[26] Украины, которые в соседнем посёлке вырезали целую позицию ДНРовских мобиков, отрезав головы и половые органы. Правда, сами ДНРовцы оказывались не в курсе таких кровавых историй. Мы зависли в информационном вакууме, большинство из нас общалось с родными через бумажные письма, которые передавались с гуманитарщиками.
Связь была только у командира роты, у тех, кому он разрешил, и только в его присутствии, чтобы ты не рассказал лишнего. Поэтому источником информации у нас было радио — станция «Вести», работавшая с восьми вечера до восьми утра, «Изюм Z», работавшая около часа в 19:00, и слухи. Но проблема слухов в том, что информация проходит через десятки рук и доходит до тебя в совершенно искажённом виде. В основном всех интересовало, когда всё это закончится, будет ли демобилизация или хотя бы ротация. Однажды один из взводных приехал к нам и рассказывал о том, что Польша объявила войну Украине и уже ввела войска во Львов и Ивано-Франковск. Изначально приняв это как бред, сидя у костра и обсуждая новости, мы начинали понемногу верить, но, к счастью, включились «Вести», и Соловьёв ничего про вторжение поляков не сказал. Чаще всего приходили слухи в стиле «Жена мне сказала, будто видела по телевизору, как президент ЛНР Пасечник сказал, что ещё месяц и будет демобилизация». Все спорили, правда это или нет. Кто-то слышал, что мобилизация продолжается и в Луганске, забрали уже всех мужиков, и вместо них заехали беженцы с севера ЛНР, которые будто бы повыходили с украинскими флагами на центральную площадь. Это вызывало негодование — мол, к нам, пошедшим защищать Родину, отношение как к собакам, а к тем проукраинским сволочам — как к людям. Добавлялись слухи о том, что квартиры погибших мобилизованных будут отдавать беженцам. Всё это вкупе с отношением командования, моральной и физической усталостью, отсутствием связи с домом и видом погибших и раненых разлагало наши войска. Особенно било по нам то, что мы видели российских контрактников — «пятисотых», нам же на вопрос о ротации и отпусках комбат прямо сказал, что мы уедем отсюда «или двухсотыми, или трёхсотыми». Особенно наш моральный дух подкосили знакомые «пятисотые», бойцы Крыма.
Сам он сломал ногу и был отправлен на лечение, а его бойцов передали другому командиру, после чего бойцы Крыма массово записались в дезертиры и ушли пешком из-под Долгенького. Почти закончившаяся зачистка «Шервудского леса»[27] под Лиманом, начатая Крымом, превратилась в мясорубку. Парни рассказали нам много жутких историй в стиле: «Зашли 200 человек, вышло 10», а также баек про латышских снайперш, стреляющих исключительно в мошонку, негров-наёмников, режущих головы, и т. д. Из хорошего они рассказали, как экипаж танка, стоявшего до этого с нами на переправе, в одиночку разнёс штаб украинцев в Долгеньком, вынес несколько расчётов ПТУР[28], танк и пару бронемашин. Они шли в составе колоны из трёх танков в направлении посёлка, где их обстреляли, уничтожив один танк и подбив другой. А этот экипаж, получив выстрел в корпус, опустил дуло и притворился подбитым. После того как их оставили в покое, они быстро определили, где что находится, расстреляли ВСУшников и выбрались из посёлка. Насколько много правды в этой истории, не берусь судить, но звучит она максимально героично.
Размотав боеспособные подразделения в штурмах Долгенького, российское командование решило достать козырь из рукава или разбудить Кракена. В общем, на штурмы послали мобиков. Первыми туда поехал уже трижды уничтоженный по слухам 5-й батальон 204-го полка. Насколько нам потом стало известно, парней высадили ночью в поле, указали направление и уехали, после чего по ним сразу же начали работать. Кто-то вжался в землю, кто-то ломанулся в лес и пропал, но в итоге большинство из них выбралось оттуда.
Туда же в начале мая собирались отправить и часть нашего батальона, забыв сказать им, что по приказу от россиян командировать нужно только добровольцев. Мужиков пронесло, и в великий и ужасный посёлок Долгенькое они не поехали. Но понимание, что ротацией и не пахнет и в Долгенькое мы в итоге поедем, постепенно приходило к нам. В тот период у нас даже родилась шутка, что наш путь домой будет долгень-ким. А разложение тем временем продолжалось. Конфликты с командирами у самых ретивых бойцов доходили до драк, самых непокорных стали отправлять «на подвал», бойцы собирались в круг у костра и обсуждали всё происходящее. В тот период это больше всего напоминало мне Русскую армию образца 1917 года, и мне подумалось, что пресловутые большевистские агитаторы и не были нужны для её разложения, потому что, ощущая всё на себе, ты сам постепенно взращиваешь внутри себя своего личного большевистского агитатора.
В конце июня поступил приказ собираться и выезжать в Изюм. Там мы встретились с той частью роты, которая уже давно стояла в городе на блокпостах, и до нас довели, что мы поедем дальше на старые позиции Крыма, ну и конечно, что там «уже никого нет».
