— Наверное, дело касается раков, больных лихорадкой, — беспомощно произнес Николай. Откуда только берутся такие странные лечебные средства?
— Мой дядя всегда так лечился от лихорадки, — убежденно сказал смотритель кухни.
— Как же он выходит из положения зимой?
— Никак, и именно потому я вас об этом спрашиваю.
Николай пожал плечами.
— Я что-нибудь почитаю об этом.
— Да, вот еще о чем я давно хотел вас спросить — можно ли вывести родинку кусочком свинины?
— Свинины? — переспросил Николай. — При чем тут свинина?
— Моя бабушка говорит, что родинка исчезнет, если ее потереть кусочком говядины, а потом засунуть этот кусочек в ранку, проделанную под мышкой человека, умершего от чахотки. Как только его тело полностью сгниет, так сойдет и родинка. Так вот я хочу спросить, может быть, свинина тоже подействует.
Николай отодвинул в сторону тарелку с недоеденным супом и откинулся на спинку скамьи.
— Собственно говоря, почему нет? — спокойно ответил он и добавил: — Вы не будете так любезны принести мне пива?
Смотритель дружески взглянул на врача, но, очевидно, сначала он хотел услышать ответ на свой вопрос.
— Знаете, есть намного более действенное средство, — сказал после недолгого молчания Николай. — Господин Леконт, парижский врач, прославившийся лечением ран, недавно опытным путем нашел, что пропущенные сквозь зажигательное стекло лучи, направленные на опухоли и плотные мозоли, уничтожают их несравненно лучше, нежели все иные известные средства.
Глаза смотрителя радостно заблестели.
— Да, конечно, это так. Ведь родинки и возникают из-за тепла.
— Что-что?
— Я говорю: из-за тепла. Говорят, что если беременной женщине во время готовки в лицо брызнет жир, то ей нельзя прикасаться к больному месту, иначе у нее будет ребенок с родинкой.
— Ага, — проговорил Николай. — Вот и договорились.
Удовлетворенный ответом смотритель встал и отправился за двумя кружками пива.
— Что вообще здесь делается? — спросил Николай, когда франконец вернулся.
— Вышло касторовое масло. Не поступает и сибирская снежная роза. Сейчас в Петербурге за нее просят по девять рублей за фунт, но даже по такой цене она расходится мгновенно. Многое теряется из-за разбоев. Сегодня заходил господин Мюллер и жаловался, что совсем нечем стало лечить больных.
Касторка не проблема, подумал Николай, можно ставить клистиры с табаком. Но порошок снежной розы заменить нечем. Это противоподагрическое средство считалось редким и очень дорого стоило. А в последнее время оно вообще куда-то исчезло.
— А что это за разбои, о которых вы только что сказали?
— Разве вы ничего о них не слыхали? Какие-то негодяи жгут почтовые кареты. Об этом только и говорят по всей округе.
— Вероятно, это раздосадованные клиенты имперской почты, — проговорил Николай и сделал большой глоток. Мозг его напряженно работал.
— Ха, ха, можно подумать. Болтают, что это французы. Так утверждают свидетели.
— Французы? Почему именно французы?
— Эти люди похожи на французов. По правде сказать, от них можно всего ожидать.
Николай ничего не ответил. Пусть человек говорит — может, он натолкнет на новое объяснение этих происшествий.
— Правда, мой брат говорит, что за этим делом стоят северонемецкие книготорговцы.
Николай от изумления даже поставил кружку на стол.
— Книготорговцы?
— Да, Рейх и его лейпцигская шайка. Так, во всяком случае, говорит мой брат, а он работает у Эндтера.
Эндтер был крупным нюрнбергским торговцем книгами и бумагой, это было известно Николаю. Но он никогда раньше не слышал о Рейхе и тем более о его шайке.
— Этого я не понимаю, — сказал наконец Николай. — Зачем книготорговцам сжигать кареты?
Франконец в ответ только пожал плечами:
— Во всяком случае, я слышал, что так говорят.
Спустя некоторое время Николай уже стоял у постели своей больной. Она неподвижно лежала на подушке, уставив взор в потолок. От этого взгляда Николай ощутил сладкий укол. Он был вынужден признаться себе, что с момента отправки девушки из Альдорфа сегодня утром ни на одну минуту не переставал думать о ней. Но теперь, когда он стоял рядом с ее ложем, она казалась ему еще прекраснее и еще желаннее, чем в воспоминаниях. Сиделки вымыли девушку, причесали ей волосы и надели на нее серую, но чисто выстиранную больничную рубашку. Когда Николай заговорил с ней, девушка на короткое время остановила на нем взгляд, но у врача создалось впечатление, что она не узнала его и не вполне поняла. Он наклонился к больной и пощупал ей пульс, потом приложил руку к ее лбу. Лихорадки не было.
— Как тебя зовут? — тихо спросил он.
Она даже не повернула головы, продолжая неподвижно смотреть в потолок.
— Я уверен, что ты меня слышишь.
В лице девушки не дрогнул ни один мускул. Она лишь прикрыла глаза, но в остальном осталась недвижимой.
