Весь период прекращения огня Украина наращивала численность, уровень оснащения и боевой подготовки своих войск. Первые группы инструкторов из западных стран были направлены на Украину уже в 2014 году; к началу 2022 года специалистами США были переподготовлены 27 тысяч человек из действующего состава ВСУ. Поставки западного снаряжения и вооружения, включая летальное, начались задолго до начала российской СВО. Постепенно наращивалась также численность войск в зоне конфликта. По российским данным, на 2021 год в зоне 0 °C находилось 125 тысяч солдат и офицеров ВСУ — для сравнения: в августе 2014 в АТО участвовало лишь чуть более 30 тысяч человек.
Были ли эти войска сконцентрированы исключительно с целью защиты от возможной российской операции? Судя по реакции украинских официальных лиц на российские инициативы по вводу международных миротворческих сил в Донбасс — нет.
Существовали ли у Украины конкретные пла ны по решению проблемы Донбасса силовым путём? Точно этого сказать нельзя. Существовали ли у Москвы и Донецка основания опасаться какого сценария? Безусловно, да. Когда именно началась бы операция украинских вооружённых сил, сказать сложно. Вероятно, время атаки было бы связано с моментом неизбежного ухода из Кремля Владимира Путина. Российский президент долго возглавлял страну и за это время не помолодел; в «базовом» прогнозе 2024 год стал бы его последним на посту президента. Если не хаос, то некий переходный период всегда сопровождает подобную смену эпох, и этот момент был бы удачным для возможной операции Украины в Донбассе.
При этом стоит учитывать крайнюю уязвимость основных центров ЛДНР для ударов. Луганск находился в нескольких километрах от линии фронта, в Донецке и Горловке она проходила по окраинам, фактически прямо сквозь пригороды. Для нанесения катастрофического ущерба республикам украинским войскам даже не требовалось добиваться по-настоящему глубоких прорывов; достаточно было просто промять передовые редуты ополчения, после чего любые российские подкрепления сражались бы уже посреди крупнейших городов республик — с понятными последствиями.
Кроме того, никогда не исчезал с повестки дня вопрос о Крыме. Водяная блокада сама по себе создавала полуострову огромные проблемы. Однако в случае, если в Киеве всё же решались на силовое разрешение вопроса, полуостров оказывался крайне уязвим. С материковой Россией Крым связан единственным мостом, и крайне затруднить движение по нему — вполне реальная задача, что показали события 2022–2023 годов, когда мост дважды за десять месяцев становился объектом относительно удачных диверсий. Прервать связь с Таманским полуостровом хотя бы на какое-то время и добить классическим ударом через Перекоп — этого сценария в России, безусловно, могли опасаться.
Кроме того, украинские военные никогда не упускали случая держать повстанческие республики в тонусе; хотя интенсивность обстрелов ЛДНР не достигала уровня 2014 и 2015 годов, эти обстрелы никогда не прекращались совсем.
При этом украинские военные не стеснялись регулярно наносить удары по гражданской инфраструктуре — к примеру, систематически обстреливали работников донецкой фильтровальной станции — она расположена прямо на линии фронта, так что рабочих обстреливали в том числе из стрелкового оружия; стрелки прекрасно понимали, что делают и кого пытаются поразить. Под Луганском таким же обстрелам регулярно подвергались гражданские машины, едущие вдоль Северского Донца. Учитывая регулярность и даже упорство украинских солдат, вряд ли можно говорить о спорадических всплесках насилия — скорее о сознательной политике, проводимой с холодной головой.
Центр Донецка после обстрела, осень 2022 г. Фото Алексея Гарнышева.
При этом Россия была готова маневрировать в широких пределах, рассматривая как неприемлемый фактически только один вариант — собственное безусловное поражение. Однако с точки зрения «коллективного Запада» Украина и сам «коллективный Запад» уже сделали слишком много уступок. Мир, в котором жила западная дипломатия, радикально отличался от того, в котором находилась дипломатия российская. Если Москва желала говорить на грубом языке фактов, не поступаясь ничем в рамках сложившейся реальности, то на той стороне исходили из представлений о должном, которые ни на какую реальность не опирались вовсе. Прекрасная иллюстрация: уже в ходе СВО итальянское правительство подготовило проект мирного договора. В его рамках компромиссом считалась… широкая автономия Крыма в составе Украины. Было ли это изящное дипломатическое издевательство или искренняя убеждённость в том, что это-то и есть серьёзная уступка, сказать трудно. Однако в любом случае на таких условиях мир не был достижим.
Серьёзная проблема состояла в переоценке своих возможностей российской стороной.
