Но существует гуманитарна подлинно народная. Она организуется по принципу «собрались три мужика и скинулись». Опционально мужики (и бабы) могут бросить клич по чатикам с друзьями или своим группам в соцсетях. В любом случае, денег будет, конечно, куда меньше, чем у больших организаций. Не будет официальной бумажки хотя это тоже опционально, временами для сокращения продолжительности общения на блокпостах эти три мужика договариваются с какой-нибудь региональной организацией, которая выписывает им перечень груза и ставит печать. Но частью этой организации народные гуманитарщики объективно не являются. Это обычные семейные люди, которые ходят на работу, занимаются своими делами и возят гуманитарку в свободное время, набирая под неё отпуска и отгулы.
Всё это диктует образ действия. Если крупные гуманитарщики работают с комбатами и полковниками, то народные — с лейтенантами, сержантами и даже конкретными бойцами. Это позволяет действовать адресно, закрывать потребности на низовом уровне, точечно решать те вопросы, за которыми более серьёзные ребята недосмотрели как раз ввиду своих размеров и размаха деятельности.
Я начал заниматься гуманитаркой, можно сказать, случайно. В конце 2014 года война на Донбассе уже вовсю шла. Мой хороший друг Егор, широко известный в узких кругах Сети под псевдонимом Асбранд Хагалль, очень переживал за наших и думал, как бы им помочь. В итоге он анонсировал гуманитарную поездку на Донбасс и нашёл под это дело отзывчивого и добродушного, но в целом легкомысленного человека по имени Лёша.
Лёша хорошо разбирался в автомобилях и их ремонте. Любимой его маркой машины в те годы была «некроБМВ» — машина, собранная из хлама и поставленная на колёса. Поэтому с умением отыскивать подходящие детали и ковыряться в автомобиле у него всё было отлично. А помимо БМВ у Леши ещё имелись старые «Жигули», которые было совсем не жалко в случае чего, — истории о том, как в зоне боевых действий легко и непринуждённо отжимали тачки, не были для нас секретом.
Поначалу я, как человек осторожный, испытывал по поводу поездки некоторый скепсис. Но с каждым днём червячок сомнения подтачивал ту линию поведения, которую подсказывал здравый смысл. «Асбранд и Лёша побывают на Донбассе в разгар всей движухи, а ты так и будешь сидеть тут, как лох!» — говорил мне внутренний голос.
И я присоединился к парням. Оставался только вопрос, кому именно везти гуманитарку. Тогда, в 2014 году, я потихоньку админил сообщество «Типичный милитарист» в ВК, там было где-то около 50 тысяч человек. Я решил найти получателей гуманитарки, просто кинув клич на главной странице группы.
Довольно быстро в комментариях нашёлся ополченец, вызывающий доверие. Им оказался совсем молодой, лет двадцати, парень с позывным Кеша. Он находился в отпуске в Москве и планировал сразу после Нового года вернуться обратно в ЛНР. Мы решили, что мы закупим всяких ништяков его подразделению и отвезём их на машине в Луганск, заодно и Кешу к своим докинем. Выезд запланировали на 1 января 2015.
Мы встретились в «Бургер Кинге» на Тульской — я, Асбранд, который был мотором всей за теи, владелец «Жигулей» Лёша и ополченец Кеша Мы начали обсуждать, какое именно снаряжение нужно закупить. Сошлись на том, что нужны десять ремённо-плечевых систем (уже не помню, каких точно), подсумки под пулемётные короба и хорошие консервы на десять тысяч рублей.
Потом начали обдумывать маршрут въезда в ЛНР, путь до заставы, где мы должны были всё оставить, и развлекательную программу — Кеша обещал показать сожжённую бронетехнику. Лёша, друг Асбранда, который ехал за компанию с ним, сначала непонимающе всё это слушал, а потом уточнил у нас с офигевшим видом:
— Мы на войну, что ли, едем?
Мы успокоили Лёшу и объяснили, что мы едем не на «войну-войну», а, можно сказать, в тыловой район зоны боевых действий. Заезжать на передок опасно и глупо, потому что мы так помешаем в первую очередь своим. В теории может, конечно, что-то прилететь, можно наткнуться на ДРГ, но мы с Кешей оценивали эту вероятность как незначительную.
Недоверчиво посмотрев на нас, Лёша всё же согласился с этими доводами. Подумав, он на всякий случай спросил:
— А мы, кстати, за кого вообще?
Упрекать в чём-то Лёшу глупо: в 2014-м конфликт хоть и не сходил с экранов телевизоров, но всё равно казался чем-то невообразимо далёким. Если человек не интересовался по-литотой, он мог толком даже не понимать, кто с кем воюет, не говоря уже о том, почему.
Свыкнувшись с новыми вводными, Лёша решил по крайней мере извлечь из этой ситуации максимум. Когда Кеша сказал нам, что в одном месте мы будем проезжать сгоревший украинский танк с улетевшей от жахнувшего БК башней, Лёша загорелся новой идеей.
— Значит, башня отдельно рядом валяется?
— Ну, не рядом, а метрах в тридцати.
— А давайте сделаем прикол?
Поднимем её на крышу моих «Жигулей» и сфоткаем, типа машина-танк!
