Когда же пламя разгорелось, то в России стало так жарко, что многие, не выдержав, пошли по герценовскому пути, выправили себе заграничные паспорта и тоже уехали в Европу. Кое-кто до того спешил, что паспорта выправить не успел и вообще попал куда-нибудь в Китай или Турцию – куда было сподручнее унести ноги. Оказавшись за границей, они в отличие от Герцена прокляли революцию, а самого Герцена обвинили в том, что причиной его революционности было его незаконнорожденное положение. Был бы он будто бы законнорожденным, то не имели бы мы ни «Колокола», ни Ленина, ни революции. И вся история России пошла бы по другому пути.
Подобные умозаключения отдают беззастенчивой фрейдятиной, а фрейдизм, как известно, преодолен еще Юнгом в первой трети 20 века. Герцен, если говорить о нем, был ни при чем. Уж если судить, то всю историческую вину следовало бы возложить на его отца. Это же надо было: воспитывать незаконнорожденного как законно рожденного! Со стародавних времен каждому честному дворянину было заповедано: незаконнорожденных детей не признавать, бросать сразу и даже если придут, выросши, на порог, на порог не пускать. Потому как из незаконнорожденных никогда ничего путного не вырастает. Чай предки наши знали что заповедовать!
Пример Герцена ярко показывает, чем чревато нарушение заветов предков. Вот не нарушил бы Яковлев этих заветов, жили бы теперь в процветающей и благоденствующей империи. А так живи в криминальной России – и даже эмигрировать некуда: никто тебя не хочет к себе пускать!
Япония
Страна удивительная и странная.
Во-первых, расположена на островах. Подобно Англии-Великобритании.
И все ей этих островов мало. Хочет наши Курилы, и все тут. Отдай и отдай. То все острова, то половину. То хотя бы четыре. Предлагаем два – ни в какую. Четыре и не меньше. Какой-то у нее сдвиг по фазе с этими островами.
В начале 20 века вдруг посчитала островом Китай. Конечно, Китай – действительно остров. Отделен от всего остального мира и ни с кем никаких общих границ. Но остров только в определенном смысле, в культурном.
Япония же сочла его островом в самом прямом, географическом плане и захватила у Китая Манчьжурию, образовав там некое Манчьжоу-Го. Правда, мать-природу обмануть невозможно; как японцы ни закрывали глаза на реальное положение вещей, пришлось им признать континентальное расположение Китая. Отдали Манчжоу-Го обратно китайцам, а сами скатились на острова, где обитали прежде. Опять же подобно англичанам чуть несколько в более поздние времена.
Во-вторых, Япония, хотя и похожа во многом на Англию[29], заселена не англичанами, а японцами, которые говорят и пишут по-японски[30], а также принадлежат к желтой расе, то есть раскосы и узкоглазы. При этом они только на первый взгляд похожи на китайцев и корейцев; приглядевшись, видишь, что они очень от тех отличаются, – только непонятно чем. Определенно и тут у них сдвиг по фазе: быть ни на кого внешне не похожими, и все тут.
В-третьих, у Японии наблюдается еще сдвиг по фазе в области радиоэлектроники и автомобилестроения. Мало того, что их электроника самая передовая в мире, так она еще самая компактная и удобная в обращении, самая надежная и качественная. И производят они ее в таком количестве, что непонятно, где они на своих островах набрали столько земли, чтобы разместить производственные мощности.
То же и с производством автомобилей. А ведь автомобиль – это тебе не какой-нибудь плейер. И побольше весит, и места занимает значительно больше. А значит, и площади для своего производства требует изрядные. Не сдвиг бы по фазе, кому нужна была такая морока?
В-четвертых, при том, сколь японцы привязаны к своим островам, им на них никак не сидится. Куда ни поедешь, в какой стране света не окажешься, тут же тебе навстречу японец с фотоаппаратом. Протягивает фотоаппарат и, улыбаясь, просит на ломаном английском: не сфотографируете ли нас на фоне Пизанской башни? на фоне Эйфелевой башни? на фоне Кельнского собора? Конечно, понятно: насиделись у себя на островах за века своей изоляции от мира, но ведь нельзя же теперь у всего мира путаться под ногами! Мы, например, в России тоже немало лет просидели в изоляции, но ведь не рванули все за рубеж со своими мыльницами! Только в лице отдельных своих лучших представителей, имеющих хорошие деньги. А все остальные, рядовые граждане, обитаем себе скромно на родине и ни о каких вояжах не помышляем.
В-пятых, наконец, японцы совершенно ненормально привязаны к своим древним национальным обычаям и национальной одежде. Вместо джина и водки, которые пьет весь цивилизованный мир, они пьют свое саке. Если же пьют чай, то у них это не чаепитие, а по-прежнему целая чайная церемония, так что пока дождешься своей чашки чая, умрешь от жажды, а если все же дождешься первой, то о второй уже лучше и не помышлять. И кроме того, полагают своим долгом иметь у себя в шифоньере комплект кимоно, в которое наряжаются в торжественных случаях. Это можно себе представить, чтобы мы держали у себя в сундуках лапти и армяк и к приходу долгожданных гостей наряжались бы именно в них, а не во что другое?
