Да будут прощены тебе твои любые девять прегрешений!
Когда в державе милостью Небесного Владыки
Порядок водворять мы станем,
Будь веждами моими, окрест взирающими ясным днем,
И слухом, внемлющим во тьме ночной!
Тебе вверяю поделить меж нашей матушкою,
Братьями и их сынами
Всех наших подданных из юрт войлочностенных,
Державы нашей граждан, за плоскими дверьми живущих,
Кои отныне и навечно будут лишь им принадлежать.
Никто не смеет впредь тобою сказанному прекословить.
Да будешь ты судьей верховным в государстве нашем,
Карающим за ложь
И взыскивающим за воровство,
Подсудных всех судящим
И выносящим смертный приговор
Всем, кто достоин смерти.
Деля державы достоянье и тяжбы разные судя, в Синие росписи вноси об этом запись и росписи сии своди в Единый Свод. И все, что с моего согласья порешишь и в Своде синем том по белому запишешь, во веки вечные никто не имеет изменить! И всякий, кто преступит сей указ, поплатится за это![401]
Судя по повелению Чингисхана, обращенному к названому брату, Великий хан, кроме пожалования ему наследственной доли, возложил именно на него обязанность составлять единый Свод законов Великого Монгольского Улуса, записывая «ясы и приказы на свитки». Впрочем, эта обязанность была не единственной, вмененной Шигихутугу
Прежде всего, на него возлагалась обязанность распределить между ближайшими родственниками Чингис-ханаулус-уделы, «состоявшие из ulus „людей, народа“, то есть из определенного количества монголов-кочевников, и nutug (yurt), то есть территории, на которой эти „люди“ могли кочевать. Улус-удел определялся, с одной стороны, количеством ауй’ов, то есть кочевых дворов, а с другой стороны — количеством воинов (cerig), которое мог он выставить»[402].
Уже вскоре Шигихутуг приступил к выполнению этой возложенной на него Чингисханом обязанности: по подготовленной им «разнарядке», облеченной в специальный указ Чингисхана, мать, родные братья, его сыновья (царевичи) и ближайшие родственники Чингисхана получили в наследственное пользование уделы — ulus.
УКАЗ ЧИНГИСХАНА О ПОЖАЛОВАНИИ СВОИМ СРОДНИКАМ ВО ВЛАДЕНИЕ ПОДДАННЫХ ВЕЛИКОГО МОНГОЛЬСКОГО УЛУСА
«И призвал к себе Чингисхан матушку Огэлун, сынов своих и младших братьев и молвил: „О матушка любезная моя, в муках мученических сбиравшая улус наш! Ты, Джучи, старший из моих сынов! Ты, Отчигин, мой самый младший брат, родительского очага хранитель! Всем вам и прочим сродникам моим пожалованы будут во владение подданные наши!“
И пожаловал владыка матушке и брату Отчигину десять тысяч айлов, кочевых дворов…
Джучи было пожаловано девять тысяч человек, Цагадаю — восемь тысяч, Угэдэю — пять тысяч, Толую — также пять тысяч, Хасару — четыре тысячи, Алчидаю[403] — две тысячи, Бэлгудэю — тысяча пятьсот…
Засим Чингисхан молвил: „Пожаловал я матушке и брату Отчигину десять тысяч подданных моих и дал в распоряженье им Хучу, Хухучу, Жунсая, Хоргасуна. А под начало Джучи дал Хунана, Мунхэгура и Хэтэ. Пожаловал я ЦагадаюХарачара, Мунхэ, Идохудая. Ибо характер крут у Цагадая, да будет велено тебе, мой Хухучос, всечасно быть при нем, советом мудрым с ним делиться!“ И тогда же Илугэя и Дэгэя отдал Чингисхан под начало Угэдэя, аЖэтэя и Бала — Толую. Хасару в распоряженье отдан был Жэбэхэ, а Алчидаю — Чагурхай»[404].
По свидетельству автора «Сокровенного сказания монголов» и Рашида ад-Дина, Чингисхан «дал в распоряжение» упомянутых выше сородичей некоторых тысяцких ноёнов, дабы те могли «всечасно быть при них, советом мудрым с ними делиться!».
«Когда Чингисхан отдавал сыновьям и вышеперечисленным лицам тех упомянутых эмиров вместе с войсками… то повелел:
„Я дал вам этих эмиров, но [помните] вы — еще малые отроки, а их [жизненный] путь велик. Если они когда-нибудь совершат проступок, не убивайте их по своему желанию, а ранее учините со мною совет. После меня, учинив совет друг с другом, исполните согласно ясе“ (закону. — А. М.).
В этом положении он изволил преподать это наставление ради того, чтобы такие великие эмиры проявляли себя [с лучшей стороны] и служили бы всем сердцем, а буде они совершат проступок, то по совместном обсуждении [сего] они объяснили бы им [их вину] так, чтобы те не могли и помыслить отрицать [ее], но осознали и поняли бы, что наказание им [полагается] за вину, а не вследствие гнева и опрометчивости»[405].