Россией владела опасная иллюзия о возможности лёгкого и быстрого военного разгрома противника. Одной фразой этот взгляд можно выразить как «Киев за три дня». В действительности и армия, и государство, и общество на Украине серьёзно окрепли за 8 лет. В задачу автора не входят моральные оценки — относиться к этому факту как к фанатизму тоталитарной секты или как к массовому героизму патриотов, однако реальность состоит в том, что с началом активных боевых действий не произошло ни мятежей в тылу, ни массовой сдачи в плен, когда она не была продиктована обстановкой; словом, совокупность агитации (массированной и искусной), репрессий, коллективных переживаний общества и т. д. и т. п. сделала Украину достаточно крепким орешком. Радикальные националисты никогда не составляли на Украине парламентского большинства, однако их роль не состояла в парламентских дебатах: активное меньшинство, препятствующее «капитуляции» внутри Украины, тотально навязало свою волю всем остальным. Попытка договориться с Россией по существу ключевых вопросов могла привести только к свержению любого президента и его замене на более воинственного лидера. Где страхом, где агитацией — но украинской стороне удалось серьёзно консолидировать общество и встретить российскую операцию предельно жёстко. При этом степень военного напряжения со стороны Украины с самого начала была несопоставима с российской: несколько контринтуитивный факт состоит в том, что численность украинских войск в зоне конфликта оказалась значительно выше не только ополчения, но и российских сил, ведущих СВО.
В свою очередь, западные лидеры рассматривали и рассматривают Украину с нескольких позиций. Во-первых, это безусловно утилитарный инструмент для решения задами ослабления России. Подрыв экономического, научного, промышленного и военного потенциала РФ был открытым текстом объявлен целью поддержки Украины. Хотя на Западе многие оскорбились бы от такой циничной реальности, ударить по России Украиной — вполне рабочая, выполняемая в данный момент стратегия. Правда, здесь приходится перейти уже к просчётам и неверной оценке обстановки со стороны западных лидеров. Если возможности и боевой дух украинской армии системно недооценивались, то точно так же недооценивались прочность российской экономики и русского общества, которые не рассыпались ни под влиянием санкций, ни под впечатлением от тягот войны.
С другой стороны, не стоит, как это часто делают уже в России, недооценивать ценностный фактор. Для США и Европы Украина — это пример прозападной революции, страны, стремящейся к демократии и разделению европейских ценностей. Украина, безусловно, не соответствует нормам ЕС и США, однако она очень громко декларирует приверженность этой системе взглядов на должное и как минимум подгоняет свою риторику и принятые в государстве процедуры под эти стандарты.
Сочетание дипломатического тупика и наращивания сил противником, вкупе с неверными представлениями о лёгкости грядущей операции, судя по всему, и подтолкнуло российских лидеров к попытке пробить танком стену упорства, непонимания и неспособности к компромиссу.
Запад не мог, не собирался и не захотел сдавать Украину.
Россия не могла, не собиралась и не захотела сдавать Донбасс.
Ни Россия, ни Запад, ни Украина не оценивали достаточно адекватно накал грядущего противостояния, решительность и возможности противника.
Поэтому 24 февраля никто не ждал, насколько кровопролитной и ожесточённой окажется эта война в реальности.
Ускользнувшая победа
Наступление российских сил началось сразу по нескольким направлениям. Поскольку ожидалось, что боевой дух украинских войск окажется низким, а сопротивление — слабым, российские войска начали наступление очень ограниченными силами, вдобавок распределёнными по пространству от Чернобыля до Херсона. Наступление велось на 4 основных направлениях сразу: на Киев с севера, на Харьков с северовостока, отдельная группировка наступала в Донбассе с привлечением и российских войск, и ополчения ДНР и ЛНР, и наконец, отдельная группировка прорвалась через Крым и наступала частью сил через Днепр на Херсон, а частью — на восток вдоль Чёрного моря в обход Мариуполя.
Наиболее значимой для хода операции, как предполагалось, станет атака на Киев.
На украинскую столицу нацеливались группировки, продвигающиеся по обоим берегам Днепра, с территории России и Белоруссии. В этом сражении участвовали два героя нашей книги.
Антон Горохов сражался в рядах ЧВК под крылом официальных силовых ведомств (знаменитый «Вагнер» не был единственной такой структурой), а лётчик-бомбардировщик Воевода участвовал в первых воздушных ударах по территории Украины.
Наступавшая по западному берегу группировка взяла под контроль Чернобыльскую АЭС и продвигалась южнее. В аэропорту Антонов в Гостомеле был высажен десант. Одновременно российские группировки наступали на Киев с востока, минуя Сумы и Чернигов. Сами эти города оказались в неплотном окружении.
Поскольку российское наступление велось неадекватно малыми силами, говорить о зачистке тылов или даже о плотном блокировании городов не приходилось. Российские войска зачастую просто проходили города транзитом. Небольшие силы, оставленные в тылу, скорее обозначали присутствие, чем действительно брали города в осаду. Вообще, всё наступление производит впечатление скорее рейда, чем последовательных атак. Как под Сумами, так и под Черниговом российские военные оставляли небольшие заслоны, продвигаясь на Киев.