Старик сделал ещё один глоток. Причмокнул языком.
Я внимательно за ним наблюдал. Человек, безусловно. Ни намёка на влияние эгрегора или что-то подобное. Но было в этой его будничной деловой манере обсуждения будущих жутких смертей на арене что-то ещё более пугающее, чем машинка для сжигания детей.
— Благодарю, уважаемый, — кивнул я. — Это важная информация.
— А гладиаторов береги, — продолжал тот, пряча довольную ухмылку, — я вот пять лет назад не сберёг бойца. Перекупили. Продешевил. А на него народ валил даже из соседних провинций! И с тех пор близко никого не встречал.
Я молча кивнул в ответ.
— И главное, — он снова хлебнул вино, — не путай гладиаторов и воинов. Это разные вещи. Типичная ошибка новичка. Гладиаторы близки театру и актёрам. Только они должны заводить публику ещё сильнее. Поэтому не скупись на фантазёров, которые тебе представления обставят. Чтобы затейливо было.
Несколько дней назад мы купили виллу на окраине города. Как и хозяин школы, её бывший владелец был счастлив избавиться от собственности по сходной цене. Соседи, конечно же, относились к нам с недоверием. Но это дело поправимое: пара-тройка хороших посиделок с лучшим угощениями, которые можно купить за динарии, и лёд будет сломан, я в этом уверен.
«Тяжелые» чувствовали себя в этом времени как акулы в глубоком океане. И, наверно, Макс был прав в своём решении, хотя эмоционально я до сих пор не мог его принять.
Вилла южным фасадом выходила на побережье. Море тут было таким чистым и прозрачным, каким оно никогда не будет в индустриальную эру. Тут мы и устроили наш прощальный пикник.
Мы все сидели за одним столом, вперемешку. И это было немного странно, потому что граница между теми, кто отправится дальше в будущее, и теми, кто остаётся, уже ощущалась довольно отчётливо.
Лев тоже хотел присоединиться к остающимся. Но Таис была категорически против, и, после недолгих препирательств, он вынужден был уступить приёмной матери. И теперь он сидел среди спецназовцев, как будто стараясь впрок напитаться мрачной энергией этих сильных и жестоких людей.
Я стоял с бокалом вина и наблюдал за закатом. Макс подошёл и встал рядом.
— Ты чувствуешь иронию, да? — спросил он.
— Ты о чём?
— О твоих переговорах с хозяином цирка, — ответил Макс.
— Амфитеатра, — автоматически поправил я, — и школы гладиаторов при нём.
— Это не меняет сути, — Макс пожал плечами, — так ты понял, в чём ирония?
Я промолчал, пожав плечами.
— То, что создавал ты, и то, что сделал Кай. Оно столкнулось здесь. Понимаешь?
Конечно же, я понимал. Только не был готово обсуждать это.
— Сейчас они давят христиан. Они под этим давлением превратятся в то, что мы с тобой знаем и помним. Именно здесь и сейчас рождается привычный нам мир. И знаешь, — продолжал он, подмигнув мне, — я не думаю, что это плохо.
Многое осталось не высказанным. Макс не просто так начал этот разговор. Я научился понимать его намёки и выражение глаз. Он предупреждал меня. Очень опасный для него намёк — но тем не менее. И в чём-то он действительно был прав. То, что произошло с историей — это было не моё творение. Это было творение Гайи. Которое она создала, использовав меня и Кая. А вот плохо это или нет — кто знает… я всё ещё не считал себя в праве решать.
— Ещё не поздно всё переиграть. Ты понимаешь? — Спросил я.
Макс ещё раз внимательно поглядел мне в глаза. После этого слова были излишни, но он всё же сказал:
— Ты этого не знаешь, но между собой мы были готовы остаться даже без тех условий, которые нам предложила Гайя. Наше время… в нём душно таким, как мы. Ты должен понять.
— А знаешь, я её не спрашивал о том, что именно вам было обещано, — улыбнулся я, — почему-то неловко было.
— Медицина, по сути, — ответил Макс, — она обещала мед помощь. В любой ситуации. Мы не будем мучится от зубной боли или рисковать умереть от банального аппендицита.
— Щедро, — кивнул я.
— Долголетие, — продолжал Макс, — она прямо сказала, что обладает возможностью сделать нас бессмертными биологически. Но также честно она признала, что не пойдёт на это. Знаешь, ей даже не надо было приводить аргументы. Думаю, она понимала, что я и сам смогу назвать сходу дюжину причин… — он вздохнул и посмотрел на море; последние кровавые отблески заката расцветили его лицо боевой раскраской, — но лет двести пятьдесят — триста она гарантировала.
— Очень щедро, — повторил я.
— Согласен, — Макс кивнул, — а ещё мы не сможем иметь детей. И это тоже было одной из условий сделки.
Я повернулся к нему.
— Не знал? — усмехнулся Макс, — деликатно с её стороны. Но с этим я тоже согласен. Дети способны изменить человека. Даже нас. Иногда в худшую сторону. Поэтому организации, которые мы будем строить, не будут рассчитаны на наследование власти. Они должны быть сильнее этого. И преемников мы будем отбирать не по принципам родства. Гайя уверена, это даст возможность нам построить что-то действительно прочное.
