рошлой ночью. Поразительно холодная весна. Наш «Урал» тормозит, поворот — и вот борт открыт, а взвод уже снаружи. «Наружен» оказалась лесополоса. Позади неё домики неизвестного посёлка, а вокруг (пока что!) Украина.
Косой, наш взводный, начал издавать командные звуки. Разобрать его речь всегда было той ещё проблемой: дело в специфической манере говорить — Косой слишком много плевался. В среднем на каждое слово приходилось по паре плевков, в которых полностью терялся смысл фразы.
— Так, тьфу-тьфу, бля, тьфу-тьфу! — на сленге Косого это обычно означало «внимание».
Мы прислушались.
— АГСники, тьфу, бля, тьфу-тьфу, кто у вас сильный расчёт, тьфу?
АГСники — это как раз моё отделение. Нас так называют, потому что у нас есть эти самые АГС, автоматические станковые гранатомёты, в количестве двух штук. Мы вроде даже умеем из них стрелять. К каждому гранатомёту прикреплён расчёт, но какой из нас «сильный», сказать сложно. Я увидел в глазах товарищей недоумение и понял, что сами мы неспособны найти ответ на этот вопрос.
— Косой, мы не ебём! — бодро доложил я.
— Блядь, тьфу, Борода, тьфу, тогда ты и Мороз, тьфу, за мной, тьфу, вы — сильный расчёт, тьфу-тьфу.
Я взял в руки АГС и пошёл за Косым в неизвестном направлении. В голове была только одна мысль: «Что, блядь, это вообще значит „сильный расчёт"? Если он имеет в виду физическую силу, то это вообще не про нас! 170 сантиметров роста, небольшое пузо, борода, не слишком развитая мускулатура — это я. Конечно, есть ещё Мороз, но он хоть и выглядит здоровым (почти два метра ростом), у него подагра! Или же Косой имел в виду навык владения оружием? Это тоже маловероятно: я впервые увидел АГС четыре дня назад, три дня назад в первый раз до него дотронулся и два дня, как попробовал из него пострелять, и то всего шесть снарядов выпустил! Мороз, конечно, на срочке был АГСником, но это было сто лет назад! А может, Косой имел в виду, что мы сильные духом?»
Продолжить мысль я не успел: мы пришли на место. Нас встретил парень лет тридцати, светло-русые волосы, смелые светло-голубые глаза, на груди чёрно-белая тельняшка. Судя по петлицам — морпех. Косой мгновенно испарился.
— Здорово, а вы кто? — спросил морпех.
— Я — Борода, а это — Мороз, мы добровольцы, «барсики»[73], — судя по лицу морпеха, ему всё это ни о чём не говорило.
— А я Иван. Очень приятно, конечно, но на хуй вы сюда приехали?
Эта загадка была посложнее даже дешифровки речи Косого. Пока я пытался найти на неё ответ, нашу беседу перервали. Отовсюду из кустов, из-за деревьев к нам начали приближаться люди. Они не были похожи на Ивана, скорее наоборот — представляли из себя его полную противоположность: тёмные волосы и такие же тёмные испуганные глаза, бороды и длинные носы. Пришельцы внимательно рассматривали нас и наше орудие.
— Добровольцы — это как? А вы откуда?
Как зовут? Ле, а это у вас чо такое? — начали расспрашивать нас анти-Иваны.
В ходе знакомства выяснилось, что парни из Дагестана, тоже морпехи Каспийской флотилии.
Мороз, как наиболее «сильный» из нашего «сильного» расчёта, ушёл вместе с Иваном выбирать позицию для АГС, а я остался рядом с орудием. Дагестанцы всё не успокаивались и продолжали расспросы.
— А что это у вас? — указывая на АГС, спросил один, самый молодой из них.
— Это АГС, — сказал я и зачем-то добавил: — Гранатомёт такой, гранатами стреляет, далеко!
— Ни ху-я! — удивлённо сказал юный дагестанец.
Поняв, что судьба даёт мне шанс по-выёбываться (а никакой другой глагол здесь не подходит) перед дагами, я принялся расхваливать свою игрушку:
— Это смертоносное оружие, парни, не хотел бы я встретиться с ним в поле. Если вы услышите, что этот малыш начал работать по вам, уёбывайте в ближайшую нору, пацаны!
— Э, братан, а как понять, что он работает?
— Поверь, брат, ты поймёшь!
Икс
Фото Дмитрия Плотникова.
В момент моего триумфа, как раз когда я показывал датам, как стрелять из АГС, вернулись Мороз с Иваном, и мы потащили наше орудие на позицию.
При первом же взгляде на неё я понял, что позиция — говно. Она была слишком открыта, и даже мне было понятно, что при первой же серьёзной перестрелке нас с Морозом убьют очень быстро. Сначала его, а потом меня. Ну, или наоборот. Неважно. Неважно, потому что хочется жрать.
Бросив АГС где-то в кустах, мы вскрыли сухпай, а покончив с обедом, принялись копать место для ночлега. Буквально через несколько минут нам пришлось бросить это занятие. Мы услышали вблизи звуки выстрелов, а вскоре к нашей позиции подбежал морпех.
— Ле, пацаны, там (он указал пальцем в поле перед нашей лесопосадкой) кто-то идёт, сюда идёт, с гранатомётом, нам сказали его валить, щас придёт снайпер, вы тоже будьте наготове, пацаны.