— Я вернусь завтра утром, и тогда, возможно, мы лучше поймем друг друга, — сказал он, но еще некоторое время посидел рядом с ней, тщетно рассчитывая уловить хоть какую-то реакцию. Прошло целых пять минут, но девушка так и не произнесла ни одного слова.
Николай отправился домой. У него не было опыта в лечении таких случаев, и здесь, в Нюрнберге, не было никого, кто мог бы помочь ему.
Писчебумажный и книжный магазин Эндтера был еще открыт, когда Николай проходил мимо него. Он вошел в магазин и осмотрелся.
Центральный проход и стены были уставлены высокими полками, на которых лежали пакеты, пачки и кипы бумаги. У самого входа находился прилавок, от которого начиналась лестница, ведущая наверх, в помещение, где находились остальные товары. Между двумя еще не развязанными кипами книг громоздилась третья. Дальше высились стопы неперевязанных и неразрезанных книг. Рядом стоял пресс и круглый бочонок размером метр на полтора, до краев наполненный новыми поступлениями.
Николай часто захаживал сюда, чтобы полюбоваться на сокровища, которые он никогда не смог бы приобрести. Но сегодня его интересовало нечто иное. Ему не пришлось долго ждать. Молодой человек с огненно-рыжими волосами, стоявший возле бочонка с несколькими томами в руках, выпрямился и обернулся к Николаю.
— Что вам угодно, милостивый государь? — спросил он. Николай подошел и представился.
— Я лиценциат Рёшлауб, помощник городского врача Мюллера.
Человек отложил в сторону книги.
— Я всецело к вашим услугам.
Николай не сразу сообразил, с чего начать разговор.
— Я смотрю, у вас много хлопот с посетителями? — спросил он после недолгой паузы.
Продавец покачал головой:
— Нет, во всяком случае, не больше, чем обычно.
Николай не мог сразу задать прямой вопрос, но как направить разговор в нужное русло и что-нибудь разузнать о нападениях?
— Я ищу одну книгу… медицинскую книгу… врача Галлера. У вас есть медицинские книги?
— Есть, хотя и немного, — ответил продавец, — но мы принимаем заказы на любые книги. Как называется та, что нужна вам?
— «Departibus corporis humani sensibiliset irritabilibus». 2
Этого издания здесь, естественно, не было и быть не могло. Как и следовало ожидать, молодой человек с сомнением покачал головой и взял в руки каталог книжных ярмарок.
— У нас этой книги нет, могу сказать это с уверенностью, — произнес он и принялся листать каталог. Палец его быстро скользил по столбцам оглавления. — Вот она, — воскликнул он. — Геттинген.
Николай всем своим существом ощутил, как продавец окинул его оценивающим взглядом. В тот же момент он понял значение этого взгляда.
— Книга стоит два талера, — сказал продавец.
Николай и сам знал, что выглядит не как человек, способный выложить два талера за книгу. Он, конечно, заботился о чистоте своей одежды, но опрятная бедность — это все равно бедность.
— Это для врача Мюллера, — быстро солгал он. — Я спрошу у него, будет ли он заказывать книгу. Кстати, как долго придется ждать получения?
Лицо продавца на мгновение посветлело — либо оттого, что он знал Мюллера, либо оттого, что намечалась выгодная продажа. Правда, глаза молодого человека сразу же потускнели.
— Книги мы получаем после заказа, — произнес продавец. — Обычно через три или четыре недели. Но сейчас для этого может потребоваться и все восемь недель.
— Вот как? — спросил Николай с наигранным удивлением. — И почему книги идут так долго?
— Из-за нападений, — ответил молодой человек. — По этой причине нам приходится возить заказы другим путем, а это занимает больше времени.
— Ах да, я тоже что-то об этом слышал. Ужасно, эти разбойники с большой дороги…
— Разбойники с большой дороги? — возмутился молодой человек и шумно выдохнул. — За этими разбоями стоят лейпцигские книготорговцы, будь они прокляты. У них вообще ничего нельзя покупать.
Николай несколько мгновений помолчал, а потом спросил, разыгрывая полнейшее неведение:
— У кого нельзя покупать?
— У Рейха, Вейганда, Ванденхука и как их там еще зовут.
— Гм… и отчего же?
— Они хотят поставить нас, южных немцев, на колени своим преступным монополизмом. Наши переиздания лишают их дохода. Чтобы сохранить его, они наняли пару мерзавцев, которые препятствуют доставке наших переизданий.
— Эти самые книготорговцы?
— Ну да, все эти спекулянты, Рейх и Вейганд, Дитрих и Ванденхук, торгующие в Геттингене. Это же очевидно. Надо только посмотреть, на какие почтовые кареты и на каких дорогах нападают разбойники, и все станет ясно. Это не может быть простой случайностью.
— Что не может быть случайностью? — спросил Николай, продолжая разыгрывать простодушие.
— Что нападения происходят именно на этих дорогах. Это тот же маршрут, по которому весной повторные издания доставлялись на книжную ярмарку в Ханау. Эти негодяи хотят нагнать на нас страха.
Николай не сразу понял, что, по мнению его собеседника, связывает сожжение почтовых карет с переизданиями книг и книжной ярмаркой в Ханау.