Скоро пришла в Москву страшная весть, что Заруцкий ссылается с волжскими и другими соседними козаками, сзывая их на обычную войну с государством. Грамота за грамотой пошли из Москвы на Дон и на Волгу: сперва от царя, потом от духовенства, наконец от бояр и всяких чинов людей, с увещанием не соединяться с Заруцким, но стоять против него. Грамоты по-прежнему льстят козакам, хотят выставить государственные подвиги их и тем сильнее заставить их служить государству. Заруцкий выставляется человеком, который первое злое дело Московскому государству завел: «Думного дворянина и воеводу Прокофья Ляпунова, который сперва за неправду Жигимонта короля стоял, Заруцкий, учиня сейм, велел советникам своим убить, чтоб польских и литовских людей обнадежить». Здесь грамоты виновником смерти Ляпунова выставляют прямо Заруцкого; но мы видели, что в грамоте Пожарского к областным жителям с жалобою на Шереметева виновником смерти Ляпунова выставлен этот Шереметев. В приведенных грамотах к козакам главным виновником восстания против поляков выставлен Ляпунов, а в других грамотах о Ляпунове не говорится ни слова и вся честь приписывается Трубецкому. Вообще в грамотах того времени не заботились о согласном свидетельстве, а выставляли события, смотря по обстоятельствам. Продолжая перечислять дурные дела Заруцкого, московские грамоты говорят, что по смерти Ляпунова он взял к себе поляков, Евстафия Валявского да Казановского и других, и с ними вместе умышлял разоренье Московского государства, звал к себе тайно и гетмана Сапегу со всем войском, ссылался с поляками, осажденными в Кремле и Китае, условливался с ними, что зажжет стан подмосковный в то время, как поляки сделают вылазку из города, но что лазутчиков его схватили и пытали, а панов Валявского и Казановского казнили всею ратью. В грамотах говорится также, что еще в 1612 году Сигизмунд присылал к Заруцкому ротмистра Синявского, убеждая его мутить Московское государство до тех пор, пока он, король, заключит мир с турками и заплатит жалованье войску, а там он пойдет на Москву, взявши которую даст Заруцкому в отчину Новгород Великий, или Псков с пригородами, или Смоленск и сделает его великим у себя боярином и владетелем.
Чтобы грамоты были подействительнее для козаков, царь послал на Волгу деньги, сукна, запасы, вина: «И вы б, атаманы и козаки, видя к себе нашу царскую милость и призренье, нам, великому государю, служили и прямили и на изменников наших стояли: а мы, великий государь, учнем вас держать в нашем царском милостивом жалованье и в призренье свыше прежних царей российских». Наконец отправлены были две грамоты и к самому Заруцкому от царя и духовенства; царь обещал помилование в случае обращения; духовенство грозило проклятием в случае ослушания царской грамоте. Донские козаки писали к волжским своим собратиям о покое и тишине, но в очень неопределенных выражениях, вероятно, потому, что козаки имели о покое и тишине неясное понятие. «Великому и славному рыцарскому Волжскому, Терскому и Яицкому войску и всех рек пресловутых господам атаманам и козакам и всему великому войску. Прислал к нам самодержавный государь царь и великий князь Михаил Федорович всея Руси свои царские грамоты и жалованное слово, и жалованье денежное, и селитру, и сукна, и запас и к вам на пресловутую реку послал тоже жалованье многое денежное и сукна, и селитру, и запас. И мы к вам, господа, послали его царские грамоты ко всему войску, и в Астрахань, и к Заруцкому, и ко всем чинам Российского царства и Московские области, чтоб господь бог гнев свой отвратил и на милосердие преложил, чтоб покой и тишину вы восприяли и в соединении были душами и сердцами своими, и ему, государю, служили и прямили, а бездельникам не потакали; заднее забывайте, на переднее возвращайтесь, ожидайте, государи, будущих благ, а ведаете и сами святого бога писание: тысячи лет, яко день един, а день един, яко тысячи лет. А мы, господа, к вам много писывали прежде о любви, да от вас к нам ни единой строки нет, мы и атаманов больших у вас не знаем; а вы, господа наши, на нас не дивитесь (не сердитесь)». Но почему же донцы думали, что волжские козаки будут на них дивиться? Любопытна также и надпись на грамоте: «Великие Российские державы и Московские области оберегателям, волжским, терским и яицким атаманам и молодцам и всему великому войску».
