[Татары] гонят [их] день и ночь; если [люди] отстают, то их убивают. Когда [люди] пригнаны, [они] заваливают крепостные рвы [вокруг городских стен тем, что они принесли], и немедленно заравнивают [рвы]; [некоторых] используют для обслуживания [колесниц, напоминающих] гусей, куполов (специальных щитов. — А. М.) для штурма, катапультных установок и других [работ]»[667].
Как явствует из древних источников, «со временем и с накоплением опыта последовательность действий при осаде у монголов становится стереотипной»[668]. Именно эта последовательность в виде обязательных правил, по всей видимости, и была закреплена в процитированной выше ясе Чингисхана, пополнившей число его указов военно-правового характера в «Книге Великой Ясы».
«Осада Бейджина (Чжунду. — А. М.) длилась почти год, до весны 1214 г. Это было трудным временем для монголов, у которых, как рассказывали, разразилась какая-то эпидемия, у них закончились припасы…
К весне положение защитников было еще хуже»[669].
Алтан-хан и его окружение оказались вынуждены расписаться в полной небоеспособности своего не столь уж малочисленного войска, поэтому было принято предложение «эмира в сане везира по имени Онгин чин-сан (Вангин чинсан. — А. М.), который сказал: „Теперь благо будет в том, чтобы мы послали посла [к Чингисхану] с тем, что мы подчиняемся [ему], и [монголы] во всяком случае [после сего]уйдут из страны, а тогда мы устроим другой совет!“
Алтан-хан одобрил эту речь и отправил посла к Чингисхану…»[670]
Узнав о намерении чжурчжэньского Алтан-хана «выказать монголам свою покорность», Чингисхан со товарищи держали совет: «Все полководцы просили [Чингисхана] воспользоваться победами и сокрушить Янь(цзин) (Срединная столица Чжунду. — А. М.), но император не последовал [просьбам], только лишь отправил посла к цзиньскому владетелю (Алтан-хану. — А. М.) с указом об условиях объявления перемирия с империей Цзинь:
„Твои округа и уезды в Шаньдуне и Хэбэе полностью принадлежат мне, а ты защищаешь один лишь Яньцзин.
Небо (Всевышний Тэнгри. — А. М.) уже сделало тебя слабым, а я подвину тебя к краю пропасти, и что Небо скажет мне?
Я теперь возвращаю войска, [и если] ты не сможешь одарить командующих [монгольской армии] для усмирения [войны], то разве не разозлятся все мои полководцы?“»[671]
Следует отметить, что данное ультимативное послание Чингисхана чжурчжэньскому Алтан-хану, содержавшее требование значительных военных трофеев в случае объяления перемирия, явилось первым реальным выражением упомянутых выше новых представлений Великого монгольского хана о Всевышнем Тэнгри как о сверхъестественной Высшей силе, которая решает судьбы всего мира и является источником силы и харизмы своего посланца и исполнителя его воли — Чингисхана.
Успехи, достигнутые монгольской армией за прошедшие после начала похода три года, убеждали Чингисхана в правильности его новых представлений о Всевышнем Тэнгри. И хотя они по-прежнему «опирались на шаманистские верования монголов (тэнгрианство. — А. М.), в большей степени они уже являлись не религиозным учением, а элементарной политической идеологией…»[672], которая через несколько лет была провозглашена Чингисханом на Великом хуралтае 1218 г.
Что же касается «причин проявленного в данном случае миролюбия Чингисхана, то ими были не только новый, страшный враг — моровая язва, которая стала косить ряды его армии, а также то, что от неимоверных трудов обессилел конский состав… Чингисханом было получено сведение, что непримиримый враг его (найманский. — А. М.) Хучулуг-хан завладел Кара-Киданьской империей (в Восточном Туркестане. — А. М.), в которой он нашел приют после своего бегства в 1208 г. В этом обстоятельстве Чингисхан с полным основанием усмотрел угрозу для безопасности своей империи со стороны ее юго-западной границы»[673].
Тем временем чжурчжэни, осознав то, что они впали в немилость у Небесного Владыки, не решились «атаковать ослабевшую монгольскую армию, стоявшую лагерем под Енкином (Чжунду. — А. М.). Император предложил Чингисхану перемирие на условии уплаты ему богатого выкупа и отдачи ему в жены принцессы императорского дома (Чичуо, дочери прежнего цзиньского императора Вэй-шао-вана. — А. М.). На это последовало согласие (Чингисхана. — А. М.)…»[674]
Однако вскоре (весна 1214 г.) чжурчжэньский император грубо нарушил условия перемирия[675], и Чингисхан был вынужден возобновить наступление монгольских войск на Чжунду вместе с частями киданьских войск.
26 июня 1215 г. город Чжунду был взят. «В это время Чингисхан был в местности Хуань-чжоу. Он послал Хутуг-ноёна (Великого судью Шигихутуга. — А. М.), Унгур буурчи и Архай хасара, всех трех, привезти казну и добро Алтан-хана, бывшее в городе Чжунду.
