она была ближе к свободе, но вместе с тем ближе к Германии. Удастся ли ей вырваться? Или же она угодит в ловушку? В любом случае пути назад уже не было. От нее зависели судьбы детей.
В шесть пятьдесят она встала слева от центрального входа и стала ждать детей и мужчину, вместе с которыми ей предстояло отправиться в Швейцарию. И хотя она старалась сохранять невозмутимый и спокойный вид, будущая встреча ее сильно волновала. Сможет ли она достоверно сыграть роль жены человека, которого никогда прежде не видела? И матери детей, которых не знала? Она снова и снова прокручивала в голове их имена. «Мой муж Андре. Мои дети: Жорж, Морис, Дидье и Жаклин». Ева немного представляла себе, как выглядели дети, ведь она сама подделывала для них удостоверения личности. Маленькая девочка родилась в 1939 году, ее настоящее имя Элиана. Мальчиков звали Жоэль, Рауль и Даниель – 1935, 1936 и 1940 года рождения. Их поддельные документы были надежно спрятаны за подкладкой ее пальто, в специально вшитом в рукав потайном кармане. Но что насчет мужчины? Кто он? Ева ничего о нем не знала, кроме его вымышленного имени.
Часы пробили семь, потом – семь пятнадцать. Еве стало не по себе, и ее охватила тревога. К тому же она находилась у всех на виду. Почему они до сих пор не пришли? Неужели их временные документы вызвали подозрение у немцев? Над Лионом быстро сгущались сумерки. Глядя в темноту, Ева невольно задавалась вопросом, что она будет делать, если они не придут. Если она вернется сюда на следующий день, это будет выглядеть подозрительным. И, конечно, она не сможет поехать в Анси без них.
И только почти в половине восьмого Ева наконец увидела, что из здания вокзала вышел темноволосый мальчик, а за ним – еще один. Того же возраста, что и предполагаемые семилетний Морис и восьмилетний Жорж. Через несколько секунд к ним присоединился малыш, которому на вид было около трех лет. Если она не ошиблась в своих предположениях, то это, должно быть, Дидье. Она двинулась им навстречу, надеясь, что ее улыбка полна материнской нежности, а не только чувства облегчения. Увидев последнего ребенка – девочку – по документам четырехлетнюю Жаклин, – которая шла, держась за руку мужчины, Ева так и замерла на месте.
Мужчина отвернулся и смотрел на небольшую толпу, собравшуюся на улице у вокзала, но Ева сразу же его узнала. Разворот плеч, узкая талия, даже его уверенная походка – во всем этом было нечто необычайно знакомое и родное. На мгновение Ева даже перестала дышать, а когда он наконец посмотрел на нее и удивленно распахнул глаза, время словно остановилось. Это был Реми, живой и здоровый. Внезапно Ева снова уверовала в чудо. Ева не сводила с него глаз, пока он не подошел к ней. Хоть она и понимала, что ей следует сейчас обменяться приветствиями и поцелуями с детьми, но все же она никак не могла совладать с собой, чтобы отвести взгляд от Реми.
– Это ты, – тихо проговорил он, приблизившись к ней.
– Это ты, – прошептала она, и в следующую секунду его губы прижались к ее губам, и на несколько прекрасных мгновений этот поцелуй заставил ее забыть обо всем на свете. Для них двоих никого и ничего больше не существовало, пока маленькая девочка, которую Реми держал за руку, не вскрикнула и не вернула их к реальности.
– Что такое, Жаклин? – спросил Реми, прерывая поцелуй и в ту же секунду отстраняясь от Евы. – У тебя все хорошо, милая? Если что, мы с мамой рядом.
Когда он наклонился к малышке, у Евы защемило сердце: на мгновение у нее перед глазами возникло то будущее, о котором она и мечтать не смела: где они с Реми – мама и папа маленькой девочки, такой как Жаклин, или маленького мальчика, как Дидье. И в ту же секунду она вспомнила слова матери, сказанные сегодня утром: «Ты ведь теперь нашла себе новую, мнимую семью, которой так доверяешь». Она подавила охватившее ее чувство вины и, проследив за взглядом девочки, увидела немецкого солдата, который вышел на улицу покурить.
– Жаклин, запомни, – мягко и спокойно сказал ей Реми. Тон, каким он это произнес, не выдал того беспокойства, которое он наверняка испытывал, – не нужно бояться людей в форме. Они наши друзья.
