А. М.) [681].
Чингисхан дал ему в подчинение тумэн войска [состоявшего] из племени онгуд, одну тысячу сборную, четыре тысячи из племени уруд, две тысячи из племени ихирэс… одну тысячу мангудов… три тысячи из племени хунгирад… две тысячи жалаиров, и кроме [этих] монголов, еще [часть] войск Кара-Хитая (киданей. — А. М.) и Джурджэ (чжурчжэней)… приказал ему, чтобы он охранял то, что было покорено в пределах областей хитайских и чжурчжэньских (империи Цзинь. — А. М.); и, по возможности, покорял то, что еще не было покорено»[682].
Этим указом Чингисхана Мухали был «пожалован (наследственный. — А. М.) титул державного гуй вана…». «Причиной этого, — пишет Рашид ад-Дин в „Сборнике летописей“, — было то, что перед тем он его уже посылал на границу области Джурджэ (империя Цзинь. — А. М.). Тогда джурджэнские же племена прозвали его „тойон“, что значит „государь одной области“. Когда (Чингисхан) снова его послал в те пределы, он сказал, что это прозвище — счастливое предзнаменование, и вследствие этого присвоил (его) ему…»[683]
Сам же Чингисхан «после того, как в течение этих трех-четырех упомянутых лет завоевал и покорил вышеперечисленные города и крепости, принадлежащие к владениям Хитая (империи Цзинь. — А. М.), вернулся обратно из той страны победителем… счастливый и достигший желаемого, он соизволил расположиться в своих ордах (в верховной ставке на реке Керулен. — А. М.)»[684].
По возвращении из похода в Северный Китай Чингисхану предстояло ликвидировать серьезную угрозу западным рубежам Великого Монгольского Улуса, которая возникла в результате захвата власти в 1211 г. в государстве кара-киданей Хучулугом — сыном последнего найманского правителя Таян-хана.
Хучулуг, ставший после смерти прежнего кара-киданьского гурхана Журуху единоличным правителем этой державы, не только вынашивал планы вернуть бывшие найманские земли, но и стремился привлечь под свои знамена остатки недобитых Чингисханом мэргэдов, а также недовольных своим вассальным положением лесных народов, в том числе хорь тумэдов[685], киргизов, дабы единым фронтом выступить против Великого Монгольского Улуса.
Чингисхан намеревался покончить с недобитыми врагами еще в 1214 г., для чего и пошел на мировую с Алтай — ханом. Однако вероломство чжурчжэней задержало его возвращение в Монголию на целый год. К решительным действиям на западных рубежах своего Улуса он смог приступить лишь весной 1216 г., вернувшись с основными силами своей армии в Монголию, когда принял указ о возмездии, которое должно найти недобитых врагов и расхрабрившихся вассалов:
«Чингисхан соизволил послать Борохула для выступления на войну против хори тумэдов, племени воинственного и мятежного…[686], а после его убийства хори тумэдами Чингисхан повелел дурбэдейскому Дурбэю, прозванному догшин, что значит „грозный“: „Всевышнему Тэнгри помолясь, во строгости и страхе ратаев держа, врагов хори тумэдов завоюй!“[687]
„Богатырь Субэдэй, друг сердечный мой! Отсылаю тебя в день намеченный, чтоб перевалы ты одолел, реки широкие переплыл, мэргэдов мстительных разгромил…
Пожалуй, не стоит везти вам их в ставку мою, что делать вам с ними — решите вы в дальнем краю…
При служении мне безгреховном будешь взыскан ты Тэнгри Верховным“»[688].
«А Зэва Чингисхан отослал вдогонку за найманским Хучулуг-ханом»[689].
Поход Борохула стал первым этапом умиротворения восставших хорь тумэдов. После его гибели Дурбэй Догшин завершил начатое. Примечательно, что Рашид ад-Дин засвидетельствовал, как Чингисхан, верный своему же указу, оказывал помощь семье погибшего соратника: «Когда Чингисхан…вспомнил его (Борохула. — А. М.) заслуги, [то] весьма огорчился его смертью; он сжалился над его детьми и соизволил сказать: „Я для оставшихся после него подобен печени и нутру, они не должны горевать, ибо я буду их беречь хорошо!“
В дальнейшем он содержал его детей в почете и уважении, оказывал им различного рода пожалования и постоянно заботился о них»[690].
Что касается недобитых мэргэдов, то «когда Чингисхан, покончив вышеупомянутым образом с завоеванием областей Хитая, вернулся назад, он… [тотчас] озаботился принять против них меры: послал Субэдэй-батора вместе с войском на войну против Худу и его племянников по брату. Он приказал сделать для войска множество повозок и скрепить их железными гвоздями, чтобы они быстро не поломались среди камней»[691]. Судя по персидским и китайским источникам, Субэдэй был отправлен Чингисханом вслед за остатками племени мэргэдов в 1216 г., а в следующем расправился с ними.