Когда Алтан-хан уходил из этого города, он оставил при государственном имуществе и казне в качестве доверенных и наместников (своих) двух эмиров по имени Хада лиу-(шиу) и Гои…Они оба и прочие эмиры [Алтан-хана] преподнесли вышеупомянутым эмирам [Чингисхана] подарки из тканых золотом одежд и редкостей. Унгур буурч и Архай хасар приняли [подарки], а Шигихутуг-ноён отказался [от них].
Затем вышеупомянутые эмиры раскрыли все казнохранилища и привезли с собою [к Чингисхану] эмира, [одного]из казначеев Алтан-хана, по имени Хада, и представили [ему].
Чингисхан спросил у Шигихутуг-ноёна: „Дал ли тебе что-нибудь Хада или нет?“
Тот ответил: „Давал, но я не взял!“
[Чингисхан] соизволил спросить: „Почему?“
Тот ответил: „Я подумал про себя: когда мы [еще] не взяли города, всему, начиная от веревки и кончая небольшим платком, господином был Алтан-хан. Теперь, когда мы захватили город, все принадлежит Чингисхану. Как же отдают тайно и воровски кому-то его добро? Вот почему я ничего не взял!“»[676]
«И покорил тогда Чингисхан покором лютым Унгура и Архай хасара, а Шигихутугу, милость свою явив, соизволил сказать свое повеление».
ПОВЕЛЕНИЕ ЧИНГИСХАНА О ТОМ, КАК СЛЕДУЕТ БЛЮСТИ ЗАКОН ВЕЛИКИЙ
«Чингисхан своим повелением покором лютым покорал Унгура и Архай хасара, прельстившихся дарами наместника Алтан-хана, а Шигихутуга, который его подношения не принял и пристыдил за то, что растачает он воровски богатства, отныне принадлежащие Владыке Чингисхану, хан соизволил щедро наградить и удостоил слов хвалебных:
„Ты, ставший веждами моими, окрест взирающими ясным днем, и слухом, внемлющим во тьме ночной, воистину блюдешь закон Великий!“» [677]
Очевидно, что здесь Чингисхан говорит о «тору», «Великом законе» Всевышнего Тэнгри, по убеждению Чингисхана закрепившем за ним и его «золотым родом» единоличное право собственности «над всем и вся» не только в «улусе войлочностенном», но и на всех завоеванных территориях империи Цзинь.
Именно это засвидетельствовал итальянский христианский миссионер Плано Карпини, писавший о том, что Великий хан Великого Монгольского Улуса в соответствии с имперским законодательством не только обладал абсолютной полнотой власти, но и являлся верховным собственником всех земель и полным распорядителем жизни своих подданных:
«Никто не смеет пребывать в какой-нибудь стране (местности. — А. М.), если где император (Великий хан. — А. М.) не укажет ему… И следует также знать, что все настолько находится в руке императора, что никто не смеет сказать: „Это — мое или его“, но все принадлежит императору, то есть имущество, вьючный скот и люди…»[678]
Следует подчеркнуть, что результаты боевых рейдов монгольских войск по всем направлениям были впечатляющими: «…той осенью (1215 г. — А. М.) было взято в итоге городов — 862…»[679] К началу 1216 г. практически вся территория империи Цзинь к югу от Срединной столицы, города Чжунду, и вплоть до северного берега реки Хуанхэ, а также провинция Ляоси полностью и Ляодун частично были подчинены Великому Монгольскому Улусу, то есть принадлежали Великому хану Чингису и его «золотому роду».
Чингисхан понимал, что, хотя достигнута главная цель кампании — захвачен город Чжунду и обескровлен противник, войска цзиньского Алтан-хана, до окончательной победы еще далеко: «Алтан-хан был стойким врагом, а [его] эмиры и народ, колеблясь, склонялись то к одной стороне, то к другой, и, так как большинство владений и областей (империи Цзинь. — А. М.) опустели, любой эмир, подобно [тому, как это было] в эпоху царей уделов, делался независимым государем и владетелем какого-нибудь владения»[680].
Продолжить боевые действия в Северном Китае, подчинить себе всех новоявленных «царей уделов» Чингисхан поручил своему верному сподвижнику и прославленному военачальнику Мухали.
УКАЗ ЧИНГИСХАНА О ПРОИЗВЕДЕНИИ МУХАЛИ В ВИЗИРИ (ГУЙ ВАН. — А. М.) И ПРОДОЛЖЕНИИ ПОКОРЕНИЯ ИМПЕРИИ ЦЗИНЬ
«…Осенью, в восьмой месяц (1217 г. — А. М.), Мухури (Мухали), будучи произведен в визири (гуй ван. — А. М.), был послан с монгольскими и китайскими войсками на юг (в державу Алтан-хана. —