же он!» Лучи фар и правда выхватили ржавый танковый корпус, приткнувшийся на краю так называемой дороги. Я нажал на тормоз, но, несмотря на небольшую скорость, машина продолжала скользить в сторону танка с заблокированными колёсами. Полностью остановилась она в каком-то полуметре.
Честно говоря, мне уже было плевать — парой царапин больше после столба, парой меньше, а скорость один хрен смешная. Была бы ачивка — я протаранил на машине танк — только посмеялся бы. Но я её не получил.
Вернувшись на заставу, мы получили комментарий в духе «кто не подорвался — тот молодец» и солдатскую кашу. Также Абхаз гордо продемонстрировал свою СВД, замотанную в лохматую камуфляжную ленту.
Вернувшись домой, я починил машину после удара о столб и на несколько лет забыл о поездках на Донбасс. В 2017 году меня позвали туда друзья — гуманитарку организовывали они сами, я же был нужен как водитель с машиной. Помогали адресно по чуть-чуть много кому — и бойцам на передке в ЛНР, и детской больнице Макеевки, и проехались по разным организациям (в основном медицинским, не помню точных названий), выясняя, что им надо, чтобы засылать позже.
В этот раз я познакомился с Максимом Фоминым, шире известным под псевдонимом Владлен Татарский. Для тех, кто будет читать этот текст десятки лет спустя, поясню. Владлен — ополченец с непростой и крайне необычной судьбой. Его ближайшим аналогом будет русский казак XVII века, который мог лет за десять позащищать границу от набегов варваров, ограбить подвернувшихся под руку купцов, навлечь на себя царский гнев и отправиться покорять Сибирь, по результатам чего заслужить прощение и шубу с царского плеча.
В биографии Владлена удивительным образом переплелись срок за разбой в украинской тюрьме (грабил банки), ополчение, успешное блогерство с каналом в полмиллиона читателей, спецоперация и торжественное мероприятие в Кремле. Когда пишутся эти строки, прошло всего два месяца с того момента, как он был подло убит украинскими террористами во время своего выступления перед единомышленниками в Санкт-Петербурге.
Я первый раз увидел Владлена ещё до того, как он стал широко известен, но уже тогда были видны задатки. Татарский был общительным, острым на язык и очень деятельным человеком.
Он всей душой горел за дело и страстно желал изгнания украинства куда-нибудь в Закарпатье, а может, и вовсе в небытие.
Я уже знал, что в 2017 году в республиках Донбасса плюс-минус наладили работу государственной машины, но после января 2015-го поначалу было немного непривычно видеть такие вещи, как, например, работающие посты автоинспекции. Впрочем, о том, как изменились времена, можно было судить даже по пересечению границы. Эпоха душевных раздолбаев с автоматами в будке прошла.
В 2017-м на пропускном пункте сидел чиновник — полноватый дядечка лет под 50, который смотрел на посетителей не иначе, как поверх очков. Не то чтобы он плохо или медленно работал или отличался чванливостью, вовсе нет.
Но меня заставили переписывать заполняемую от руки декларацию на машину по причине того, что она была заполнена неаккуратно. Подобного я не мог припомнить со времён школы. Что может ещё ярче свидетельствовать о смене вех?
Ещё одна таможня тогда была между республиками. Не буду рассуждать о том, зачем она была нужна, — наверняка там крутились свои гешефты. Но за всё время её существования ничего хорошего о ней я ни разу не слышал. Проверить эти отзывы лично я не смог — Владлен сказал, что лучше из ЛНР в ДНР проехать по военной дороге через Дебальцево и Углегорск. Там был КПП, разворачивавший все гражданские машины, но Татарский показал военный билет, о чём-то минуту попереговаривался с ополченцами на блокпосте и вернулся в машину, сказав, что можно ехать.
Мы сэкономили немало времени и нервов, хотя потом, по выезду из ДНР в Ростовскую область мне немало покомпостировали мозг на КПП, возмущаясь, что я как-то смог проехать мимо их таможни. Но я прикинулся дурачком, и нас пропустили.
Ещё в ту поездку я познакомился с артиллеристом, которого завербовали на войну с хохлами в комментариях сообщества «Типичный милитарист». Это был жизнерадостный парень с немного растерянной и парадоксально в то же время ехидной улыбкой.
Мы начали обсуждать с ним тонкости работы артиллерии, которые в итоге свелись к дискуссии о том, какой орган можно потерять на войне, а какой не стоит. Сошлись на том, что для мирной жизни потеря ноги не так страшна, как потеря руки. Не сошлись, чего хуже лишиться — глаз или члена. Артиллерист настаивал, что без глаз прожить ещё можно. Я же отвечал, что приличному человеку всё же надо понимать, что конкретно болтается на его половом органе на этот раз, а для этих целей лучше глаз ещё ничего не придумали.
