— Что, наконец, дело будет? — спросил он с улыбкой и надеждой в глазах; его можно понять — парни из его подразделения не должны долго простаивать без дела.
Я вздохнул и опустил взгляд.
— Возможно, скоро будет, — ответил я, — но пока не могу порадовать. Извини.
— Ясно, — Макс кивнул и добавил, — да расслабься ты. Справимся. Пережили шторм, переживём и штиль.
— Нам с Каем надо будет отлучиться, — сказал я, — возможно, на пару дней. Нужно проследить, как там всё пройдёт у нашего парня.
— Разумно, — кивнул Макс, — я бы так и сделал. Честно говоря, мне не очень нравится сам план. Очень сомнительно, что правитель вдруг будет впечатлён демонстрацией безделушки.
— Для этого у нас есть план «Б», — заметил Кай.
— Вот на него бы я и рассчитывал, — осклабился Макс, и уже было собрался уходить. Но почему-то мешкал.
— Что-то не так? — спросил я.
— Да нет, всё в порядке, — ответил он, — только знаешь… вся эта ситуация мне что-то смутно напоминает… но пока не могу понять, что именно.
— Это нормально, — снова вмешался Кай, — мы ведь со временем играем. Чем ближе к миру, откуда вы пришли, тем больше ассоциаций будет вызвать окружающее. К тому же мы ведь действительно влияем на развитие событий. Пытаемся поправить критически важные моменты. По сути, формируем собственную память. Человек — это ведь не только личные воспоминания и впечатления, это ведь ещё и принадлежность к определённому сообществу.
— Ладно, Кай, — сказал я, — мы поняли мысль, — и продолжил, обращаясь к Максу: — ты же помнишь наше условие со связью?
— Помню, — кивнул Макс, — сомневался, что ли?
— Нет, — я помотал головой, — не сомневался. Только в этот раз есть ненулевые шансы, что это действительно пригодиться.
— Что-то не так с Гайей? — насторожился Макс.
— Нет. С ней как раз всё в порядке. Но кое-что не так с тем местом, куда мы направляемся. Не исключено, что там может в какой-то момент включиться такая же блокировка её возможностей, какая была в городе.
— Ещё один эгрегор? — Макс нахмурился.
— Мы надеемся, что Гайя предотвратила его возникновение, — ответил я, — но стопроцентной гарантии нет.
Глава 3
Египет у человека моего времени обычно ассоциируется с жарой, песком, развалинами пирамид в Гизе и курортами на Красном море. Та земля, где мы оказались, имела с ним мало общего. Кемет (её подлинное название) был цветущей, зелёной страной с обширными заливными полями и трудолюбивым населением. Её столица, город Инвухеж, знаменитый своими великолепными белыми стенами, располагался в дельте полноводной реки. Там было удивительно красиво, особенно если сравнивать с тем жутким «считанным» городом, который мы оставили в прошлом. Для удобства жителей было создано что-то вроде водопроводной и канализационной системы, выполненной из каменных акведуков и крытых дренажных канав. И это за многие тысячелетия до Рима!
Пирамиды в Кемете тоже были. Стояли они несколько севернее столицы. И они мало напоминали те жалкие развалины, которые добрались до времени, в котором я родился. Тут они представляли собой величественные сооружения с идеально ровными белыми стенами, увенчанные золотыми волноводами. Они возвышались над влажным тропическим лесом как памятник молодому разуму. Конечно, они давно были заброшены, и по велению богини Нехбет объявлены зоной табу, куда доступ категорически запрещался под угрозой страшных кар. И это табу строго выполнялось уже несколько тысячелетий.
Богиней Нехбет, конечно же, была Гайя. Иногда в Катином образе, иногда — скрытая под личиной говорящих животных.
Впрочем, своей «божественной» властью Нехбет совсем не злоупотребляла, предпочитая являться не чаще раза в несколько поколений. Это давало простор фантазии местного жречества, позволяло создавать самобытную культуру. В конце концов, именно жрецы додумались, что пирамиды — это опочивальня богов, куда они удаляются в то время, когда не вершат земные дела. По аналогии с пирамидами со временем начали строить могильники для местной знати. Упрощённый вариант, конечно: с усечённой вершиной, чтобы не вызвать гнева богов.
Я знал, что со временем табу забудется. И сами великие пирамиды будут использованы в качестве могильников, после некоторой перестройки. Значит, к тому времени Гайя уже не будет считать возможным вмешиваться в жизнь этого народа.
Я вздохнул. Всё-таки тут было жарковато, хотя жара и была влажной.
Мы с Каем стояли возле одного из высоченных проёмов у входа в тронный зал. Разумеется, в маскировочном покрытии, делавшем нас полностью невидимыми. Повелителя и его свиты всё ещё не было. Только пара жрецов стояла возле дальнего входа со стороны его покоев. Поначалу я было начал называть Повелителя фараоном, но это как-то самой собой прекратилось: очень уж непохожим он был на ту картинку, которая услужливо рисовала память при слове «фараон». Поэтому в мой лексикон вошёл его официальный титул в местном государстве: Повелитель обоих земель. Да-да, здешняя страна была двуединой. Верхний и Нижний Кемет. Когда-то даже атрибуты власти в этих государствах были раздельными, но теперь они слились воедино.
