(Из дел Монастырского приказа в Архиве мин. юстиции)
II. 1705 года февраля Спаса Андроникова монастыря по указу архимандрита Феодосия с братиею села Покровского крестьяне, выборный сотник, пятидесятник и рядовые крестьяне, выбрали мы на монастырском дворе на мирском совете в выборные к 1705 году крестьянина деревни Давыдкова Никона Васильева: быть ему за нашим выбором в селе Покровском у дела на монастырском дворе, сбирать великого государя подати и монастырские, денежный сбор и за монастырскою пашнею смотреть и крестьян ко всякому делу наряжать и у сева и у жнитва быть и от молотьбы не отходить и у житниц и в житницах хлеба ведать и беречь накрепко и печатать и на поле копны и снопы считать и у молоту быть и над нами крестьяны ведать и расправу между нами вправду чинить старостою и смирять нас, крестьян, кто чего доведется. А будет он, Никон, за сим нашим выбором, в чем монастырской убыток учинит или учнет пить и бражничать, и на нас монастырская пеня, а пени, что архимандрит с братиею укажет, и что будет за его, Никоновою, оплошкою, учинится какая хлебная и дворовая утрата, и за тое утрату взято на нас, крестьянех, будет вдвое: в том мы, крестьяне, и выбор дали.
(Из дел Монастырского приказа)
III. 1) В нынешнем 1706 году марта в 9 числе большого полку генералу фельтмаршалку и военному Малтийскому свидетельствованному славного чина святого апостола Андрея кавалеру Борису Петровичу Шереметеву в урочище Выкчибурском Яру явились из Астрахани астраханского Спасского монастыря архимандрит Антоний, да приказные палаты подьячий Иван Щетинин да астраханский житель купецкой человек Федор Клементьев и перед ним фельтмаршалком и кавалером сказали: после отъезду из Астрахани Семена Бехтеева были у астраханских воров и у бунтовщиков по многие дни круги и мятеж великой, и многие ходят с ружьем и с копьи, и как присыланы были от него фельтмаршалка указы, и против тех указов говорят, что де ему в Астрахани делать? И для чего с полками без указу великого государя идет? У нас де посланы к великому государю челобитчики, а буде придет к Астрахани с полками в город пустить не хотят разве с малыми людьми с 50 человеками или менши, и пушки и снаряд по городу готовят и говорят: есть де у нас яблок много, мы де и попов поставим по городу, и какова пора будет, мочно де отобраться человек с тысячу и больше и выйтить на выласку, и хотели загородные дворы и слободы выжечь, также с учугов и с Красного Яру и с Селитряного городка людей забрать и сесть в осаду, и если что явится, большой снаряд, которой будет им не в мочь, хотели затопить в воду, а достальной забрать с собою и итить на Аграхань, и велели делать струги, а митрополита астраханского по многие дни говорили, чтоб его убить.
2) Шереметев государю 4 марта. Премилостивейший государь! На Черный Яр пришел я марта 2 дня, и черноярцы все вашему величеству вины шатости своей принесли со всяким покорением. Воевода на Черном Яру Вашутин добр и показал вашему величеству верную службу, многих их уговорил, при том есть и иные из подьячих и из граждан, которые к щатости не приставали: и я тому воеводе велел быть по-прежнему да для караулов оставил полк солдацкой Обухов 500 человек, чтоб заводчиков не распустить до указу твоего самодержавия, а кто из черноярцев в шатости были, послал при сем письме перечень. Посланник мой, которого посылал я в Астрахань, с Саратова возвратился на Черный Яр сего марта 4 дня, привез от астраханцев ко мне отписку, и написали, чтобы я помешкал на Царицыне, и пустить меня в Астрахань не хотят, и многие возвраты (развраты) между ими учинились. А я с полками своими от Черного Яру сего марта 5 дня пойду наскоро, и чтоб при помощи божией намерение их разорвать и не упустить из города и чаю поспешить. Повели указ прислать с статьями, о чем к вашему самодержавству писал наперед сего: естьли вину принесут, что чинить?
3) Шереметев Головину 18 марта. За присланное секретное письмо зело зело, милостивый мой, благодарствую, а к Астрахани в поход понужден был для того: естли б не поспешил, конечно б Астрахань разорена была и имела намерение соединиться с кубанцы и с каракалпаки и итить в верховые города, о чем и Аюка хан тайша говорил мне, что и они в великом сумнительстве были и чаяли, что во оборону не будут. А Хованского ни во что ставили и еще бы с тово выросло, естьли бы он пришел, и астраханцы об нем инако рассуждали, о чем, ваша милость, сам изволишь выразуметь, а что изволишь писать ко мне, что я к вам пишу не сходно в ведомостях, и я к вам пишу самую истину, не выбирая ничего и не соглашая одного с одним, уведомясь о каждом подлинно, чти принесено, и можно уверить мое дело: Носов и прочие живы и скажут, что их было намерение. Надобно совершенно прислать к морским судам мастера, а которые здесь были, все перебиты, а иных никого нет.