Каждый остался при своём. Кстати, артиллериста я видел пару недель назад. Он уже капитан, бодро форсит «Ярыгиным»[94] в открытой кобуре. На лице отражается некоторая усталость от активной боевой работы, но та самая улыбка никуда не делась. Пожелаем ему результативной стрельбы.
В 2022 году обстановка в Донбассе резко изменилась. 24 февраля Россия начала решать украинский вопрос уже всерьёз. Выросла и интенсивность боевых действий, и степень вовлечённости обывателя в конфликт.
Того, что ставки поднимутся всерьёз, не ожидал из мирных граждан, казалось, никто. Где то за неделю тот же Владлен абсолютно уверенно убеждал всех, что «на этот раз точно зайдём». Но, кажется, эти слова мало кто воспринимал всерьёз, хотя обострению конфликта предшествовала активная политическая и военная движуха. Все думали, что это игра мускулами, попытка добиться давлением каких-то результатов.
Поэтому когда всё-таки грянуло, для граж данских людей вроде меня и моего окружения это был шок. Кто-то был на моральном подъёме (например, я), кто-то в ужасе. Многих пугала неизвестность и изменившаяся реальность.
Недовольные из крупных городов России в начале СВО делились, в свою очередь, на несколько групп. Большинство таких людей напоминало курей с отрубленными головами. Их волновало только возможное падение их личного уровня жизни, которого они боялись пуще всех остальных последствий, вместе взятых. Этих испуганных потребителей можно было встретить везде — в редакциях федеральных телеканалов, в городской поликлинике, в некоторых организациях русских «националистов», недавно решивших поиграть в легальную политику.
Показателен пример одной знакомой дамы. Думая, что находится в обществе тех, кто так же, как и она, шокирован и возмущён действиями России, она начала сокрушаться, что, мол, всё, прощай её поездки в Европу. Я спросил: неужели она на самом деле живёт ради поездок в Европу? Так ли уж они важны для неё? Собеседница тут же поправилась, вспомнив, что у неё есть ребёнок, которому нужно редкое лекарство, а его делают только за границей.
— Значит, поездки в Европу ты вспомнила сразу, а больного ребёнка — только когда тебя пристыдили?
Ответом мне был поток проклятий — «тебе не понять людей, которых сейчас бомбят».
Этот ответ можно было легко вернуть. Возмущённым потребителям было плевать на то, как хохлы бомбили жителей Донбасса, пока это не угрожало привычной уютной жизни. Как только начало угрожать — они встрепенулись. Указание на этот факт так кололо им глаза, что они, не в силах хоть что-нибудь ответить на этот аргумент, решили затараторить его, превратив в мем про «восемь лет». Сложно сказать, как это сделало довод менее убедительным. Но такой способ прикрыть себе срам превращает попытки обсудить проблему в банальное перекрикивание, в котором побеждает тот, кто громче и дольше токует.
Таких рассерженных потребителей среди недовольных большинство. Они быстро заткнутся, если успокоить их, показав, что потреблять можно другими путями, и ничуть не хуже. Что-то подобное Россия уже проворачивала после столичных протестов 2012 года, организовав импортозамещение европейской городской среды в Москве. Сегодня Первопрестольная выглядит лучше, чем большинство столиц ЕС. Когда с начала спецоперации прошёл год и стало ясно, что экономика страны не рухнула, количество возмущённых обывателей резко сократилось.
Меньшая часть недовольных — куда более мерзкие типы. Они жалеют не только свою хорошую жизнь. Их просто раздражает сильная Россия, которая имеет свою сферу влияния, которая может менять правила игры на мировой арене. Они искренне считают, что будущее возможно только в рамках сложившейся после Холодной войны глобальной системы, в которую надо встраиваться, а не оппонировать ей. Работающие западные сервисы и потребление для них лишь приятное дополнение к тому, что русских можно будет ткнуть носом в грязь, заставить платить и каяться в случае победы. Потому что Россия рассматривается ими как грешница, которая посмела возглавить публичный бунт против правил игры, попробовала разрушить сложившиеся понятия о хорошем и плохом, выведя человечество в новый суровый и непонятный мир.
Один такой человек гуманитарных профессий, не просто истерящий, как курица с оторванной головой, а профессионально и последовательно работающий на военное поражение России, через пару месяцев после начала спецоперации имел наглость позвонить мне и предложить писать тексты для роликов Максима Каца. Всё это было завёрнуто в не очень хитрую, но всё же упаковку:
«Мы хотим сделать взвешенные ролики про Великую Отечественную. Без политоты, чтобы не как у Солонина, чтобы был качественный контент», — говорил он.
На моё резонное замечание, что эти ролики будут привлекать нейтральную ранее аудиторию, с которой Кац потом сможет работать и потихоньку переманивать на свою сторону, ответить было нечего. В итоге я, тогда ещё вежливо, отказался. Позже, где-то месяц спустя после объявления частичной мобилизации этот человек уедет в Израиль, где продолжит производить контент для Каца уже более активно и открыто.