Для меня в своё время Россия (хоть для кого-то это и прозвучит крамольно) — это место, где существует свобода, где возможен плюрализм мнений. Это очень комфортное государство, с высокой степенью цифровизации. Вот такие вещи и нужно транслировать. Показывать, что реально плохо там и что хорошо у нас. И доносить это до как можно большего количества людей.
Украинский подход к информационной работе совсем другой. С первых же дней они сделали огромный упор именно на фейки. Потому что у них западная система пропаганды. Им важно дискредитировать врага, а не сделать привлекательным своё. И такой подход отчасти оправдан. Ну представьте, ваш враг — огромная соседняя страна. Тут каким бы ты ни был крутым, она будет круче. Как бы ни плескался в душе патриотизм, ты понимаешь, что один на один речь не об успешном исходе противостояния, а исключительно о его длительности, исход всё равно предрешён. И единственный шанс — это получить ещё более сильного союзника, в идеале — весь мир. Для этого нужно привести мир в ужас, чтобы все ополчились против твоего врага. И для этого ты готов говорить любую неправду. Нам из-за этого пришлось действовать реактивно и только отвечать на фейки, разоблачать их. Для перехода к проактивным действиям пришлось дождаться крупной победы в Мариуполе и капитуляции «Азова».
Вообще наш подход к информационке напоминает анекдот, где два русских солдата сидят на Монмартре, пьют кофе и один из них говорит: «Эх, а информационную войну мы всё-таки проиграли». Типа главное, чтобы фронт пёр, а что там напишут в интернетах — не суть важно. С одной стороны, нельзя уповать на одни информационные фронты. А то получится, как в Карабахе в 2020[37], когда общество было уверено, что армия успешно сражается, и капитуляция, к которой всё шло, стала для него огромным шоком. Украина как раз выстроила подобное шапито, и хорошо, что мы не начали играть в подобные игры. За всеми виртуальными перемогами скрывается объективная правда. Пока что украинские медиа успешно выстраивают отдельно существующий мир гиперреальности, но возвращение в реальность будет очень болезненным.
Отрезвление неизбежно произойдёт. И вся невыраженная злоба останется огромной раной в сердцах и душах украинцев. Конечно, они захотят воспрять, но ресентимент затронет все сферы жизни. И нам предстоит понять, что с этим можно будет сделать.
ФРАНТ НА ВОЙНЕДмитрий Плотников, журналист, участник ТЫЛ-22
Все персонажи вымышлены, а совпадения случайны. Любой человек, лично знающий автора, подтвердит, что с начала боевых действий он покидал лобби-бар отеля в Таганроге, только чтобы купить сигарет.
В первый раз я поехал в Донецк ещё в середине февраля, когда никаких масштабных боевых действий ещё не было. Разумеется, передо мной встал вопрос: в чём, собственно, ехать? Хотелось, чтобы было удобно, не хотелось привлекать нездоровое внимание, а ещё выглядеть как даун. Я осмотрел свой гардероб, практически полностью состоящий из мужской классики, и понял, что если первый пункт я с горем пополам закрываю (по плану работать мне предстояло в городе), то насчёт двух других есть вопросы. В конце концов, я рассудил, что если сейчас побегу за новенькими тактикульны-ми шмотками, в которых ни черта не понимаю и носить которые не умею, то буду точно выглядеть как даун и привлекать нездоровое внимание. Выбор свой я остановил на максимально непарадно-некостюмных чиносах и пиджаке в стиле smart casual с надетой под него водолазкой. По крайней мере, не буду выглядеть как чиновный эмиссар из Москвы.
Расчёт оправдался: внешний вид мой не вызывал вопросов ни на границе, ни в самом Донецке. По мере того как ситуация накалялась перед 24 февраля, он даже пару раз выручал ме ня. 18 февраля в центре Донецка взорвали машину начальника управления Народной милиции ДНР Дениса Синенкова. Я писал репортаж в кафе неподалёку и решил сходить на место взрыва может, удастся сделать пару кадров и выделить какой-нибудь эксклюзив. Пока я торопливо шёл через парковку (напоминаю, что на мне пальто, из-под которого торчат пусть и не параднокостюмные, но всё же чёрные брюки, а в руках я несу портфель с ноутбуком), рядом с визгом остановился микроавтобус со спецназом МГБ[38]. Вооружённые парни в бронежилетах побежали в сторону взорванного УАЗика. По наитию побежал вместе с ними и я, каким-то образом оказавшись между спецназовцами в момент прибытия на точку.
Спецназ начал окружать место взрыва, а меня выцепил глазами распоряжавшийся на месте милицейский чин. Я решил, что сейчас он сначала проверит документы, а потом настойчиво попросит покинуть место происшествия, однако вместо этого чин начал докладывать. Я узнал о проведённых мероприятиях (прибежавший вместе со мной спецназ оцепил парковку с целью недопущения на него зевак) и первых версиях случившегося (версии отсутствовали). Особого эксклюзива из этой ситуации сделать не получилось, хотя фото я отснять смог. Кто я такой, к какому ведомству я принадлежу, есть ли у меня удостоверение — эти вопросы не волновали никого. Ну, ходит задумчивый мужик в пальто с портфелем на месте взрыва, значит — не просто так, явно ведь не по своей воле, задание!