Теперь глаза выпучили уже мы с Кешей. А Лёша, когда ему сообщили, что башня от танка весит никак не менее 10–15 тонн, заметно расстроился.
Чтобы закупить гумку, мы скинулись сами и объявили сбор в соцсетях. Всё было готово, и оставалось только пройтись по магазинам, как вдруг за три дня до выезда пришла шокирующая новость: Асбранд погиб под колёсами электрички. Все собранные деньги были у него на карточке, а времени было в обрез. При этом саму идею гуманитарной поездки я не откладывал: во-первых, мы уже договорились с ополченцами, а во-вторых, надо было реализовать последнюю волю погибшего, который очень хотел помочь бойцам.
Ехать решили с нашим общим с Асбрандом другом — Михаилом из Тулы по прозвищу Хава.
Его политические пристрастия сегодня бы описали словом краской — «красный консерватор». Помимо прочего, это было практически полезно, так как Хаве удалось вытащить из тульского отделения кургиняновской «Сути времени» что-то около тридцати тысяч рублей, что покрыло значительную часть цены снаряжения для бойцов. Купив снарягу и консервы, утром 1 января мы — я, Хава и Кеша — сели в мою машину и отправились на юг по трассе М4.
Дорога пролетела без особых приключений, за исключением мелочи: я был настолько счастлив и взволнован, что забыл залить бензин. Через несколько десятков километров пришлось пройтись до заправки с канистрой, но это была ерунда.
Ополченец Кеша оказался классным попутчиком и заботливо не давал мне спать за рулём, пересказывая лучшие фронтовые байки. Самой доброй была та, где ополченцы поймали хохла-диверсанта, ставившего растяжку на детской площадке, а потом спиливали ему зубы при помощи напильника.
Поздно ночью мы добрались до небольшого городка Донецк в Ростовской области.
Сразу за ним находились бывшая украинская граница и Изварино — там летом 2014-го наши взяли в котёл украинских военных. Пересекать границу ЛНР мы решили на следующий день и легли спать в казачьем штабе.
Утро принесло сразу две невесёлых новости. Во-первых, оказалось, что, пока мы ехали по трассе, в ЛНР был убит Бэтмен — командир отряда ополчения имени себя. Поэтому в республике все стоят на ушах и можно ожидать чего угодно.
Во-вторых, утром конкретно так подморозило. Дороги покрылись льдом. И я на машине снёс столб в российском Донецке — слава Богу, что вынесло в итоге на железобетонное сооружение, а не на человека. Столб был повержен, автомобиль поцарапан, но способен к передвижению — я ещё раз убедился в достоинствах рамной конструкции и окончательно забыл про несущие кузова.
Границу со стороны России мы прошли легко. Потом, когда будем ехать обратно, ситуация, конечно, изменится — нам перероют всю машину. Это понятно и логично — опасались просачивания в РФ нелегального оружия и боеприпасов, которыми тогда был наводнён Донбасс.
Об этом нас, кстати, на выезде любезно предупредили пограничники со стороны ЛНР, предложив, если есть, сдать оружие и боеприпасы и мамой поклявшись, что никому об этом не скажут. Это были замечательные ребята — они просто скучали в своей будке и иногда имитировали работу пропускного пункта. Попросили показать веером паспорта, не раскрывая их, и успокоились, просто сравнив количество этих паспортов с количеством сидящих в машине.
Запомнилось отношение оформлявшего документы пограничника со стороны России. Глянув на нас исподлобья с неприязнью, он раздражённо спросил, почему мы лезем сюда, а не возим гуманитарку нуждающимся в России. Хава начал пытаться ему что-то объяснить, но я сразу понял, что это бесполезная трата сил, и сказал, чтобы он забил на это. После февраля 2022-го ситуация, конечно, изменилась. Если сегодня кто-то на контрольно-пропускных пунктах и лелеет подобные мыслишки, то по крайней мере не находит в себе смелости их озвучить.
Везли в ЛНР мы в тот раз только еду, всю военную снарягу отдали приехавшему на УАЗике командиру Кеши — седоватому, лет 45–50 мужику с позывным Абхаз. Как мне позже рассказали, до того, как пойти в ополчение, он был полицейским из Тулы.
На территории республики мы поняли, что в Ростовской области, где произошёл поцелуй со столбом, ситуация с гололедицей была ещё неплохой. Если коммунальщики небольших городков вроде Донецка ещё что-то делали, то в охваченной войной ЛНР всем уже было совсем не до этого. Поэтому слово «каток» для тамошних дорог не было метафорой. Скорее даже настоящий, сделанный по всем правилам каток, был бы более безопасен.
Фото авторов.
Реальная скорость движения по этим дорогам была около 5-10 километров в час, несмотря на включённый полный привод и зимнюю резину. При этом даже такая скорость время от времени не спасала машину от мотыляния туда-сюда на всю ширину дороги.
В ночи мы так чуть не врезались в танк.
Когда мы сгрузили гумку ополченцам, Кеша реализовал своё обещание и показал нам тот самый украинский танк без башни, который мы ранее обсуждали на стадии планирования в Москве. Мы ехали по льду в кромешной тьме, Кеша бубнил: «Да где же он, где же… должен где-то тут быть». Затем наш ополченец закричал: «Так вот