Загрузив за ночь БК и поспав пару часов утром, мы сели на БТРы и МТЛБ[29] и стали ждать отправки в посёлок. Провожать нас приехал целый комбат. Мотивационных речей не было, что хорошо, потому что скорее всего ему бы прилетела пара неласковых слов. Провожать нас приехали и самые боевые «рэмбо»-бойцы из нашей роты, которые почему-то с нами не отправились.
Когда мы выезжали из Изюма, я заметил надпись, оставленную на разбитой заправке российскими солдатами: «Комбат пидор», приняв её близко к сердцу и мысленно подписавшись под каждым словом.
Вид на разбитые посёлки и остовы сгоревшей российской техники, включая сбитые самолёты по дороге к Долгенькому, не поднимал боевой дух от слова «совсем». Но мы в итоге добрались относительно спокойно, пару раз дёрнувшись от недалёких прилётов.
На месте я залез в БТР, чтобы выгрузить вещи, — и тут по нам начали работать миномёты и АГСы[30]. Я выскочил из БТР и увидел, что вся рота уже куда-то разбежалась, прихватив с собой мой автомат.
На меня выскочил сослуживец и позвал бежать за ним. Мы с ним забежали в просторный подвал, где уже поместилось около 30 человек, и все кроме меня — с оружием. Переждав обстрел, мы вышли, я нашёл свой автомат, и мы начали перегружать БК, пожитки и продовольствие на другие БТР. Как оказалось, это была не конечная точка нашей поездки.
У нас было время отдохнуть в большом доме с крепкими стенами, находившемся рядом.
В дом, судя по всему, прилетел «Шмель»[31] потому что от его защитников мы нашли только обугленные кости, а пластиковые окна от жара просто испарились. Прямо на пепелище мы открыли пару банок тушёнки и по очереди насладились.
Потом мы опять сели на броню, проехали насквозь весь посёлок и отправились дальше. Мы заехали в лес. Всё, что могло сжиматься, сжималось, когда мы проезжали мимо всех позиций — и наших мобиков из других рот, и российских военных, и танкистов, а на вопрос к мехводу, здесь ли мы высаживаемся, он отвечал: «Нет, вы дальше».
Путь прошёл относительно спокойно — только попали под стрелковый огонь, потому что дорога в лесу проходила как раз между нашими и украинскими позициями.
Нас перебросили на участок, который недвусмысленно именовался «Жопа слона». Там на передовой позиции сидело до отделения самых отчаянных российских солдат, беспрерывно ведших бой.
Среди бойцов началось брожение, командиры, бывшие до этого бравыми бойцами, заметно побледнели и скисли. Мы залегли под посечёнными деревьями и разговаривали шёпотом, потому что, как оказалось, украинцы настолько близко, что могут нас слышать. Как обычно, перед этим нам сказали, что «там никого нет».
В общем, в лесу у нашей роты, до этого находившейся всегда на переднем крае наг шего батальона и умудрявшейся оставаться без потерь, появились первые 200-е. Пока мы лежали под обстрелом из КПВТ[32], к нашим парням подполз танкист с вопросом: «Откуда вас убивают?»
Получив ответ, он вернулся уже на танке и отработал в ту сторону, куда ему показали. Наши парни, к счастью, оказались не дураки и сразу ушли с места, где был танк, — туда сразу же полетели 120-е и 82-е «подарки»[33] от противника.
Ротный сидел на ящиках с боекомплектом и приказывал таскать всё многочисленное ротное имущество к передовым позициям. В этот момент к нам выбежали разведчики, заняли круговую оборону и сообщили, что как раз на нас идёт прорыв. Ротный ничтоже сумняшеся заявил: «Вчера тут прорыва не было, а сегодня он типа будет? Продолжайте таскать БК». Атака в итоге состоялась, но её, спасибо разведчикам, остановили.
Мы вышли в само Долгенькое, но там было не лучше. Посёлок поливали из всего, что стреляло. Зато мы нашли там вкуснейший гречишный мёд, но отравились водой из местного колодца, от которой у меня полдня выворачивало живот.
Там же мы встретились с бойцами БАРСа[34] из Краснодара и Адыгеи — отчаянные парни, которые как у себя дома ходили по этим лесам и выискивали украинских военных. В первый же день мы видели, как они выводили с десяток пленных, а их командир с позывным Череп сказал, что его тут все знают и что именно его отряд первым вошёл в Долгенькое.
Ещё разведчики нам рассказали, где находятся украинские позиции. В этих лесах, по их словам, были санатории и детские лагеря, которые украинцы превратили в укрепрайоны, в лесу стояли замаскированные миномёты в разных местах, а один расчёт передвигался между орудиями, отрабатывал раз пять и перемещался дальше. В итоге наша поздняя ответка летела туда, где уже никого не было. БАРСы также нам рассказали, что отсюда их скоро выводят и они поедут отдохнут в Изюме, а потом отправятся в Лиман. Что с ними было дальше, все знают.