Книга (Венок Сонетов). — страница 34 из 34



… и я остался там, в переулках – заходя в старые hinterhofen (внутренние дворы), где до сих прячется еще что-то восточное. Самое странное чувство у меня было, когда я зашел в двор дома, где провел когда-то свою первую берлинскую ночь (помнишь, я тебе рассказывал – в 1989-м я спросил чувака (просто потому что он выглядел симпатичным): «Эй, а можно переночевать у тебя дома?» – он сказал: «Ага, конечно», и я прожил у него три недели). Теперь этот дом не узнать (а там было так очень классно раньше, старый такой дом, с большим дубом на zweite hinterhof, где мы устраивали вечеринки), никаких следов того забавного бардака; я нашел почтовый ящик с фамилией Штефан Мауэрсбергер – но еще я нашел доску объявлений какого-то там жилтоварищества, с объявлениями типа (насколько я могу понять на интуитивном немецком) «Что-то такое было украдено со двора, так что пожалуйста liebe freunden закрывайте ворота на ночь, чтобы всякие подозрительные типы не ошивались внутри. Gruss, Stephan Mauersberger”, потом что-то насчет мусора и уборки и т.д. Я передумал и решил что не пойду к Штефану.

Вместо этого я пошел на маленькую площадь в центре Пр. Берга, купил бутылочку Шультхайсса и выпил ее на скамейке, наблюдая за игроками в пинг-понг – последними сквоттерами с Шлиманнштрассе, теперь старыми бородатыми торчками, собравшимися там со своими пивными бутылками и собаками, собачьи стаи носились вокруг как оголтелые.

В результате этого пивного сидения я замерз, зашел в секонд-хэнд “Humana”, надел там свитер и вышел незамеченным...


8.11.02 Берлин.



Кажется, я по настоящему заболел. Выйдя из Хуманы , думая: вот сейчас согреюсь, в этом украденном свитере (резкие подергиванья осеннего ветра, листвяные смерчи по мостовой, прозрачный осенний воздух – бледный, серый, угольный Берлин) – через несколько минут я почувствовал ломоту в плечах, попытался, но так и не смог сосредоточить расстроившийся взгляд, и понял, что болен.

Я у Миши с Таней, за окном дождь, такой холодный, ноябрьский, берлинский.

Я давно не оставался один. Ведь нельзя же считать одиночеством напряженное ожидание машины на дороге, или саму дорогу с ее постоянной переменой картинок. Одиночество – это как сейчас, когда медленно и без цели бродишь по городу, давно знакомому, который меняется с поворотами улиц, не торопясь. Мне нравится.

* * *

Жизнь притворялась будничной. У меня были какие-то планы (переводы, домик под Питером). Все равно.

Звонил в Вену, в посольство – человека, «который занимается вашим делом» нет: праздники – долго вспоминал, какие.

* * *

Температура тридцать восемь. Миша – всклокоченный, строящий рожи, смешно трясущий бородой, бегающий по комнате, зачем-то все время меняющий музыку и говорящий-говорящий-говорящий – кажется бесом. Чтобы спрятаться, я выхожу с Таней на лестницу, покурить – и послушать ее тихий, успокаивающий голос. Маленькая белокурая Янка (дочка), еще вчера теребившая меня, опасливо косится и обходит стороной.

Попробовал выйти на улицу – квадратные плиты под ногами очень ненадежны.

* * *

9 ноября 2002 года.

Тема: chory (bolny) medvedik???

uvar' si ĉaj, ale nie ĉierny, radŝej bylinkovy, daj si donho med a nie cukor, a dobre sa zahrej v posteli – myslim na teba, nech sa vyzdravieŝ! a rychlo prid do viedne! vieŝ, že u mna v izbe je teplo, mala sauna a budeŝ fit. . .

(Завари себе чай, но не черный, а лучше травяной, добавь в него мед, а не сахар, и согрейся хорошенько в постели – думаю о тебе, чтоб ты скоро выздоровел – и побыстрей приезжай в Вену! Знаешь ведь, у меня в комнате тепло, как в баньке, и будешь в порядке…)

* * *

10.11.02. Последний день работы, я таскаю ведра с раствором, в перерывах разглядывая следы бывшей жизни, обрывки газет 60-х на стенах квартиры на Западе… Из окон они видели Стену, границу их островного мира (сейчас на нейтральной земле – автостоянка).

Иду домой. Ветер забирается за пазуху – я кутаюсь с особой чувствительностью больного к холоду, еду на U-bahnе и попадаю снова на Восток, с его живыми еще маленькими скверами, серыми старыми домами и бурым камнем церквей. Холодно, но я покупаю стаканчик горячего вина, и сижу на скамейке, неподалеку хриплый немецкий лай – бородатые бомжи с пивом, один тащит за собой спальник, который волочится по земле, из него лезет пух, ему все равно, он что-то говорит мне, улыбаюсь, он повторяет, что-то одинаковое, с пьяной настойчивостью, уходит – коляска, пухлая белокурая мамаша –  листья, уже не золотые как в Вене, а порыжевшие свернувшиеся краями лодочки

Я сижу, забывшись, уплывая в болезнь, в мысли, в прелесть старого Пренцлауэрберга.