4) В письме к Борису Петровичу Никиты Кудрявцева, Александра Сергеева, Степана Вараксина написано: уфимцы положенного на них старого ясаку против прошлых лет не платят и посланным от нас из Казани чинят противенство, подвод по указам против прежнего не дают. Посланного из Казани на Уфу воеводу Льва Аристова на дороге остановили и не пущают и говорят, что воевода-де у них Александр Аничков и он-де им люб, а говорят, что Аничкову приказал ты быть воеводою. Из верховых городов беглецов иноверцев принимают, и кои до сего числа к ним пришли, не отдают. А тот Аничков за некоторыми причинами там быть по многу негоден. Ведомость нам есть, что посланные от милости твоей на Уфу приказом твоим башкирцам быть к тебе с челобитьем велели, и, по словам посланных твоих, поехали к вашей милости с Уфы челобитчики ведомый вор и бунтовщик башкирец Демейко со товарыщи, которой прошлого лета в Казанском уезде села и деревни разорял, людей побивал и в полон брал и стада отгонял. А их, башкирцов, по указу царского величества велено ведать нам и от всяких их шатостей приводить в покорение и во всякое послушание, а, окроме нас, никому ни в чем ведать не велено. А будет, ваша милость, изволишь челобитье их примать и ослабу им чинить, то всеконечно добра некакого ждать. И естли что учинится, то не от нас, мы правим дела по имянному царского величества указу, свое на нас положенное, и в. разном несогласии и никогда состояния доброго не бывает. О том от нас писано в полки, а не писать было нам невозможно для того, что они, иноверцы, имеют нравы всегда в ослабе непостоянны, хотя малую себе какую ослабу увидят, то все городы и уезды того же пожелают, в те числа укротить их будет невозможно. А что изволишь, ваша милость, писать к нам о присылке хлеба, и мы радеть вседушно по усердию своему ради, и которой приготовлен, с тем пошлем за первым льдом водою, а в другом учинился недобор, иноверцы уже по приезде нашем стали платить, а до приезду нашего нечто мало платили, чинились непослушны, а другие и ныне в том упорстве стоят, а сказывали, что ожидают от тебя по челобитным указов, по которым будто вы обещали им учинить определение.
5) Сиятельнейший князь, милостивейший Александр Данилыч! доношу твоему сиятельству последний твой раб Никита Кудрявцев: к уфимским башкирцам ездил я от Казани в 300 верстах, а не доехал до Уфы 200 верст, и их, собравшись человек с 400, ко мне приехали в саадаках, в них от первых три человека: Уразай Ногаев, Кемей Шишмаметев да Мещеряк Имай; сказал я им государеву милость, что царское величество пожаловал их, указал им платить ясак против прошлых лет, а новонакладного ничего не имать. И они, выслушав, поклонились, а по-видимому знатно, что не усердно то приняли. Им же говорил, чтоб беглых к себе татар, чувашу, черемису и прочих иноверцев не принимали, а которые есть, тех бы отдали. И они того и слышать не хотели и сказали, что они беглых никого не знают. Им же говорил: для чего они государевым посланным по дорогам против прежних лет никому по указам подвод не дают? Сказали, что и вперед давать не будем никому, и из них один, башкирец Уразай, по-русски говорил мне: полно де нам с тобою говорить! Ты де ездишь без государева позволения собою, чтоб де денег больше собралось, и по тем словам пошли от меня с двора все и, отшед от двора, стали кругом и прислали ко мне Мещеряка Сулмаметка, и он говорил, прислали де его начальники и все мирские люди сказать: слышно де им, что идет на Уфу воевода Лев Аристов, и они де его, Льва, не пустят, у них де хорош воевода Александр Аничков. И как я от них поехал назад, и они ехали наперед меня и позади с ружьем человек с 60 тридцать верст, а слышно мне, буде бы я стал брать подводы, не хотели давать. После того послали мы на Уфу Льва Аристова на Александрово место Аничкова для лучшего усмотрения, и он, Лев, поехал и писал к нам в Казань, что башкирцы его на Уфу ехать не пущают, остановили на дороге до Уфы верст за двести, а говорят: велел де у них быть воеводою Александру Аничкову Борис Петрович и нам де он люб. А он, Александр, житель уфинской, и имели мы в том опасения, нет ли от него к ним в упорстве какого ослабления. А из верхних городов иноверцы и уездные люди бегут в Уфинской уезд, а башкирцы принимают и заказу нашего не слушают, и мы поставили по дорогам заставы, а имая их, велели приводить в Казань. От господина фельтмаршалка посылан был на Уфу Василий Арсеньев и, приехав с Уфы, сказывал, что поехал к нему, фельтмаршалку, с Уфы в челобитчиках пущий вор и бунтовщик башкирец Демейко с товарыщи, который в прошлом в 705 году разорял села и деревни и людей побивал и в полон брал и стада отгонял. Да и опричь того слышно, что уфинцы поехали к нему, фельтмаршалку, бить челом, по словам присланных от него. А до посылки на Уфу фельтмаршалковой стали было быть смирно и полонное отдавали и впредь отдавать хотели, а после того не так. Естли его милость в такие дела станет вступать и такому народу учинит, не осведомясь с нами, хотя малую ослабу, то всеконечно нам в доброе их установить и злое от них отрешить будет невозможно для того, что мы, по обещанию своему, делаем душевным намерением и безмездно, а другие особым намерением, о котором их намерении ваше превосходительство сами довольно известны.