А вот одному из лучших монгольских военачальников Зэву предстояло покончить с главным зачинщиком этой смуты, Хучулугом. За те несколько лет (1213–1218 гг.), которые Хучулуг пробыл в сане гурхана, он показал себя никчемным политиком, который привел некогда могущественную державу кара-киданей к полному краху.
О деяниях этого тирана, который «раскрыл над подданными длань насилия и вымогательства и положил начало бессмысленному притеснению и гнету [их]», повествует Рашид ад-Дин: «В начале этих событий он сосватал девушку (дочь гурхана Журуху — А. М.), которая принудила его принять язычество (буддизм. — А. М.)… Ежегодно он посылал войска в мусульманские области той стороны[692] травить и сжигать зерновой хлеб… Многобожники (здесь — буддисты. — А. М.) делали все, что хотели, и ни одно живое существо не было в состоянии сопротивляться [им]…
Люди воздели руки в молитве, [и] внезапно стрела молитвы угнетенных попала в мишень [ее] принятия, и изгнание этого тирана-язычника (буддиста. — А. М.) (в 1218 г. — А. М.) осуществилось рукою войска государя, завоевателя вселенной, Чингисхана»[693].
«Все отряды монголов, прибывающие один за другим, искали только Хучулуга, и было разрешено чтение такбира и азана, и глашатай провозгласил в городе, что каждый волен исповедовать свою религию и следовать своей вере… (выделено мной. — А. М.).
И монгольская армия отправилась вдогонку за Хучулугом… Несколько бадахшанских охотников охотились в горах неподалеку и заметили Кучлука и его людей…И тогда эти охотники окружили Хучулуга и его сторонников, взяли его в плен и передали монголам, которые отрезали ему голову и увезли ее с собой.
Жители Бадахшана получили бесчисленное множество денег и драгоценностей и вернулись домой»[694].
Горький опыт Хучулуга и политически верное, своевременное заявление монгольского военачальника Зэва о том, «что каждый волен исповедовать свою религию и следовать своей вере», очевидно, именно тогда навели Чингисхана на чрезвычайно важную мысль, что в многоконфессиональном государстве, в которое превращался Великий Монгольский Улус, веротерпимость является одним из обязательных условий существования и процветания. Поэтому впоследствии, как свидетельствуют наши источники, «Чингисхан… уклонялся от предпочтения одной религии другой и от превозношения одних над другими. Наоборот, ученых и отшельников (религиозных деятелей. — А. М.) всех толков он почитал, любил и чтил, считая их посредниками перед Господом Богом (Всевышним Тэнгри. — А. М.), и как на мусульман взирал он с почтеньем, так христиан и идолопоклонников (буддистов. — А. М.) миловал»[695].
Вскоре (очевидно, на Великом хуралтае 1218 г., о котором будет рассказано отдельно) веротерпимость была законодательно закреплена в «Книге Великой Ясы» Чингисхана.
Своевременные, решительные действия воинов Чингисхана сорвали коварные замыслы Хучулуга и его приспешников выступить единым фронтом против Великого Монгольского Улуса. Возвратясь к своим семьям, монгольские воины занялись обычной для монголов той эпохи хозяйственной деятельностью: выращивали скот, в некоторых районах страны практиковали земледелие, повсеместно — индивидуальную и облавную охоту, ремесла для гражданских и военных нужд.
В связи с этим Чингисхан выпустил ряд указов, установивших равные обязанности, по справедливости возложенные на всех подданных Великого Монгольского Улуса.
УКАЗ ЧИНГИСХАНА О РАВНЫХ ОБЯЗАННОСТЯХ, ПО СПРАВЕДЛИВОСТИ ВОЗЛОЖЕННЫХ НА ВСЕХ ПОДДАННЫХ ВЕЛИКОГО МОНГОЛЬСКОГО УЛУСА
«Чтобы изгнать праздность из своих владений, он [Чингисхан] повелел всем своим подданным работать на общество так или иначе. Те, кто не шел на войну, должны были в известное время года работать определенное количество дней на общественных постройках или делать иную работу для государства, а один день каждую неделю работать на хана»[696].
«Для равенства: каждый человек трудится, как другой; разницы не делают и на богатства и поддержку не смотрят»[697].
Его указами исключались какие бы то ни было привилегии в зависимости от происхождения, материального состояния, вероисповедания, пола, если на то не имелось установленных законом оснований. Специальные