Но сам Пакулин и ещё один боец погибли!
Жаль его было очень. Отличный офицер был.
Вначале я занял огневую позицию и от угла дома вёл огонь по противнику. Как потом оказалось, до центра города от того дома было всего 100 метров. Там я и ещё несколько пацанов провели почти час, пока другие группы пытались вытащить Пакулина.
Во время боя Гил (командир приданного нам подразделения) из состава второй роты по рации командовал танком, нацеливая его по снайперу. Гил — классный пацан. Мы с ним часто спорили на идеологические темы. Он был левым, я правый. Но общего было много, и мы с ним подружились. А что касается наших разногласий, то на Донбассе они стали неактуальными. Левое и Правое слились в Русское, синтезируя историю с помощью автомата Калашникова. Недаром на левой руке я носил красный шеврон «Отважных» (войск ЦВО), на левой — имперку.
В ходе огневого боя мне пришлось перевязывать нескольких раненых. Первым из них оказался молодой пацан, которому попало в руку.
Он всё просил у нас нашатыря, но держался храбро. Потом я отвёл Малыша в дом, где медики перевязывали раненых, и там помог перевязать ещё двоих. Раненых вывезли подошедшие танки. Сами же мы в итоге отступили в центр леса на одну из баз, где в то время стояла наша техника.
Но уже через два часа, чуть передохнув, мы пошли в атаку на БТРах. Не сразу, но мы зашли в Святогорск. Город обстреливался со стороны горы. Сама гора была видна с улицы, и пока мы по ней двигались, по нам били сразу из нескольких миномётов и установок «Град». Это, пожалуй, было самое мощное моё впечатление со времён Александровки.
Двигаясь по улице в поисках подвала, мы натолкнулись на хоспис с немногими больными и персоналом из нескольких женщин.
Мы помогли им спустить неходячих больных в подвал и ушли дальше.
Наконец мы нашли недостроенный госпиталь с большим подвалом, в котором вся наша рота и переночевала. Ночью по госпиталю несколько раз била арта. Но подвал выдержал, спасибо строителям.
Утром мы с разведкой пошли зачищать город. Перед этим небольшой группой дошли до места, где погиб Пакулин, и забрали брошенное при отходе оружие.
Затем двинулись по улицам под постоянным обстрелом укров. По дороге пришлось разминировать улицы от противотанковых мин. Кое-где встречались и знаменитые «лепестки». А по школе укропы вообще ударили снарядами со шрапнелью.
На краю нашей зоны ответственности оказалась администрация города, где мы торжественно сожгли украинский флаг и выпили с местными мужиками по стопке самогона. Так мы взяли Святогорск. Честно говоря, покидали мы его с облегчением. Этот город дался нам нелегко.
После боя мы впервые столкнулись с массовым отказничеством. Причём задним числом. Оказалось, что несколько человек из взвода противотанкистов отказались идти на Святогорск.
Нам это было дико и странно. Как можно было отказаться от выполнения приказа. Ты ведь сам пришёл в армию и контракт подписал. Тебя никто не заставлял. Впрочем, впоследствии эта практика стала более массовой — везде кроме нашей роты. В нашей роте стать отказником было запад-ло. Такой человек для нас делался парией. И это работало — все отказники нашей роты всегда забирали свои заявления. Среди них был и Селим, тот самый, у которого я забрал автомат. После его возвращения автомат я ему вернул. Сам Селим же вскоре был ранен и уехал домой.
После Святогорска нас вывели в Кировск, откуда Сулла, Никита и Акула уехали в отпуска. Это были первые за время спецоперации отпуска, и ребята были очень рады. После Кировска нас перебросили под Луганск. Помню, как весь путь до Луганска я ощущал в груди волнение, а когда мы подъехали к Счастью, на глазах появились слёзы. Это были места, где мы воевали в 2014-15 годах. Это были места, где погибли мои товарищи. Среди них мой земляк и командир Мангуст (Александр Стефановский).
Никто не забыт, и ничто не забыто.
Жили мы под Луганском прямо в лесу, используя для ночёвок палатки и спальники. Зато появилась возможность съездить в город, где мы, во-первых, купили себе симки, а во-вторых, слегка гульнули. Я с Никитой сходил в ресторан, где заказал себе одно из любимых блюд — котлету по-киевски с пюре. Наслаждение. Ещё купил себе книгу Твардовского «Василий Тёркин». Книга о Великой Отечественной не потеряла актуальность до сих пор.
После Луганска нас перебросили в Тошковку около Кировска в ЛНР, а оттуда мы уже пошли в наступление на Волчеяровку (пригород Лисичанска). Сложность этого штурма состояла в том, что Волчеяровка была разделена на две части небольшой речушкой, и её необходимо было форсировать. К тому же Волчеяровка находилась в котловине, что осложняло оборону после захвата. Зато после её взятия у укров оставался только один, и то простреливаемый, путь отступлению. К тому же с Волчеяровки открывался прямой путь на стратегически важный Лисичанский НПЗ, расположенный между Лисичанском и Северском.
С утра мы выехали колонной в сторону Волчеяровки. На этот раз, кроме взвода первой роты, с нами пошла и вторая рота во главе с «Кировым». Впереди, как всегда, шли танки с тралами. С первого раза мы не прорвались. Танк попал на мину, и нас ещё обстреляли. Пришлось отступить, при этом один из БТРов свернул не туда и был сожжён врагом.