Несколько дней спустя мы с коллегами приехали снимать последствия обстрела на Шахтёрской площади. Пока они готовили штативы и настраивали камеры, я побрёл к воронке от мины. Неподалёку от неё, прямо под стеной недостроенного бизнес-центра лежа-" ли двое погибших, у одного из которых непрерывно звонил в кармане мобильный телефон. Пока я смотрел на это в некотором ступоре, ко мне подбежал сотрудник МЧС и доложил, что обстрел вели из миномёта калибра 120 миллиметров, есть двое «двухсотых», чьи личности сейчас устанавливаются. «Благодарю за службу», — пробормотал я и направился к машине.
Правда, через несколько дней стиль пришлось всё-таки сменить. Сначала в Горловке группа местных, контуженных при недавнем обстреле их двора и уже успевших отпраздновать факт того, что прилёты удалось пережить, из-за моего пальто и синего журналистского бронежилета моего коллеги Приняла нас за группу наблюдателей ОБСЕ[39]. От суда Линча мы были спасены водителем. Мужички долго извинялись, что приняли представителей «самой честной в мире российской прессы» за ОБСЕшников, доверия к которым у них не было никакого. Вторая история оказалась ещё веселее.
Я впервые направился в прифронтовую зону. Как это часто бывает, поездка получилась спонтанной, и купить более подходящую к ситуации одежду я не успел. Первые косые взгляды я начал ловить ещё у здания пресс-службы Народной милиции, от которого отправлялась колонна с прессой. Все журналисты выглядели как минимум по-походному, а в некоторых случаях максимально тактикульно, пару человек я даже перепутал с военными. К нам подошёл сопровождающий и спросил, где мой бронежилет. Я пошире распахнул пальто и показал броник. Военный тяжело вздохнул, а я переодел бронежилет сверху на пальто, чтобы в дальнейшем избежать подобных вопросов. Мы направились в село Бугае.
На местных наша толпа произвела фурор. Но если к людям в форме они уже привыкли, то я в картину происходящего явно не вписывался. Люди с интересом выходили из своих домов и перешёптывались: бронежилет поверх пальто, каска, брюки, портфель. Все принимали меня за представителя официальных властей ДНР. Я с лёгкостью набрал материал для репортажа, потому что буквально каждый из местных стремился поделиться со мной своими бедами, пожаловаться на что-то и с радостью позволял проводить видеофиксацию разрушений. «Вы уж там доведите ку да-то», — доверительно шептали они, прощаясь.
А солдаты… Солдаты смотрели на меня как на мудака.
Вернувшись в Донецк, мы засели праздновать первый совместный выезд. В застольной беседе коллеги из-за внешнего вида выдали мне позывной Прокурор. Я даже всерьёз раздумывал, не стоит ли выдерживать стиль и продолжать выезжать в сторону передовой, будучи облачённым в классику, а не в военную форму. Однако реальность внесла свои коррективы. На следующий день я обнаружил, что зимние ботинки не выдержали грязей Бугаса. Пришлось покупать берцы, а они плохо сочетались с чиносами. Так чиносы сменили тактические штаны, которые уже никак нельзя было надеть с пальто и пиджаком. Место пальто заняла куртка цвета оливы с флисовой подкладкой, пиджак отправился в шкаф, и носить я стал оливковый же китель, окончательно растворившись (по крайней мере внешне) в толпе донбасских военных корреспондентов. Но иногда я вспоминаю первый выезд. Чёрт возьми, это было стильно!
Коллега
Первый раз я встретил его в «Хэппи Лайфе». Ну а где ещё было встретить журналиста в Донецке весной 2022 года? В коллеге всё выдавало новичка — от сияющей магазинной чистотой свеженькой военной формы до периодических попыток пойти покурить на улицу (не привык ещё к донецким табачным свободам). После пары минут разговора я окончательно убедился, что коллега прибыл к нам недавно. Во-первых, он всё время пытался представить себя более опытным, чем являлся на деле. А во-вторых, он пытался довольно интересным образом найти себе компанию для выезда. Он искал едущих в место, где стреляют побольше (собственно, для успешного решения этой задачи он и корчил ветерана горячих точек). Не то чтобы коллеге обязательно надо было поснимать взрывы и стрел-котню, просто хотелось отработать донецкий фронт, попав, так сказать, с корабля на бал. Тогда он ещё не знал, что опытных людей отличает нежелание попадать в лишние приключения.
Спустя пару часов разговоров за суровые будни войны, пересказов чужих баек и ссылок на общих знакомых («Конечно, я его знаю, подписан на него в Телеграме») коллега всё-таки нарулил себе приключение. Ехать нужно было в Мариуполь. Бои в городе тогда уже закончились, но разминирование шло активно, и на свежих видео, появлявшихся у военкоров, в городе ощутимо бахало. Коллега радовался: сражение отгремело только-только и Мариуполь был на слуху. Из поездки туда можно было привезти не только хороший материал, но и понты: был я, мол, в этом вашем самом жутком сражении XXI века, прочувствовал его на своей шкуре.