— Да, она нелюдимая была.
— Ты стояла во дворе, недалеко от изгороди, возле куста шиповника, осторожно гладила ветку тонкими пальчиками. Они у тебя и сейчас такие… Куртка была тебе велика, почти полностью скрывала тебя.
— Я не нашла свою одежду, надела куртку, которая висела в прихожей, потихоньку вышла наружу, пока тетя смотрела телевизор. Листья у шиповника побурели, ведь уже наступил конец октября. Оранжевые ягоды, как фонарики на ветках с красной корой… Удивительно красиво. На одной ветке висела паутина, вся в капельках росы.
— А потом ты вдруг подняла голову и заметила меня.
— Просто почувствовала твой взгляд. Так ярко это все, словно сейчас перед глазами, хотя было давно.
— Двадцать лет назад. Скоро будет двадцать… Нам тогда по девять лет было.
Диане хотелось бы заткнуть уши, и не слышать все эти слова, которые звучат в вечерней тишине. Впрочем, пусть тешатся, пусть греются у костра детских воспоминаний, а Диана будет трудолюбиво плести бесконечный, сложный узор. У нее тоже тонкие пальцы, на которые можно заглядеться. А ее руки иногда становятся настолько похожи на руки Фейт, что их невозможно отличить. Как во вчерашнем сне…
— Знаешь, мне было так легко вписаться в новую школу, привыкнуть. Ты ведь меня опекал на каждом шагу. И защищал от тех, кто мог бы обидеть. Но я все равно каждый вечер мечтала о том, что встречусь с родителями. Вырасту, куплю билет на Мальту, доберусь до бухты, возле которой они пропали… Буду долго нырять в прозрачной воде, это будет нелегко, но в конце концов я найду подводный путь, который приведет к ним… Мама стала русалкой, а папа морским царем. Они живут в чудесной подводной стране. Там красочные рыбки, дворцы из кораллов, жемчуг смешивается с золотым песком… Я довольно долго в это верила, лет до одиннадцати.
— Даже мне не рассказывала.
— Мне казалось, если произнесу вслух, то сказка не сбудется. А потом нарисовала эту подводную страну и успокоилась. Помнишь, та моя первая большая картина висела на школьной выставке?
— Помню.
— Дальше придумала, что родители не утонули, а скрылись из-за каких-то важных, непредвиденных причин. Папа был скромным клерком, но я воображала, что он на самом деле супергерой, ему пришлось скрываться от могущественных врагов. Маму пришлось с собой забрать, потому что ей тоже угрожала опасность. А когда ситуация изменится, они вернутся. Однажды приедут в Эдервиль… Я ведь помнила их живыми, до того, как они отправились в тот злосчастный отпуск. Меня не взяли… Но вторая мечта прошла совсем быстро, растворилась в обычной жизни.
— Кэти…
Диане со своего места не видно, однако можно поспорить, что их пальцы сейчас переплелись.
— Хватит… Тебе спать пора. Ты устал, у тебя глаза слипаются.
— Нет-нет, все нормально. Просто посиди со мной еще немного. Не уходи еще хоть пять минут.
— Никуда я не уйду. А знаешь, тот шиповник возле изгороди цел. Там теперь такие заросли…
***
Вчера Диана напрасно опасалась возможных конфликтов с Роджером. По отношению к Диане он особого дружелюбия не проявляет, но, во всяком случае, держится вполне прилично и не заносчиво, в отличие от Итона накануне. А когда оборачивается к Майклу, вообще преображается, даже вечно насмешливый мефистофельский взгляд смягчается.
— Может, почитать тебе что-нибудь? Отвлечешься немного. Согласен?
— Да.
Долго роется в образовавшемся в углу складе из журналов и рекламных буклетов. В конце концов, из одного толстого журнала выпадает брошюра с обложкой в готическом стиле. Издание явно предназначено для туристов.
— «Эдервильские легенды». Самое то!
Роджер листает страницы.
— Надо же, некоторые истории совсем не знакомые. Так… Ну, это уж слишком мрачно, это тоже… А вот, например, «Легенда о золотых кружевах»…
В стародавние времена через весь Эдервиль и его окрестности протекала полноводная река. Она делила город на две части. Чтобы перебраться на другой берег, приходилось нанимать лодку. На рыночной площади Эдервиля можно было купить, что угодно. Пояс, дарующий небывалые силы, кошелек из шкурки крылатой жабы, меч с серебряной рукояткой, способный разрубить оборотня на куски… Здесь приезжие перекупщики встречались с местными торговцами и мастерами, заключали крупные и мелкие сделки. Но, конечно, больше всего народа толпилось в рядах, где торговали съестным. Обитатели окрестных деревень с самого раннего утра доставляли провизию на продажу. Частенько появлялся на рынке молодой рыбак, на которого засматривались многие хозяйки. Каждая норовила подойти и нему, поздороваться, перекинуться шуткой. Поэтому торговля свежим уловом всегда шла бойко. Да чего уж там, даже почтенная супруга одного из старейшин левобережья порой оставляла служанку дома, брала корзину и отправлялась на рынок полюбоваться пригожим парнем. Не давали ей покоя его каштановые кудри и широкие плечи. Кроме того, рыба, пойманная молодым рыбаком в последнее время, была заметно крупнее, чем у других торговцев. Попадались и рыбины, которые прежде в реке не ловились. Поговаривали, что рыбак где-то раздобыл талисман, помогавший заманивать в сети лучшую рыбу. Однако талисман был здесь ни при чем. Просто в рыбака без памяти влюбилась речная дева, поэтому к нему и повернулась удача.