Мороз бросил лопату и принялся надевать броню. Он хотел готовить АГС к бою, но я отговорил его, убедив в том, что один человек явно не цель для нашего малыша. Сам я отнёсся к вести о хохловском гранатомётчике скептически. Зачем одному хохлу с гранатомётом идти к нам, он же должен понимать, что его тут сразу убьют? И я оказался прав. До нас донеслась пара выстрелов из СВД[74]. Потом мимо позиции прошёл морпех вместе со снайпером — тоже добровольцем, но из другого взвода.
Из их рассказа стало ясно, что гранатомётчиком оказался командир первого взвода нашей роты, гранатомётом — свёрнутый в трубу туристический коврик, а наш снайпер, к сча стью, не умеет стрелять. Почему Иваныч (так звали псевдогранатомётчика) решил идти к нам со стороны фронта — до сих пор неизвестно.
Отсмеявшись, мы с Морозом вновь начали копать. Закончить и в этот раз не удалось: трудовые планы сорвал миномёт. Услышав близкий свист снаряда, я упал в ту яму, что мы уже успели откопать, а Мороз лёг на меня сверху. Довольно быстро я понял, что в нём больше ста кило веса, дышать стало тяжеловато. Услышав мои хрипы, Мороз забеспокоился.
— Дыши ровнее, не волнуйся, это адреналин!
— Нет, это не адреналин, просто я никогда не был так близок с мужчиной.
Пережив первую в жизни бомбёжку, мы опять взяли в руки лопаты. Калибр мин, перепахавших лесополосу, нас как-то не впечатлил, поэтому быстрее процесс не пошёл. Осознав, что до темноты нормальную норку выкопать не получится, мы приняли решение напроситься на ночёвку к морпехам.
Парни выделили нам неплохой, но не слиш ком глубокий блиндаж. Стемнело. Как только мы расположились, вновь начался обстрел. После первого прилёта я подумал: «Вот это нужный размер… впечатляет…» Тяжёлые мины падали где-то рядом, и казалось, что они постепенно подбираются ко мне.
После очередного разрыва в наш блиндаж залетели куски земли. Во мне проснулось желание бежать. Поначалу я с ним боролся, но ещё прилёт, и вдруг голову сильно затрясло, а тело подпрыгнуло. Желание стало непреодолимым, бежать вдруг стало нужнее всего на свете.
Выбежав из блиндажа, я понял, что нахожусь в тёмном пространстве, таком же тёмном, как и то, что я только что покинул.
Крутя головой, я услышал какие-то крики и шорох, затем свист снаряда. Через секунду я был уже в другом блиндаже. Источник криков и шорохов обнаружился внутри. Крики были двух типов: ноющие, с кавказским акцентом, посвящённые отсутствию ног и холоду, и другие спокойные, без акцента, сообщающие о наличии ног (вместе с остальными конечностями) и подтверждающие, что и правда холодно.
Затем зазвучала рация.
— Тридцать первый, тридцать третьему, у нас трёхсотый… тяжёлая контузия… вывозить надо… приём, — говорил спокойный голос.
— Ноги… ноги… — как заведённый повторял ноющий.
— Да есть у тебя ноги… Тридцать первый, как принял меня? — продолжал говорить в рацию спокойный.
— Приняли тебя, тридцать третий, скоро будем, ждите! — ответила рация.
— Кто здесь? Не вижу! Кто здесь? — заметался ноющий.
— Да я это, Ваня, скоро тебя увезут, всё нормально, всё хорошо, — ответил ему спокойный.
— Я тоже здесь, Борода здесь, братан, — не знаю зачем сказал я.
Ноющий продолжал стонать. Мины падали, но почему-то казалось, что они уже где-то далеко. Спор о наличии ног у ноющего парня продолжался ещё какое-то время и закончился вместе с обстрелом.
Через несколько минут мы услышали звук приближающейся техники. Она пришла за ноющим. Вытаскивать его из неглубокого блиндажа, в котором не разогнуться, оказалось делом непростым. Я был ближе к выходу и просунул свои руки под плечи ноющего. Почти лёжа на спине и перебирая ногами, я начал выбираться из блиндажа. Вероятно, так и нужно по инструкции.
Не знаю. Но двигался я очень ловко и быстро.
Снаружи ярко светила луна. Вытянув ноющего за собой, я убедился, что спокойный не обманул — ноги действительно имелись в наличии. К блиндажу подъехал БТР и открыл люк. Рядом с ним стояли какие-то люди, они затащили ноющего к себе в машину и умчались.
Не зная, что мне делать, я вернулся в блиндаж к спокойному. Услышав меня, он спросил:
— Борода, это ты?
— Да!
— Иди спать, Борода!
Проснувшись, я решил поделиться с Морозом впечатлениями от вчерашнего обстрела.
Фото Дмитрия Плотникова
Оказалась, что в голове гудит не только у меня. Мы вышли и осмотрели блиндаж и его окрестности, воронки от снарядов обнаружились довольно близко. Позавтракав, мы вернулись к копанию, рассудив, что надо зарываться глубже, чем это делают морпехи. В один из небольших перерывов к нам подошёл Иван. Именно его спокойный голос я и слышал прошедшей ночью. Он спросил у меня:
— Слушай, а ты на хуя вчера к нам в блиндаж прибежал?
— Да мне что-то стрёмно стало, как будто прямо по мне стреляли, вот и решил свалить куда-нить! — ответил я, понимая, что это очень глупо звучит.
— Понятно. Не делай так больше! — ответил Иван.
— Ага… А что с тем парнем, которого вчера контузило?