Думаю, что с Японией, как ни с какой другой страной мира, нужно держать ухо востро и не сводить с нее глаз. От такой сдвинутой по фазе страны можно ожидать всего. Ну, как завтра уже не Китай, а вся Евразия помни́тся им островом? Или покажется, что пора им выходить в космос? Ведь не заметим, как перейдем на иероглифы, а на околоземной орбите международным языком станет японский. И еще кимоно учиться носить!
Спасаюсь только мыслью, что уж очень японцы дорожат своей репутацией страны восходящего солнца и как нация приверженная традициям не захотят от этой репутации отказаться. Останутся на своих островах.
А их сдвиг по фазе в области электроники и автомобилестроения можно и простить. Какая-никакая, а человечеству от него и польза есть. Разница все-таки, что за телевизор смотреть: наш «Рубин» или их «Сони». На какой машине ездить: нашем «Москвиче» или их «Тайоте».
Как известно, все рыжие коты в России теперь Чубайсы.
Почему Чубайсы – это понятно.
Непонятно, за что такое предпочтение семейству кошачьих? Разве собаки не столь достойны? И среди них встречаются рыжие.
Обалденная вещь – мобильник.
Цепляешь к поясу, идешь, куда хочешь, понадобилось, раз – и говоришь, с кем нужно. Пусть даже в это время ты в туалете.
Одно неприятно: счет потом выставляют такой, получаешь – обалдеваешь.
Кто после этого скажет, что мобильный телефон не обалденная вещь, будет не прав.
Жизнь моя тяжело исковеркана цензурой. С младых ногтей своего творчества я вынужден был скрываться в андерграунде и вышел из него уже густо убеленным сединами. Ненависть моя к цензуре беспредельна, цензоров я почитаю за злейших врагов отечественной словесности, достойных четвертования с повешением одновременно.
С другой стороны, наблюдая за современной художественной жизнью Отечества, ясно и отчетливо понимаю: без цензуры нельзя. Все же в определенных вещах должны быть некоторые рамки. А в некоторых вещах – даже очень определенные рамки.
Таким образом впадаю в неразрешимое противоречие: как творческий человек я непримиримый враг всяких цензурных ограничений, как гражданин я их приветствую и готов всячески поощрять.
Не понимаю, что этому причиной. Недостаток художественности моей натуры или переизбыток гражданственности? Однако в недостатке художественности никто меня никогда не упрекал, что же до гражданственности, позволю себе заметить, ее, как и здоровья, быть в переизбытке не может.
Остается одно: разделить в себе художника и гражданина.
Пусть восстанавливают цензуру, а она на меня наезжает. Буду тогда иметь в глазах общественности ореол борца и мученика. Как и подобает настоящему гражданину.
Эразм Роттердамский
Эразм Роттердамский жил пятьсот лет назад и, как явствует из его прозвания, был родом из Нидерландов, попросту Голландии. Иногда его называли даже не Роттердамский, а Роттердамец. Сам Эразм Роттердамский называл себя еще Дезидерием. Что, в принципе, то же самое, что Эразм, только по латыни.
Жил Эразм Роттердамский уже после изобретения печатного станка и своей выдающейся ролью в истории мировой цивилизации всецело обязан Гутенбергу. Пользуясь изобретением замечательного немца, он печатал свои литературные труды в необозримом по тем временам количестве экземпляров, получал колоссальные гонорары, что было невозможно еще какие-то десятилетия назад, и эти гонорары, доставлявшие ему очень недурные средства к существованию, позволяли Эразму Роттердамскому писать новые труды.
Первым делом, чтобы прославиться в веках, Эразм Роттердамский издал сборник разнообразных античных пословиц и изречений мудрецов древности, самолично переведенных им на латинский язык, на котором бегло читали все образованные люди его времени. Потом он добрался до Библии – издав ее сначала на греческом языке, а затем и на латинском, на который опять же перевел самолично.
Для другого вполне амбициозного человека этого было бы уже достаточно, чтобы считать свою жизнь состоявшейся и почивать на лаврах. Эразму Роттердамскому, однако, этого было мало. Кроме Библии, он наиздавал в самоличном переводе на латинский язык еще массу других античных авторов, а также и свои собственные произведения, в которых заявил о себе как о человеке Возрождения и великом гуманисте. Среди этих его трудов особо массивной глыбой возвышается замечательное творение, имеющее неувядающее название «Похвала Глупости». В «Похвале Глупости» от Эразма Роттердамского досталось всему современному обществу. Он заклеймил едкой сатирой аристократию, нарождающуюся буржуазию, выродившееся католическое духовенство. Критика последнего была особенно важна и, можно сказать, предуготовила в странах Западной Европы почву для торжества Реформации, знамена ко