Отсечь.
В дни мира
Если кто-нибудь из нас
Не выполнит
Разумный твой указ,
Да будет он
Всех подданных лишен —
Аратов-смердов,
И детей, и жен;
Ослушника
В пустыню прогони —
Пусть там влачит
Безрадостные дни[220].
«И, молвив клятвенную речь, нарекли они Тэмуджина Чингисханом и поставили ханом над собой»[221].
Обращенная к Тэмуджину клятвенная речь явилась прообразом одной из форм (источников) древнемонгольского права — нормативного договора, обладавшего соответствующими признаками[222]. В частности, в конце процитированной клятвенной речи перечислены различные меры наказания за нарушение принятых обязательств — невыполнение указов и распоряжений хана в военное и мирное время. Санкции, указанные в этом клятвенном договоре, впоследствии (1197 г.) явились основанием для Чингисхана «покарать карой смертной вождей журхинских, уличенных во лжи подлой»[223].
На примере этого нормативного договора мы видим, что правило поведения (норма) регулятивной системы улуса «Хамаг Монгол» в эпоху правления Чингисхана «приобретает все более четкую логическую структуру по типу „если — то — иначе“. „Если“ — указание на условия, когда должна действовать применяемая норма. „То“ — само правило поведения (что надо делать или от чего воздержаться). „Иначе“ — указание на те неблагоприятные последствия, то есть на санкции, которые могут иметь место, если не будет осуществлено регламентируемое поведение. При этом „иначе“ (санкции) могут быть уже осуществлены государством (в нашем случае пока еще „вождеством“. — А. М.), его специальным аппаратом… Увязка условий, самого правила и последствий в одной норме знаменует большой успех в развитии регулятивной системы и становлении права»[224].
И хотя подобные договоренности по-прежнему осуществлялись в рамках монгольского обычного права, это, несомненно, свидетельствует об определенном развитии регулятивной системы улуса «Хамаг Монгол»: «продолжает развиваться, приобретая новый уровень, система запретов, дозволений и позитивных обязываний, происходит „расщепление“ мононорм. Позитивное обязывание занимает все больший и больший объем»[225].
И это отнюдь не случайно. Первостепенная задача, которую Чингисхану предстояло решить в воссозданном им улусе «Хамаг Монгол», заключалась в том, чтобы покончить «с необузданным произволом и безграничным своеволием» тех, кто ему подчинился, и водворить закон, порядок, мир и согласие в «улусе войлочностенном», среди монголоязычных родов и племен.
«Тэмуджин по своему собственному опыту знал, как легко в среде кочевников, в степях и горах устраивать неожиданные наезды и набеги; он хорошо понимал, что должен прежде всего озаботиться, чтобы у него было безопасное пристанище, известный, хотя бы кочевой, центр, который мог стать связующим местом, крепостью для его нарождающейся кочевой державы»[226]. В этих условиях вновь избранный хан улуса «Хамаг Монгол» первым делом занялся формированием регулярного войска и служб тыла, созданием личной охраны, обустройством ставки.
Обязанности по реализации соответствующего повеления Чингисхана были распределены среди его первых сподвижников и людей, которые примкнули к нему к этому времени, отойдя от Жамухи. «И всем, кто отделился от Жамухи и последовал за ним, Чингисхан сказал: „Милостью Всевышнего Тэнгри, под покровительством Матери-Земли живущие, благословенны будете вы, первые мои нукеры. Вы отошли от анды Жамухи; желая дружество крепить, душою искреннею вы ко мне стремились. Вы более других должны быть у меня в почете“.
И потому-то каждому из них определил он ханской властью службу»[227].
ПОВЕЛЕНИЕ ЧИНГИСХАНА О ФОРМИРОВАНИИ ОХРАННОГО И ВОИНСКОГО ОТРЯДА, СЛУЖБ СТАВКИ И ТЫЛА
Взойдя на ханский престол, Чингисхан повелел младшему сородичу Ворчу — Угэлэ чэрби, а также Хачигун тохуруну и братьям Жэтэю и Доголху чэрби носить колчаны его.
А так как Унгур, Суйхэту чэрби и Хадан далдурхан молвили, что «С едою по утрам — не запоздают, с дневной едою — нет, не оплошают», — поставлены они были кравчими.
Дэгэй… поставлен был пасти стадо Чингисхана… Младший брат Дэ-гэя Хучугэр… был поставлен он тележником при ставке Чингисхана.
Все домочадцы — жены, дети, а также ханская прислуга — Додаю чэрби подчинялись.