— Мне кажется, ничего не выйдет, — шепнул мне на ухо Кай; для его зрения защитное покрытие не было препятствием.
— Почему? — спросил я, — Гайя говорила, что они падки на любые чудеса. Она ведь тоже вмешивалась очень осторожно, творила всякие мелочи…
Я говорил «Гайя» а не «Катя» каждый раз, когда речь шла о делах, а не об отношениях. Так было проще не запутаться самому и не запутать окружающих.
— Думаю, они изменились после… после того, в общем, — ответил Кай, — я до сих пор чую печать этой пакости…
Напарник говорил о том случае, который, в общем-то и привёл к нашему выходу из стазиса. Когда Гайя решила, что ей не справиться без нашей помощи.
Вообще, Кемет был на удивление прогрессивным государством для своего времени. С рабами тут обращались гуманно, да и сам институт рабства был урезанным, не таким строгим, как в последующие эпохи. И даже в таком виде он возник относительно недавно, и то — под влиянием кочевых племён, с которыми Кемет активно торговал.
Кеметская нация, как это часто бывает, сформировалась из самых разных этнических групп, которые оказались в силу обстоятельств объединены общими интересами. И вплоть до недавнего времени эта нация продолжала поглощать другие народы.
Но вот, не так давно вышла некоторая осечка в этом естественном процессе. Приютив очередную группу беглецов из дикой степи на востоке, Кемет не смог их до конца ассимилировать. Слишком сильны были культурные отличия. Беглецы верили в Единого Бога, что никак не укладывалось в мировоззрение кеметцев. Впрочем, эти разногласия не мешали двум народам успешно сосуществовать. Тем более, что поначалу выходец из этого нового племени оказался близок Правителю, в силу своего недюжинного ума. Его дельные советы и нововведения помогли стране, что называется «подняться» на фоне первобытного окружения и создать по-настоящему мощную цивилизацию.
Однако поколение сменялось поколением. Былое доброжелательное отношение к иноверцам менялось в худшую сторону. Всё больше потомков переселенцев оказывались на самом дне общества, в рабстве. Начала расти нетерпимость.
Видимо, сама эта ситуация послужила мощным триггером, который «сорвал предохранители» внедрённые нами сотни тысяч лет назад с помощью детей из города.
Среди коренного народа Кемета возник зародыш нового эгрегора.
Новорожденное существо покорило умы лидеров нации, внушив мысли, которые даже им сами в нормальном состоянии показались бы совершенно дикими.
Об этом сначала говорили шёпотом в покоях Повелителя и приближённых. Потом дело дошло и до Совета — консультативного органа, куда входили представители наиболее знатных и влиятельных семей Кемета.
Говорили о том, что народ, некогда пришедший из дикой степи, слишком сильно расплодился на благословенной земле Кемета, и что надо бы этот процесс бесконечного роста взять под контроль, иначе коренные кеметцы рисковали остаться в меньшинстве на собственной земле.
Прямой резни допустить было нельзя. Новорожденный эгрегор был недостаточно силён, чтобы завладеть умами большинства жителей страны. Чтобы стать его частью они должны были проходить специальный обряд инициации, довольно сложный и трудоёмкий, всё-таки наша защита, хоть и в усеченном виде, но продолжала действовать. Поэтому нужно было что-то немыслимое; нечто, что позволило бы объединить людей если не общей идеей, то общим преступлением. А если при этом ещё и получить немного дополнительных знаний при правильно организованном массовом убийстве — то план становился беспроигрышным с точки зрения нового обитателя Кемета.
Объявив это требованием богов, одной ночью, после тщательной подготовки начали обходить дома и забирать младенцев. Это всё делалось очень быстро. Рабы были в таком шоке, что просто физически не успели поднять восстание.
В реке были приготовлены специальные жертвенники, где предполагалось топить младенцев.
Но в последний момент Гайя успела вмешаться. В этот раз она была начеку. А новорожденный эгрегор — нет, ведь он не подозревал о её существовании.
Верховного жреца сожрал огромный крокодил, который вынырнул из реки как раз в тот момент, когда тот собирался забрать первую младенческую жизнь.
За секунды большинство носителей эгрегора было уничтожено.
К тому моменту на берегу начали собираться другие жители Кеметской столицы. До них дошли тревожные слухи из бедных кварталов.
Жрецам, можно сказать, повезло, что с ними относительно безболезненно расправились дикие животные. Иначе местные жители разорвали бы их своими руками. А то и сожгли бы заживо.
К утру Повелитель знал о произошедшем во всех деталях. Его влияние эгрегора затронуть не успело: тот был сосредоточен на полном поглощении жречества.
Узнав о том, что планировалось, Повелитель пришёл в ужас. После долгих совещаний с оставшейся элитой было принято решение игнорировать случившееся. Никак не указывать и не упоминать это в летописях и документах. А в качестве компенсации, демонстрации доброй воли и гарантии для «национального меньшинства», что подобное больше не повторится, Повелитель переселил в дворец того самого чудом спасённого в последний момент младенца вместе с родителями, после чего назвал его своим приёмным сыном с назначением всех полагающихся привилегий.