В обед 6 числа в район нашей пятиэтажки залетел пакет «Града», к которому никто не был готов. Мы, наученные жизнью за последнюю неделю, всем составом были в подвале и не пострадали. На 4 этаже буквально пополам разорвало бабушку на кухне. Её внук, находившийся в коридоре, оказался немного контужен и шокирован увиденным и выбежал из подъезда. Там его буквально за шиворот поймали и кинули в подвал жильцы. Минут 15 он был без слуха и дрожал. Его заставили выпить коньяка, его по чуть-чуть отпускало. Затем пришла его мать, которая ходила на поиски воды…
Местные начали выбираться на улицу и с ужасом смотреть на свои сгоревшие и побитые машины. Потеря машин означала, что им теперь не выбраться. Наша машина стояла целой за домом.
6 или 7 числа под патронатом «защитников» людям позволили взять продукты из самого крупного супермаркета в центре.
Сами они только запрещали маргиналам выносить алкоголь и не позволяли кому-то одному нагребать сильно много.
В непродуктовых магазинах, само собой, было мародёрство. Иногда адекватные люди брали себе полотенца или вещи, чтобы укрыться или постелить в подвале. Но местами оно выглядело просто мерзко, как, например, на этой фотографии, где человек подогнал машину, чтобы вынести тряпки.
Фото автора.
Каждый день с 6 числа мы собирали вещи и ездили в центр города, к теперь уже небезызвестному Драмтеатру. Туда приезжал Красный Крест, его сотрудники формировали колонны и пытались вывезти других и себя. Но военные банально не выпускали никого, уверяя, что там «всё заминировано», «русские вас расстреляют», или просто агрессивно посылая обратно.
В первый же день, пока колонны формировались, я увидел, что в Драмтеатре сотни людей. Они пытались готовить еду на печи под открытым небом, грели воду на костре и т. д. Благо там была вода в люке для пожарных, откуда её черпал весь центр города, включая нас.
Люди были вынуждены пилить на дрова поваленные обстрелом деревья, разбирать древесину с ледового катка, мебель. В ближайших магазинах нашлись пилы, но ни одного топора. Зато топор был у меня.
Поэтому все эти дни, пока на театральной площади кто-то пытался сформировать колонны, а кто-то набрать воды или подогреть чай, я просто беспрестанно колол людям дрова.
Еды у нас было мало. Нас спасала продуманность коллеги родителей, который с семьёй тоже прятался в офисе. Он сам из Дебальцева и пережил тамошнее веселье ещё в 2015[5]. Поэтому он перевёз семью в наш офис заранее и привёз мешок картошки. Её мы варили на костре и ели по одной в день. Первое время ещё была рыба и курица, которую мать в суматохе взяла с собой буквально случайно.
Фото автора.
7 марта у мамы был юбилей. Приехал её начальник, который сидел у себя в доме, и подарил буханку хлеба. С учётом обстоятельств момента подарок очень достойный.
В остальном всё это время было очень тяжёлым эмоционально. Нас постоянно бомбят, на улицах трупы, холодно, нет воды, света, связи, заканчивается еда.
Погода как назло была ужасная. Вся древесина была мокрой. Костёр разжигали буквально из офисной бумаги. Кинул лист, он прогорел секунд за 10, кидаешь следующий. Если повезёт, ещё и дерево за это время загорится. В отсутствие еды люди рассуждали: как здорово, что наконец смогут похудеть к лету. Называли это «Кремлёвской диетой».
Рядом с домом были детский сад и школа.
В каком-то из этих зданий сидели «защитники» и по классике работали из миномётов. Несколько выстрелов. В укрытие. Ответка. Повтор.
Самый популярный вопрос в нашем офисе был: «Когда уже у BCY закончатся снаряды, сколько можно?» Вопрос о количестве снарядов и их точности у наступающих уже не поднимался.
Фото автора.
Числа 10 пришла ещё одна коллега родителей. Она находилась неподалёку с ребёнком, в многоэтажке у знакомого. Пришли «защитники», дали 5 минут собраться и уйти, потому что «мы тут будем держать оборону».
С каждым днём ситуация становилась всё более угнетающей. Еда окончательно подходила к концу, люди начали заболевать. Но попытки уехать уже никто не решался предпринять. Люди были консолидированными и дружными. Отчасти за счёт того, что костяк составляли работники компании, которые друг друга знали, а жильцы дома просто успешно вписались в коллектив.
15 числа к одному парню в офисе приехали друзья и сказали: мол, всё, пакуйся, выезжаем, там можно проехать в направлении Мелекина (это на запад от города).
Нам это всё показалось неправдоподобным. Люди настолько преисполнились пессимизма, что перестали верить во что бы то ни было.
Но не этот парень. Он собрал всю родню (девять человек), загрузил их в свою «Лачетти универсал» и уехал. Мы только посмотрели скептично вслед.
Никто даже не стал обсуждать это событие, его комнату никто не занял: думали, что он вернётся через час. Но он не вернулся.
Тогда другой мужик пошёл ловить связь.