И, назначив Хубилая, Чилгудэя и Харахай тохуруна меченосцами под водительством Хасара…
Бэлгудэю и Харалдай тохуруну велено было: «Табунщиками стать, пасти отобранных для войска меринов табун». Тайчудов — Хуту, Моричи и Мулхалху — назначил Чингисхан конюшими при прочих табунах.
Чингисхан повелел Архай хасару, Тахаю, Сухэхэю, Чахур хану: «Знать все, что деется в родных пределах, гонцами быть в сношеньях запредельных».
И сказал Чингисхан, обратясь к нукерам Ворчу и Зэлмэ: «…Вы стали первыми нукерами моими, и да поставлены вы будете над всеми!»[228]
Примечательно, что, обращаясь с благодарственной речью к своим новым нукерам, Тэмуджин во второй раз во всеуслышание заявил о дарованных ему силе и покровительстве Небесного Владыки и Матери-Земли. И сказано это было, как мне представляется, неспроста: тем самым он желал снова подчеркнуть свое «небесное избранничество».
Думаю, преследуя ту же цель, Чингисхан поручил своим новоиспеченным послам Архай хасару, Тахаю, Сухэхэю и Чахурхану известить Торил-хана и Жамуху о своем избрании ханом улуса «Хамаг Монгол»[229].
В процитированных выше повелениях Чингисхана предпринята попытка регулировать целый ряд политических, военных, социальных, экономических и кадровых вопросов, что, несомненно, свидетельствовало о начале формирования регулятивной системы улуса «Хамаг Монгол». Именно с этого момента начинает «складываться» и первый состав будущей «Книги Великой Ясы» Чингисхана, в которой впоследствии «были упорядочены и собраны воедино правила и законы государевы и предпосланы обычаи распростирания справедливости и попечения о подданных»[230].
Из первых повелений Чингисхана следует, что он продолжил выполнять завет отца «верный сколотить отряд»[231]. Это касалось и формирования регулярного воинства «меченосцев», и создания специального подразделения стрелков, «носивших колчаны его», в обязанности которых вменялась охрана самого Чингисхана, и образования служб внутренних и иностранных дел и, в частности, посольской службы.
Провозглашение и осуществление этих повелений Чингисхана ознаменовало завершение начального этапа (1178–1189 гг.) военного строительства; в этот период времени начал коренным образом меняться уклад жизни монголов, который отныне был подчинен военным задачам и потребностям; создаваемая военная структура стала прообразом регулярного войска и ханской гвардии, строящихся на принципе единоначалияШагдар X. История военного искусства Чингисхана (на монг. яз.). Улан-Батор, 2006. С. 24–25.. С началом второго этапа военного строительства (1189–1204 гг.) в улусе «Хамаг Монгол» были связаны и повеления Чингисхана о назначении табунщиков в воинский и прочие табуны, которым в создаваемой им кавалерийской армии придавалось особое значение.
То, что Чингисхан в своей деятельности прежде всего опирался на нукеров-сподвижников, зачастую ставя их выше родовой знати, больше всего встревожило вождей племен, противостоящих ему, привело к их консолидации в борьбе за сохранение своих прав и привилегий. Именно поэтому с момента провозглашения Чингисхана предводителем улуса «Хамаг Монгол» борьба с противниками на многие годы стала его первостепенной, неотложной задачей.
Воссоздание улуса «Хамаг Монгол» стало первым, причем необходимым этапом на пути образования единого монгольского государства. На втором этапе данного пути Чингисхану предстояла тяжелейшая борьба за объединение всех монголоязычных племен и племенных союзов в единое государство. Процесс образования единого монгольского государства характеризовался как внутренними, так и внешними факторами. В самом монгольском обществе этого времени наблюдались разрушение родового строя, углубление имущественного и социального неравенства и вследствие этого — возникновение двух основных слоев общества: главенствующей части, именуемой «степной аристократией», и обыкновенных трудящихся-аратов, а также значительный рост потребности в регулировании общественных отношений и бытовых конфликтов. В результате повсеместного возникновения простейших политических образований (аймаков, ханств, родоплеменных объединений. — А. М.) появляется серьезная общественная необходимость улаживать конфликты, возникавшие между ними. Все это свидетельствовало о начале процесса формирования в монгольском обществе внутренних факторов образования государства в подлинном смысле этого понятия.
Однако крайне важно обратить внимание на то, что, поскольку общественно-политическое развитие монгольского кочевого общества не достигло своего логического завершения (пережитки родового строя в нем не были изжиты. — А. М.), внутренние факторы, о которых шла речь выше, не могли самостоятельно (без внешних факторов. — А. М.) сформировать условия образования единого монгольского государства.
Что же касается внешних факторов,