Сперва Речная Дева наблюдала за ним издалека, притаившись в прибрежных зарослях или украдкой следуя за лодкой. Но однажды осмелела и подплыла так близко, что рыбак ее заметил. Он не вскрикнул от изумления и совсем не испугался. В ту эпоху люди жили среди повседневного волшебства. Их не удивляли цветочные эльфы, говорящие лесные птицы, диковинные речные обитатели. А уж что творилось на Изумрудном холме и в его окрестностях… Майкл, ты не слушаешь? — прерывает чтение Роджер.
— Слушаю…
Куда пропал звучный, богатый оттенками, чарующий голос Майкла? Остался только шелест осенних листьев, готовых вот-вот упасть на землю. Диана вдруг вспоминает, как недавно они возвращались с концерта в лимонно-желтом особняке. Майкл с Фредом наперебой рассказывали историю о черной змейке, любовном треугольнике, соперничестве и предательстве. Чужая, несколько столетий назад разразившаяся трагедия производила впечатление чего-то нереального. Сам Майкл тогда беззаботно улыбался, был полон сил. А теперь лежит неподвижно, и неизвестно, переживет ли ближайшую ночь. Горло перехватывает, Диана отворачивается в сторону. Зачем было губить Майкла, чье преступление заключается лишь в том, что он ее не любит и никогда не любил?
— … Речная дева была восхитительно хороша. Она напоминала белую водяную лилию, плывущую по речной глади. Длинные локоны переливались золотом и растекались по воде, прозрачно-зеленые глаза умоляюще смотрели на рыбака. Какой бы смертный устоял?..
Хотя возлюбленные не могли поселиться вместе, но их часто можно было увидеть рядом. Любовь не скроешь, да они и не прятались. Рыбак с детства плавал и нырял не хуже тритона, поэтому в воде чувствовал себя почти так же уверенно, как на суше. У речных дев в отличие от русалок нет рыбьего хвоста. Но их стройные нежные ноги не приспособлены к тому, чтобы передвигаться по земле, да и существовать без воды речные девы могут не больше пары часов. Рыбак на руках относил свою возлюбленную на лесную поляну рядом с рекой, где так чудесно пели пестрые птицы и порхали мотыльки
Рыбак и речная дева были счастливы вдвоем целый год. Об их любви уже слагали песни, которые бродячие музыканты распевали далеко за пределами Эдервиля. Но однажды в Эдервиль явился знаменитый проповедник. Зловещая слава его опередила, и горожане заранее предчувствовали: им придется несладко. Передавали, что проповедник проклял собственную семью, бросил дом, имущество, отрекся от всех земных наслаждений. Он странствовал много лет, неустанно изобличая грешников. Особенно непримирим был к остаткам язычества, жестоко преследовал всех, кто, по его мнению, водился с нечистой силой. За проповедником всегда следовало несколько преданных приверженцев. Его недоброжелатели утверждали, что сам он когда-то продал душу дьяволу, лишь бы овладеть даром убеждения и возможностью влиять на других. Поэтому даже если и спасет души каких-то грешников, сам после смерти прямиком отправится в адское пекло.
Об Эдервиле, жители которого верили в волшебство, верили в то, что у камней и деревьев тоже есть души, проповедник был уже наслышан. А когда до него дошли слухи о речной деве, соблазнившей рыбака, проповедник нагрянул в город.
Ворота замка раскрылись перед пришельцем, граф Норвэлл не посмел отказать в гостеприимстве и поддержке. Через некоторое время проповедник вышел наружу, за ним следовали слуги из замка, потом присоединились любопытные горожане. Вскоре добрались до деревушки на берегу реки, где жил рыбак. Его выволокли из хижины, связали, притащили к самой воде. На глазах у толпы проповедник начал громко произносить проклятие:
— Силой, дарованной мне свыше, приказываю вам покориться, мерзкие духи воды! Пусть река закипит, пусть уничтожит все, что вводит смертных во грех. А ты, презренный грешник, взирай на то, как сгинет речная нечисть…
Черные глаза проповедника сверкали на изборожденном морщинами лице. Когда он откинул капюшон, показался голый череп, на котором не было ни единого волоса. Проповедник взмахивал костлявыми руками, что-то бормотал, уже не громко, про себя, слов было не разобрать. Он будто околдовал эдервильцев, которые обычно не доверяли пришлым. Толпа застыла в страхе и ожидании… Вода в реке вдруг запылала ярким пламенем, огненные языки колыхались, словно волны.
Из воды взметнулись белые руки речной девы, раздался жалобный крик. Рыбак разорвал веревку, которая его связывала, и бросился в огненные волны, туда, где погибала его возлюбленная. Над водой поплыл запах горелого …
Роджер поспешно перелистывает страницу. Наверняка что-то пропустил.
— … так вот… Река горела остаток дня и почти всю ночь. Только ближе к утру жар спал, и пламя погасло. Вместе с рыбаком и его возлюбленной погибли все обитатели реки. А кроме речных дев там жили русалки, тритоны и прочие причудливые водные создания. Даже пепла от них не осталось. Берега сжались, будто и не было здесь прежде широкой и глубокой реки. Лишь в некоторых местах сквозь песок пробивалась вода. Но не только эти перемены заметили пришедшие сюда утром. Там, где еще вчера текла вода, появились неизвестные прежде золотисто-желтые цветы. Их было неисчислимое множество.