И ему прилетело СМС от ГСЧС[6] Украины: мол, действительно есть коридор в сторону Мелекина.
Собрали тех, кто на машинах и готов ехать. Решили, что надо попытаться.
16 марта встали в 6:00, собрали и погрузили пожитки.
В 7:45 между домами на центральном проспекте совершенно буднично проехал танк в сопровождении БТР[7]. Только на них были литеры «Z». В этот момент все, осознав, что сейчас будет бой, начали орать и собираться быстрее. Пока все таскали вещи, я грузил бабулю. Я вывел машину из подвала под весёленький аккомпанемент мин, падающих метрах в 100–200, и на виду у бегающих вокруг ВСУшников с гранатомётами, которые дворами обходили танк и БТР.
Мы рванули. Внезапно из подъезда выскочила молодая пара, лет двадцати; слава Богу, у одного мужика в его миниатюрной машине было немного места. Они посмотрели на него жалобными глазами, он просто остановился, они резко протиснулись к нему в салон, и все вместе, колонной из пяти машин мы поехали.
Мариуполь уже привычно горел. Это никого не удивляло и не волновало. Все думали об одном: получится ли выехать?
К нам присоединялись другие машины по дороге, мы превратились в одну большую бесконечную колонну. Ехали через частный сектор на окраине. То, что он побит, уже не вызывало никаких эмоций. Ужас вселяло то, что местные просто рыли могилы на обочинах и хоронили там соседей или близких.
Блокпоста «защитников», на котором они всех разворачивали ранее, уже не было. Его стёрли с лица земли вместе с ними, что и позволило всем нам выбраться.
Через 3–4 км уже начались блокпосты дон-чан. Они лояльно относились к нам и обошлись почти без досмотров, видя, что в машине семья. А вот русские военные досматривали максимально тщательно.
Проехав километров 40, мы добрались до деревни, где живут родители отца, мои бабушка и дедушка. Деревня почти не пострадала. Здесь была небольшая группа «защитников», порядка 20 человек. Когда на деревню пошёл накат, они просто ушли в сторону следующей, где их и перебили. В нашей деревне была молочная ферма, и там резко упали цены на говядину: несколько снарядов угодило в коровник.
Там мы прожили около месяца у соседей: у них была дровяная печь, а у моих дедушки с бабушкой только газовая, от которой теперь не было толку.
Время от времени из города выбирались родственники местных жителей, такие же, как мы. Иногда привозили тела. За этот месяц в деревне я раза четыре видел похоронные процессии.
Вскоре я узнал, что за деревней есть курган, где иногда ловит связь.
Через несколько десятков попыток куда-то дозвониться я связался с товарищем из Киева, который рассказал, что мой дом сгорел. Мне было плевать на квартиру, вещи и всё остальное. Я потерял своего любимого кота.
У моей семьи полностью разрушено жильё, как моё, так и родительское, сгорели все вещи. Можно так говорить или нет, но по сравнению с теми людьми, у которых погибли близкие, нам вроде как повезло. Мы все живы.
…Но как жить с тем, что я взял сумку с едой, а члена семьи оставил?
Фото автора.
ИЗЮМСКАЯ ЖАРАПозывной Сайгон, солдат ЛНР, мобилизованный
204-й стрелковый полк мобилизационного резерва Народной милиции ЛНР[8] формировался на базе 4-й бригады в городе Алчевск. Туда со всей республики свозили людей, пришедших по повестке, добровольцами или пойманных на улице. Ещё на сборном пункте в Луганске у всех, кто входил туда, забирали паспорта, а потом по списку отправляли в автобус, который, как потом оказывалось, отправлялся в Алчевск. Там же на сборном пункте случилась история, когда суровые вояки из комендатуры зачитывали список по паспортам — и тут прозвучала фамилия Зеленский. Стоявшие до этого в сильнейшем напряжении мужики залились смехом, а владелец фамилии с улыбкой на лице начал кричать: «Да я не он, мы даже не родственники». Собственно, на этом всё весёлое заканчивалось. После того как народ завозили на территорию военкомата, всем возвращали паспорта и оставляли ждать. Дождавшись наконец-то своей очереди спустя восемь часов стояния на холоде, новоиспечённые бойцы попадали в здание военкомата. Там некий «Генерал Чапай», так его представили, довёл, что никто в бой нас посылать не собирается, понимая, что мы всего-то гражданские, большинство из которых никогда в армии не служило и оружия в руках не держало. А будем мы заниматься работами, которые облегчат деятельность профессиональных военных, и сейчас нам сообразно нашему образованию и профессии подберут должность в действующей армии. Это в целом всех устраивало, сильно охочих идти в бой на вражеские укрепрайоны среди нас не было. Жаль, тогда мы не знали, что наши товарищи по несчастью из других подразделений мобиков, сформированных ранее, в эту самую минуту погибают при штурме Трёхизбенки и форсировании Донца. В Трёхизбенке в это же время творилось нечто неописуемое. Многотысячная колонна мобиков шла в полной темноте через посёлок куда-то на север. Кто-то попадал под гусеницы танков, мчавшихся рядом с колонной, при этом украинцы п