Потом мы, костеря начальство за странно намеченный маршрут, поменяли его и двинулись на Волчеяровку по проложенному 80-м танковым полком пути. Пройдя через уже занятую войсками часть Волчеяровки, мы спешились и переправились через речку. Крыли нас знатно. И «Градами», и миномётами.
Били как раз с Лисичанского НПЗ. Но мы всё же закрепились, переночевали, а наутро начали зачистку Волчеяровки. Правда, до этого ранило Гила и ещё пацана из первой роты.
Утром ротный направил несколько ребят за БТРами. В итоге никто из них не вернулся. Троих из них ранило. Их погрузили в БТР, с ними села ещё пара парней, и они пропали. Как оказалось, они поехали в сторону укропов из-за того, что водитель не знал дорогу.
В итоге погиб водитель из второй роты, командир отделения Абхаз и Дима (пацан из Гайн).
Ещё трое человек смогли выйти. Один из них, раненый парень из Перми Юра, выполз на третий день. Погибшего Диму было очень жалко. Это был очень общительный и добрый парень. И хороший солдат. Вышли также пацаны, которых подбили по дороге на Волчеяровку. Среди них был и Лысый, с которым я познакомился ещё в Ёбурге.
Зачистку нашего участка Волчеяровки мы провели за день. При этом по факту в ней принимало участие всего пять человек — все, кто остались. Вторая рота должна была зачистить ещё вечером школу, и Рига послал меня найти там Кирова. Кирова я не нашёл, но зато нашёл множество ништяков (спальники, сухпаи, консервы и пр.). Киров же сам явился в 11 часов к Риге и сказал, что они типа пойдут чистить школу. Рига с хохотом показал на меня и сказал: «Он всё зачистил».
В Волчеяровке мы вообще хорошо разжились в плане снаряжения. Нашли «мавик», несколько рюкзаков, телефоны, банки, форму и множество пайков. Я себе нашёл тактический пояс и небольшой рюкзак («сухарку»), о котором мечтал с первого дня участия в спецоперации.
После Волчеяровки мы должны были наступать на Лисичанск. Но в последний момент нас не повели туда. Объяснили, что, дескать, какому-то генералу нужен был орден, вот его подразделение и будет его брать вместо нас. Было обидно, тем более Лисичанск в итоге взяли без боя.
Нас же сначала опять перебросили в Луганск, где я, наконец-то, встретился со своим другом Поваром. Мы знакомы с ним с 2014.
Сам он из Москвы, но с 2014 в Народной милиции. Сначала был старшиной нашей третьей роты, затем начальником связи батальона.
Во время спецоперации был ранен в шею и руку. Женат был на местной девушке Снежане.
Она в 2015 году была у нас в роте секретарём. Там они и познакомились. Очень был рад встрече с Поваром и Снежкой.
Уже из Луганска нас перебросили под Северск. Сначала нас разместили в деревне Ма-лорязанцево недалеко от НПЗ. Там мы пробыли дня два, после чего нас перебросили на сам НПЗ. Поскольку после Волчеяровки у нашей роты не осталось техники, да и от роты осталось 14 человек, то нам отдали БТР-70 связистов.
За место в этом БТР и соответственно в штурмовой группе сразу началась борьба. Это кажется странным для гражданских, но борьба шла именно за то, чтобы идти в бой, а не за то, чтобы остаться. Меня Сулла даже пару раз оставлял в тылу из-за возраста, но я всё равно пролезал в штурмовую группу.
К тому времени окончательно сформировалась своеобразная иерархия нашей роты.
Самые отмороженные, но не обязательно воевавшие дольше всех бойцы были «Мразями».
Мы всегда шли в штурмовой группе, мы всегда шли впереди всех, мы не боялись врага.
За нами были «Уроды». Это те, кто пока не обладал необходимым опытом и был не настолько храбр, чтобы идти в передовой группе.
Но это были всё равно нормальные пацаны.
«Долбоёбы». Это те, кто только пришёл и не успел показать своей храбрости и военной выучки, или же те, кто оказался не очень храбрым и занимался хозяйством. Причём не сказать, что это было оскорбительно. Мне кажется, даже быть «долбоёбом» в нашей роте было честью. Потому что, если надо, в третьей роте в бой шли все.
Нашей задачей было прорваться к селу Верхнекаменка, где плотно окопались укры. Прорываться предстояло через зелёнку, и это было главной проблемой. До сих пор наш батальон опыта боевых действий в лесу почти не имел.
В первый день штурма наша колонна не смогла пробиться через завалы, устроенные украми. Плюс подорвался танк и БТР разведки. Пришлось отступать. Наш же БТР сломался на середине пути, и мы добирались пешком. После этого в атаку ушла 2-я и 1-я роты во главе с Кировым и Тайгой. У них ещё оставалась техника. Всего они ходили в атаку три раза. В последней атаке погиб Тайга — молодой и горячий офицер. После этого часть бойцов отказалась идти дальше. Но наша рота не отказывалась, и об этом знало командование.
Из-за того, что в нашем батальоне людей и техники практически не осталось, было принято решение бросить в бой резервы — седьмую роту третьего батальона. До этого они проходили полуторамесячную подготовку сначала в Екатеринбурге, а потом под Луганском. Их учили стрелять, наступать вместе с техникой и т. д. Но они были совсем не обстреляны.