Между тем к князю Одоевскому с товарищами приходили вести с севера, что шайки козаков тянутся из уездов Белозерского, Пошехоньского, чрез уезды Углицкий, Ярославский и Романовский к юго-востоку, пробираясь к Заруцкому. Ногайский князь Иштерек сначала был в ссоре с Заруцким, но потом помирился, дал сыновей в заложники и поклялся, что весною пойдет со всеми ногаями осаждать Самарскую крепость, а Заруцкий объявил, что весною же отправится на стругах вверх по Волге против льду с пушками под Самарский город и под Казань. Город Терский объявил себя за Заруцкого; но в Астрахани добрые люди повиновались ему невольно и с нетерпением ждали государевых полков. Зимою перед Николиным днем Заруцкий и Марина выслали в мир какую-то грамоту и велели всяких чинов людям прикладывать к ней руки, а смотреть в нее не дали никому; духовенство и все люди прикладывали руки поневоле. Марина видела нерасположение граждан и боялась восстания; памятен ей был страшный звон московских колоколов 17 мая, она боялась того же и в Астрахани и запретила ранний благовест к заутреням под предлогом, что звон пугает ее маленького сына. Купцы иноземные, бухарцы, гилянцы и другие, ограбленные Заруцким, разбежались. Днем и ночью на пытках и казнях лилась кровь добрых людей, а Заруцкий разъезжал за город с ногайскими татарами, которые в числе пяти или шести сот пили и ели у него с утра до вечера, он прикармливал их, чтоб заставить идти с собою на весну под Самарский город и под Казань; он говорил: «Знаю я московские наряды: покамест люди с Москвы пойдут, я до той поры Самару возьму да и над Казанью промысл учиню». Как видно, Заруцкий выдавал себя в Астрахани за Димитрия; по крайней мере до нас дошла от 1614 года челобитная с обращением к царю Димитрию Ивановичу, царице Марии Юрьевне и царевичу Ивану Димитриевичу. Заруцкий надеялся также на шаха, но персидские купцы уверяли астраханцев, что Аббас Астрахани не возьмет, своих людей не пришлет и казны Заруцкому не даст, потому что не захочет ссориться с Московским государством. Что касается до волжских козаков, то ближайшая к Астрахани станица под атаманом Верзигою тянула к вору: но в верхних козачьих городках козаки были против Заруцкого: очевидцы рассказывали, что когда пришла туда с Дону уже известная нам грамота, то съехавшиеся козаки, прочтя грамоту, обрадовались, Заруцкого, Марину и сына ее проклинали и ругали, несмотря на то что Заруцкий, приглашая воевать государство, обещал пожаловать тем, чего у них и на разуме нет; козаки говорили: «От нашего воровства уже и так много пролилось христианской крови, много святых обителей и церквей божиих разорено, так уже теперь нам больше не воровать, а приклониться к государю царю Михаилу Федоровичу и ко всей земле». Но козаки по своему обычаю хотели сделать службу государю и всей земле как можно для себя выгоднее; для этого они собирались ехать в Астрахань, взять у вора обманом жалованье, да и учинить над ним промысел; потом сбирались идти на море, дожидаться шаховых судов, чтоб их погромить; а если не удастся погромить персидских кораблей, то идти под Астрахань грабить татарские юрты: пока змея в норе, так тут над нею и промысел чинить, говорили атаманы. Но молодые козаки говорили иное: «Нам все равно, где бы ни добыть себе зипунов, а то почему нам и под Самарский не идти с Заруцким?» 560 таких охотников до зипунов перешли к Заруцкому в Астрахань; говорят, что Заруцкий, обрадовавшись приходу козаков и ненавидя многих граждан за их нерасположение к себе, хотел в самое Светлое Воскресенье перерезать всех подозрительных ему людей. В самом ли деле Заруцкий имел такое намерение или только астраханцы, испуганные приездом козаков, подозревали умысел — решить трудно; но как бы то ни было, между астраханцами и козаками произошли ссоры; Заруцкий принужден был запереться в Кремле, а граждане сели на посаде, и в среду на страстной неделе завязался между ними бой (1614 г.).
Между тем пришла весть, что и Терек отложился от Заруцкого. Здесь, так же как и в Астрахани, не все жители усердствовали вору с ворухою и воренком, а были за них больше потому, что жили далеко от Москвы и не получали оттуда никаких вестей. Терский воевода Петр Головин был особенно подозрителен Заруцкому, который послал в Терский город взять воеводу и привести его в Астрахань; но терские люди не выдали Головина и сказали посланцам астраханским: «Али вы и Петра Головина хотите погубить так же, как погубили князя Ивана Хворостинина? Нам с вами в совете воровском не быть и от московских чудотворцев не отстать». В половине Великого поста приехал на Терек Михаил Черный от Заруцкого; Черный пробирался в Кабарду возбуждать горцев на Русь; но терские люди были уже в разладе с Заруцким и подозревали его в дурных замыслах насчет своего города; они схватили Черного и привели к воеводе на допрос: сначала Черный не хотел ничего говорить о замыслах Заруцкого, наконец пытка развязала ему язык: он объявил, что Заруцкий неистовствует в Астрахани, где большинство жителей не на его стороне, казнит, сажает в воду добрых людей, духовенство, грабит их имения, святотатствует: взял из Троицкого монастыря кадило серебряное и слил себе из него стремя; сердится на Терский город, хочет быть там на Велик день, казнить воеводу Головина и с ним многих людей. Последнее известие заставило воеводу и весь мир принять меры решительные: они тотчас же целовали крест царю Михаилу и отправили под Астрахань стрелецкого голову Василья Хохлова с 700 человек. Прибыв под Астрахань, Хохлов привел к присяге ногайских татар, в том числе обратился также к царю и известный уже нам Иштерек-бей, написавший к князю Одоевскому грамоту, в которой очень наивно представлено положение зависимого татарина в смутах Московского государства: «Его милость царь дал нам грамоту, изволил обязаться защищать нас против всех врагов, а мы его милости царю обязались служить во всю жизнь нашу верою и правдою. Между тем астраханские люди и вся татарская орда начали теснить нас: служи, говорят, сыну законного царя. Весь христианский народ, собравшись, провозгласил государем сына Димитрия царя. Если хочешь быть с нами, так дай подписку, да еще и сына своего дай аманатом. Не хитри, пестр