У солдата никак не получалось зажечь спичку на холодном ветру. Реми с легкой улыбкой отпустил руку девочки, которая тут же схватила за руку Еву, подошел к солдату и вытащил из кармана пальто спичечный коробок. Он зажег одну и прикрывал ее ладонью, пока солдат не раскурил сигарету.
Немец – блондин с мальчишеским лицом – кивнул Реми в знак благодарности, а потом – Еве.
– Danke, – сказал он, а затем быстро добавил с виноватой улыбкой. – Э-э, merci.
Реми вернулся к ним и обнял Еву за плечи небрежным жестом, словно проделывал это уже тысячу раз.
– De rien[21], – ответил он.
Солдат ушел, и Ева облегченно вздохнула.
– Так это ты делал им документы? – шепотом спросила она у Реми, кивнув в сторону детей.
– Да, но у меня никогда не получалось так, как у тебя. – Она почувствовала, как его губы расплываются в улыбке, когда он прошептал ей на ухо: – Вот видишь, теперь я это признаю. Так что я рад, что ты привезла другие документы. – Он сделал паузу, а затем добавил: – Я просто очень рад тебя видеть.
– Я тоже, – прошептала она, а когда он снова наклонился к ней и их губы слегка соприкоснулись, ей захотелось, чтобы это мгновение никогда не кончалось. Но она знала, что они должны войти внутрь, покормить и успокоить детей перед ночной поездкой.
– Пойдемте, мои милые, – сказала она, с улыбкой поворачиваясь к детям. – Давайте найдем место, где можно посидеть.
– Я ненадолго вас покину, – тихо сказал Реми. – Нужно сначала избавиться от документов.
– Каким образом ты это сделаешь?
При виде знакомой улыбки ее сердце оттаяло.
– В домике начальника станции всегда горит камин. Работники вокзала часто греются около него. Случается так, что там никого не бывает, а дверь не заперта. Так что я сейчас отлучусь ненадолго, чтобы поярче разжечь им огонь.
Через пять минут Реми нашел их на второй платформе. Они собрались все вместе, как и полагается настоящей семье, и попытались согреться. Ночь была морозной, а платформа не отапливалась, и, когда они разговаривали, все слова повисали в темном воздухе облачками белого пара.
– Что ты здесь делаешь? – шепотом спросила Ева, пока дети ужинали белым хлебом и сыром, которые Реми извлек из кармана пальто.
– Я мог бы задать тебе такой же вопрос. – Его теплое дыхание касалось ее уха, ей хотелось прижаться к нему покрепче, закрыть глаза и притвориться, будто они – двое влюбленных, которые едут куда-то по своим делам. Но нельзя было терять бдительность: в любой момент могли появиться немецкие солдаты или придирчивые французские жандармы.
– Наша ячейка провалена, – проговорила она. Реми кивнул, и Ева поняла, что он уже в курсе дел. – Отец Клеман попросил меня помочь перевезти детей и сказал, чтобы я потом осталась в Швейцарии. – Даже теперь, когда она просто рассказывала о случившемся, Ева чувствовала себя виноватой, что оставляла свой пост, отказывалась от дела, ради которого так усердно работала.
Лицо Реми выражало спокойствие, будто он испытал долгожданное облегчение. Он покрепче прижал Еву к себе:
– Слава богу, они наконец-то послушали меня.
– Это ты убедил их в том, чтобы я уехала? Но, Реми, мое место здесь! Во Франции. Я должна работать дальше.
– Ты должна прежде всего позаботиться о своей безопасности. – Когда он обернулся к ней, в его глазах стояли слезы, и она с трудом удержалась, чтобы не наклониться и не поцеловать его. – Ты достойна того, чтобы дожить до старости, воспитать детей и внуков и быть счастливой. А если ты не уедешь сейчас, ничего этого может не случиться.
– А как же ты?
Он ответил не сразу:
– Я останусь здесь, Ева. Но я не смогу делать то, что должен, пока не буду знать, что тебе ничто не угрожает.
– Реми, как же ты не понимаешь? Я чувствую то же самое. Я не могу сейчас просто взять и сбежать.
– Тебе необходимо исчезнуть. Ева, сейчас ты находишься у всех на виду. Я – другое дело. Я скрываюсь в лесу вместе с товарищами. И мы вместе ведем подрывную деятельность против немцев.
– Я тоже могла бы жить там, – негромко сказала она. – Им ведь все равно нужны поддельные д