Стопом ехать не могу. Нашел на послезавтра mitfahr Берлин-Мюнхен, и потом еще один, Мюнхен-Вена.

* * *

15 ноября 2002 года.

Тема: * * *

ahoj misko, kde si? ja som v bratislave, prave som sa vratila z policie, ktora ma vypocuvala kvoli summitu NATO v prahe, maju ma v databaze ako «extremistku».

miŝko moj napiŝ mi, ako ti je. ĉo sitiŝ, kde si, kedy sa uvidime. ĉo vyjebana ambasada. kedy a kam ti možem zatelefonovat. ĉo si dnes ranajkoval. kolko lyžiĉiek cukru si davaŝ do ĉaju…


привет, Мишка, где ты сейчас? я в Братиславе, только что вернулась из полиции где меня допрашивали из-за саммита НАТО в Праге, я у них в компьютере как “экстремистка”…

Мишка мой, напиши мне, как у тебя дела. что чувствуешь, где ты, когда мы увидимся. Что с ебанутым посольством. Когда и куда я могу тебе позвонить. Чем сегодня завтракал. Сколько ложечек сахара кладешь в чай…


* * *

16.11.02. Вена.



Пока меня не было, Вена стала рождественской. Разгорелись холодные огни в черной пустоте осеннего вечера – это маленькие ярмарки, с подарками, огоньками, развешанными около ратуши на деревьях игрушками, детскими сластями, прилавками с безделушками – толпами одетых в светлое и теплое людей с телевизионными гримасами на лицах. Я невольно подстраиваюсь под ритм налаженной жизни, и иду в толпе; из этой неторопливой степенности меня выдергивает Яна, шагающая юно и упруго, держа меня за руку и улыбаясь неосознанно всему, особенно маленьким плюшевым медвежатам на прилавке, янкина медведемания – я снисходительно улыбаюсь, приятная такая снисходительность.

Я по-прежнему оглушающе болен. Но это тоже приятно – немножко капризничать и позволять себя жалеть, сидеть нахохлившись и замотав нос палестинским платком в парке – или в баре, пить горячее вино и смотреть в блестящие глаза.

Темнеет уже рано. Часы перевели по-зимнему, и Яна смотрит из трамвая в заоконную тьму (пять часов вечера), и говорит, изумленно: “Čo že… Miŝka, ĉo to je!?! To je ABSURDNE!” – и я киваю: да. Лето кончилось. Лето, в котором я что-то задержался.

Мы совсем привыкли друг к другу. Вечерами я встречаю Яну около университета. Иногда мы заходим к Яну (и, в ответ на протянутую руку, протягиваем, хохоча, свои переплетенные пальцы). Бродим по лесам, начинающимся совсем близко от дома. Или уезжаем из Вены погулять у Дуная, и пьем сидя на увядающей траве вино, и собираем ссохшиеся плоды шиповника. Или гуляем в маленьких городках с пухлыми, будто лепленными из воска трубами на крышах. Или едем в предгорья Альп, сосны, мох, можжевельник, скальные пятна среди сосновой зелени – и бежим вприпрыжку назад с горы.

Я счастлив.

* * *

На этом записи мои заканчиваются. Потому что, когда счастлив – не пишешь. Есть еще несколько писем из Мюнхена, где я наконец получил разрешение вернуться домой, несколько строчек, написанных в последние дни, в Вене и Братиславе. И долгие-долгие письма из Москвы и Братиславы осенью и зимой. Но хватит – я написал достаточно, чтобы попытаться все позабыть.

Хотя это невозможно.

* * *

После-послесловие


> В Мюнхене висят полотна 100 jahre и медведи повсюду, нарисованные, в витринах, везде. Еще одно совпадение. Смешное!


no jasne. určite to nie je nahoda (coincidence), to je proste osud (fate, rok) a my dvaja, to je galakticka halucinacia a strašne krasna. UUUžasna!

(Ясное дело! Это не совпадение, а судьба, а мы с тобой – такая галактическая галлюцинация, и страшно прекрасная. Офигительная!)


> Если ваша экстремистская организация ищет, что бы такое взорвать в Вене, могу дать хороший совет.


no, ked ma takto bude policia nahanat, za veci, ktore nerobim, tak veru naožaj začnem – obsadim spolu s tebou ruske velvyslanectvo vo viedni a vezmem všetkych za rukojemnikov (hostages).  potom dostaneme vykupne milion euro a za to si kupime krasnu zem niekde na sibiri a budeme žit stastne, až kym sa nam neminu kondomy! :-))

 (Ну, если полиция будет до меня докапываться за вещи, которые я не делала, тогда точно уж начну их делать – захватим с тобой русское посольство в Вене и возьмем всех в заложники. А потом получим миллион евро выкупа и на них купим себе землю где-нибудь в Сибири, и будем жить там счастливо, ну, пока у нас не кончатся презервативы! :-))