— Я надеюсь у вас получится, — искренне сказал я.
— Я тоже. Теперь это цель будущей долгой жизни, — кивнул Макс.
— Я оставлю все тюрвинги, включая негатор, — сказал я, — кроме тюрвинга пространства. Он прорастает сквозь ненадлежащего хозяина. Процесс можно остановить, если включить негатор. Но стоит отключить блокирующее поле, и он возобновляется. Это не разовая защита, как в случае с мечом. Поэтому для вас этот артефакт бесполезен.
— Щедро! — Макс явно не ожидал такого поворота.
— Гайя меня убедила. Для вас и ваших организаций тюрвинги будут очень полезны. Если ими пользоваться с умом. А я уверен, что ты сам и твои преемники этому научатся.
Помолчали.
— Знаешь, а я ведь не благодарил тебя по-настоящему, — сказал Макс, когда на небе высыпали первые звёзды.
— Тебе следует Гайю благодарить, — заметил я.
— Да не за это, — Макс махнул рукой. — Это всё-таки не благотворительность с её стороны. Нормальная коммерческая сделка. Я про то, что не бросил нас там… хотя по всем понятиям мог и должен был.
— Пожалуйста, — ответил я.
— Скажи, почему ты это сделал? — Макс посмотрел мне в глаза; в них блестели отсветы факелов и костров на площадке, где продолжался пир.
Я спокойно ответил на взгляд.
— Ты же достаточно пожил, чтобы понимать: такие поступки совершаются не для кого-то, да?
Макс кивнул.
— К тому моменту, как мы с Каем догнали вас во времени, я пережил достаточно, чтобы представить себя с обоих сторон оптического прицела. Понимаешь?
Макс кивнул, потом протянул мне руку. Я крепко пожал сухую сильную ладонь. Потом он неожиданно притянул меня к себе и обнял. Я ответил на его объятия.
— Спасибо, — сказал он.
— Пожалуйста, — ответил я, — и мы всё-таки не совсем окончательно прощаемся. Если в ближайшие двести-триста лет что-то произойдёт…
— Гриша, я не люблю такое, — Макс перебил меня, — ничего не произойдёт. Ты это знаешь, и я это знаю. Но свою работу я выполню как следует.
Я снова посмотрел ему в глаза. Потому кивнул, повернулся и пошёл туда, где горели костры и вкусно пахло мясом.
Часть IIIОсознание
374 года до Перехода
Он жил среди пленных фаэтонцев три года. Их специально изолировали от всего мира на отдалённом острове. Он сказал, что неосторожно поделился мнением о совершенстве и эффективности политической системы Фаэтона. За это его наказали.
Ему не верили. Первый год совместной жизни он терпел лишения. Но раз за разом он демонстрировал смирение и волю к жизни. Проявлял уважение к традициям. И, в конце концов, оказался близок духовно людям другой планеты.
Его заключение кончилось, когда он понял, что полюбил тех, с кем делил кровь и стол. И они его. Его посвятили в гражданские мистерии, первого среди чужаков. Он выведал все детали сокровенного ритуала, которые не удавалось добыть ни хитростью, ни пытками, ни химией.
Следующей ночью он сорвал печать с медальона. Прибыл отряд зачистки и эвакуации. Он не мог сдержать эмоций, когда отряд работал. Но сдерживать слёзы не было никакого смысла. Он плакал и катался от боли, ведь он добровольно дал отрезать то, что приросло накрепко.
Перелёт был тяжелым. Одиночная капсула-невидимка обладала минимумом систем жизнеобеспечения. Важно было сохранить жизнь десантника. О комфорте никто не думал.
На поверхность он добрался едва живым. Но высадка прошла по плану: в безлюдной местности, отдалённой от крупных городов. Там, где жили отшельники-охотники, которые выходили его. Он присоединился к ним и ещё два года жил примитивной жизнью.
Раз в три года даже самые отдалённые племена отправляли делегатов в Единую Столицу для церемонии Подтверждения Лояльности. Его авторитет в племени стал таким большим, что единогласно делегатом выбрали его.
Его выступление было таким ярким, что он вошёл в Центральное Правительство.
Он стал большим фаэтонцем, чем сами фаэтонцы. Он продвигал идеи их общества так рьяно, что довёл их до абсурда.
Экономические проблемы, жёсткое подавление инакомыслия привели к тому, что очередная война с Марсом случилась на поколение раньше, чем могла бы.
Но главное, к моменту её начала экономическая мощь Фаэтона настолько снизилась, что эту войну Марс выиграл.
Он ушёл, считая, что достиг своей цели непобеждённым и не раскрытым.
И это было так.
Потому что, как и всякий военный он был орудием.
И это политики предопределили возникновение врага, который стал непримиримым из-за своих страданий, и смог возродиться после того, как он ушёл.
Потому что заменить его было некем.
«Книга Ветра и Крови»
Истории Нового Времени
Перевод на русский Г.Волкова и К.Котова
Глава 1
Он был невероятно быстрым. Я знал это, потому что уже сталкивался с такими же, как он. Очень давно, в Звёздном Городке.
Только теперь у меня не было тюрвинга, замедляющего время. Поэтому приходилось полагаться только на режим.