су ржавых немецких касок, ножей, гильз и прочих артефактов из категории «эхо войны». Украинские артиллеристы не давали нам скучать, постоянно поливая огнём нашу позицию, которая для обороны переправы и плацдарма была центральной. Тут же находились и Крым, и наш командир роты, заезжали другие офицеры.
После взятия Изюма в начале апреля война стала превращаться в рутину. Мы искали дрова, таскали воду, прятались от обстрелов и стояли в карауле. И так каждый день. Пообщались с местными, которые рассказали нам, что этот посёлок был уничтожен украинскими артиллеристами сразу после отхода основных сил ВСУ. Одним из залпов РСЗО[20] они или промахнулись по «бобрам», наводившим переправу, или специально долбанули по посёлку. Там же у нас появились первые раненые — все от тех же миномётных обстрелов. К нам постоянно свозили 200-х и 300-х[21] из частей, сражавшихся где-то южнее и западнее наших позиций. Одних мы переносили в специализированные машины, другим оказывали помощь.
Наш ротный медик был единственным врачом в радиусе 5-10 км, и хотя он и был ещё студентом-педиатром, справлялся неплохо, лечить-то приходилось в основном не раны, а многочисленные болячки 40- и 50-летних мужиков.
В какой-то момент Крыма с его бойцами перебросили дальше в направлении Каменки, и мы остались одни управлять посёлком. Расположившись вдалеке от штаба батальона и штаба полка, наш ротный превратился в настоящего средневекового феодала. Он перенёс свой штаб в дом какого-то бывшего украинского прокурора, находившийся на возвышенности, и стал управлять нами как своими крепостными. Потянулись обозы с продовольствием и гуманитаркой, мы получали меньшую часть из положенной нам еды, на сорок ртов по приказу ротного в гречку, макароны или суп добавлялось две банки тушёнки. Повара поначалу не слушали его и добавляли больше, и тогда он забрал полевую кухню поближе к своему имению. Сигареты выдавались так же скудно, а в итоге мы и вовсе перестали их получать, на просьбу дать курева нам отвечали, что поскольку мы получаем денежное довольствие (к которому мы, находясь тут, не имели доступа), то и сигареты можем себе купить. Всё это собиралось нашим вельможей для обмена на всякие ништяки у местных или российских военных. Брага производилась в промышленных масштабах и выдавалась российским солдатам в обмен на что-то, сходить искупаться в баню россияне могли, только принеся господину дары. Из-за этого несколько раз случались конфликты, в ходе которых ротный один раз получил по морде, а в другой раз чуть не случилась перестрелка и луганско-российская война из-за бани и браги. И если бы броники и прочее, полученное путём обмена, выдавалось бойцам роты. Так нет, лучшее получали приближённые, прочее же куда-то или вывозилось, или складировалось, одному из своих бойцов ротный бронежилет не то что не выдал, он ему его продал. Вот такая война у человека была. В то же время в Изюме наши занимались тем, что стояли на блокпостах и выслеживали диверсантов.
В частности, были задержаны трое подростков по 15–16 лет, которые каждый день ездили в лесок к выставленному там 82-мм миномёту и стреляли, куда попадёт. Брали наводчиков и группы посерьёзнее из бывших украинских силовиков и МЧСников. Но это всё частные случаи.
Основные боевые части были не в Изюме, военная полиция занималась тем, что следила за военнослужащими. В этот же период мы познакомились с новой украинской игрушкой — кассетными боеприпасами и минами-лепестками. Кассеты нас, конечно, конкретно задолбали. У ДНРовских мобиков, заехавших на соседние позиции, от них почти сразу появились 200-е и 300-е. Мы на своих подготовленных позициях умудрялись вовремя прятаться, так что в основном урон от кассетных боеприпасов приходился на гражданских. Однажды женщина вышла поработать в огород, потому что нужно что-то кушать, — прилетели кассеты, спасти её мы не успели, сын лет десяти остался сиротой. Его забрали российские солдаты, скорее всего — почти сразу же эвакуировали. Это, к слову, про украденных Путиным украинских детей и суд в Гааге[22]. Собственно, Изюм планомерно и методично уничтожался украинской армией, наши и волонтёры из местных каждый день собирали тела и, не имея возможности нормально похоронить, укладывали в братские могилы, которые украинцы потом раскопали, чтобы обвинить нас в массовых убийствах. Но и мы и жители Изюма знают, кто их убивал. Авиация наша, кстати, почти не работала на этом направлении, уже ближе к лету стали появляться вертушки и самолёты, зато беспилотники — и их и наши — летали постоянно. В самом начале ещё в марте по нам работала украинская авиация. На наших глазах российскими военными был сбит самолёт, а вот чей он был, я до сих пор не знаю точно. Парни из нашей роты в Изюме рассказывали, что видели над городом полноценный воздушный бой между нашим и украинским самолётом и, судя по их «экспертному» мнению, наш вышел победителем. Нельзя сказать, что наша артиллерия не работала по противнику, били в их сторону постоянно, но не в ответ, а по координатам. Судя по всему, никто не хотел брать на себя ответственность и давать оперативную ответку по выявленным позициям артиллерии противника.