Оставляя за собой право дать совет сородичам в отношении отданных в их распоряжение и «проштрафившихся» тысяцких, Чингисхан тем не менее ратовал за верховенство закона, контроль за соблюдением которого он также поручил названому брату Шигихутугу
Для этого последний был назначен Верховным судьей, «карающим за ложь и взыскивающим за воровство, подсудных всех судящим и выносящим смертный приговор всем, кто достоин смерти».
Чингисхан обязал Шигихутуга все вердикты Верховного суда «вносить в Синие росписи и росписи сии сводить в единый Свод», дабы впоследствии они могли быть использованы в судопроизводстве в качестве прецедентов.
Во исполнение упомянутого выше повеления Чингисхана в Синие росписи (у А.-М. Джувейни — «на свитках») стали «записываться его ясы и приказы»[406], а также «другиерешения, принятые Шигихутугом с согласия Чингисхана»[407]. При этом строго-настрого запрещалось изменять нормативно-правовые акты, внесенные в Синие росписи. Эти известия наших источников дают основание считать, что Единый Свод, который согласно повелению Чингисхана составлял Шигихутуг, по сути дела, был первым собранием нормативно-правовых актов-яс, впоследствии названным А.-М. Джувейни «Книгой Великой Ясы» Чингисхана.
В числе первых яс-указов Чингисхана, записанных на свитках Шигихутугом и внесенных им в Единый Свод, несомненно, были повеления Великого хана, в соответствии с которыми особого ханского «пожалованья, милости и повеления (особого указа, впоследствии включенного в „Книгу Великой Ясы“ Чингисхана. — А. М.)» удостоились ближайшие его соратники.
Первым среди них был отец Мунлиг.
УКАЗ ЧИНГИСХАНА О ВОЗДАЯНИИ ПОЧЕСТЕЙ ОТЦУ МУНЛИГУ[408]
«И, по заслугам милость оценив твою,
Ее все поколения монголов не забудут.
И, памятуя о твоих благодеяньях,
Отныне будешь ты усажен на почетном месте;
И каждый год, невзгод не зная,
Наградами не будешь обделен;
И будут все твои потомки
Нами обласканы и одарены!»[409]
То, что Мунлиг был назван первым среди соратников Чингисхана, «возвышенных» им в тысяцких-ноёнов, а затем также в числе первых был особо пожалован Чингисханом «среди пожалованья и милости достойных», свидетельствует о характере тогдашних отношений между ними.
Отец Мунлиг был дорог Чингисхану не только потому, что «подле него он родился и вырос»[410], а еще и потому, что «всегда при тяжелых и благоприятных, при страшных и обнадеживающих обстоятельствах он был заодно с Чингисханом»[411].
Одним из первых нукеров Чингисхана, сохранившим ему верность на всю жизнь и ставшим впоследствии его самым преданным соратником в борьбе за объединение всех монгольских племен, был Борчу.
Обратившись к нему на Великом хуралтае 1206 г., Чингисхан сказал:
«Заслуг твоих мне всех не перечесть. Вы с Мухали, помогая мне в делах благих, остерегая от шагов неверных, меня на этот трон высокий возвели. Отныне посажу вас на почетнейшее место, и да простятся вам любые девять ваших прегрешений!»[412]
Кроме этого указа Чингисхана, в анналах истории сохранилось другое его примечательное высказывание о своем верном нукере: «…Его степень ниже [степени] ханов, но выше [степени] эмиров (тысяцких ноёнов. — А. М.) и простонародья… [его] степень превыше того, чтобы [дать ему] определенный ярлык (провозгласив только тысяцким ноёном. — А. М.)»[413].
Очевидно поэтому Ворчу помимо личной тысячи, по воле Чингисхана возглавил «(Великий. — А. М.) тумэн правого крыла, что на Алтае… в котором числилось тридцать восемь тысяч человек»[414].
Мухали, как в свое время шаман Хорчи, предрек Тэмуджину восшествие на ханский престол, а затем своей беззаветной отвагой и преданностью способствовал восшествию Чингисхана на великоханский престол, чем и заслужил его особое пожалование:
«По воле Владыки Небесного и молитвами твоими на ханский я взошел престол. Так ведай же, мой Мухали, Великим тумэном левого крыла, сидящим в Харагун жидуне»[415].
В начале XIII в. Хорчи был шаманом аймака жадаран. Несмотря на это, перейдя на сторону Тэмуджина, он напророчил восшествие на престол хана улуса «Хамаг Монгол» не предводителю его аймака Жамухе, а Тэмуджину из рода хиад боржигин. Хорчи растолковал Тэмуджину явленное ему Небесное видение и поведал главный смысл этого знамения: «Наш отец Всевышний Тэнгри и Мать-Земля между собою порешили: быть Тэмуджину владыкою улуса»[416]