В какой-то момент наши десантники, выведенные из Киевской области, атаковали в сторону Красного Лимана. Они проезжали мимо нас, и у одного из экипажей БМД машина вышла из строя, в итоге мы приютили мехвода и наводчика у себя и пытались помочь с ремонтом машины. Они рассказали нам, как обстояли дела в Буче (спойлер: не так, как об этом говорит украинская пропаганда)[23].
После выхода из Киевской области их построили и сказали, что дальше они поедут в Харьковскую область, и предложили тем, кто не хочет, остаться в тылу. И такие нашлись даже среди десантников, но эти парни были бравые; те, что остались у нас, очень переживали, что их товарищи сейчас бьются на передке, а они не с ними.
В этот период мы впервые услышали про посёлок Долгенькое. Как оказалось, этот населённый пункт стоял на границе Харьковской и Донецкой областей на ростовской трассе, и его взятие было необходимо для дальнейшего движения в сторону Славянска. Но украинцы, используя особенности местности, построили в Долгеньком настоящую крепость, заняли высоты, прилегающие леса и не давали нашим войскам взять посёлок. Часто использовали хитрость — давали нашим зайти в населённый пункт, брали в кольцо и уничтожали.
Многие подразделения просто убились об это село. До нас доходили слухи, что солдаты и даже спецура в Белгородской области отказывается ехать в сторону Долгенького, не видя смысла в самоубийственном штурме. Именно в окрестности Долгенького, как оказалось, перекинули Крыма и его парней, они несколько раз заезжали к нам, рассказывая, что там происходит. Почти сразу у них сожгли БТР, в котором они ехали до позиций. Личный состав находился внутри, когда прилетел «Джавелин» и не смог пробить БТР. Тогда они в срочном порядке покинули машину, в которую сразу же прилетело ещё два «Джавелина»[24] — и они её уже сожгли, но в тот раз никто не пострадал. Настроение у парней было не очень, но они доверяли своему командиру и поэтому не жаловались.
Дальше нас перебросили в село Заводы.
По дороге мы проезжали мимо полевого госпиталя, откуда неимоверно несло, насмотрелись на выжженные поля, остовы сгоревших бронемашин и танков. На дороге ещё работали украинские снайперы. Долго мы там не пробыли. Как оказалось, ВСУшники закрепились на свиноферме на окраине села, и по нашему «Уралу» почти сразу же открыли огонь из миномётов.
Мы запрыгнули в него и смогли унести ноги.
По дороге назад наткнулись на уничтоженный украинский ЗАЗ, полный противотанковых мин. Одному из наших взводных захотелось посмотреть, нет ли там чего ценного. И пока мы сидели в «Урале» и ждали недоделанного сталкера, по дороге на нас выехала колонна БМП[25], полных украинских военных. К счастью, пленных.
Настроение личного состава немного поднялось при виде поверженных противников, наш сталкер ещё родил шутку, которую мало кто оценил: «Видали гей-парад?» В ответ из «Урала» кто-то пробурчал: «Ага, только главного петуха забыли».
А в Каменке мы насобирали картошки и маринадов на всю роту. В нескольких подвалах обнаружились находки более мрачные — тела мирных, застреленных отступавшей из посёлка украинской армией. С какой целью они это сделали — мне неизвестно.
В период с начала мая по начало июня мы убедились в том, что перестали быть интересной целью для украинских артиллеристов. Видимо, рассмотрев в нас, как мы сами себя называли, «бомж-войска», они решили не сильно тратить на нас БК и сосредоточиться на обстреле артиллеристов, стоявших рядом. Правда, иногда к нам залетали кассетные боеприпасы, а изредка приходилось прятаться от тех ракет, которые летели в Изюм и были сбиты ПВО прямо над нами.
В целом это не было большой проблемой, кассета при раскрытии издаёт характерный звук открывающейся бутылки шампанского, и у тебя есть ещё 1–2 секунды, чтобы залечь. Главное оказаться рядом с укрытиями. Хотя пару раз мне пришлось побегать практически между осколками, пока проносило, дело ограничивалось лёгкими контузиями. С таким же звуком открывается и боеприпас, который разбрасывает мины-лепестки.
Украинцы начали применять хитрости — на каждом боеприпасе с кассетами было две-три, которые срабатывали после остальных.
Нас ловили на дурака, чтобы мы, успокоившись, поднимали голову — и тут бы срабатывали кассеты замедленного действия.
Досуг в этот период сводился к курению, чаепитию, игре в карты и побегам от прилётов.
Ну и, конечно, собирали слухи. Иногда командование решало нас взбодрить — тогда появлялись рассказы про пятьсот украинских военных, идущих на прорыв прямо на наши позиции, и диверсантов ССО