Неграмотным, можно утверждать наверняка, был Ильф, так как после его ухода из жизни Петров до своей смерти прожил еще пять лет и даже работал военным корреспондентом в газете – чего бы никак не могло быть, будь он неграмотным. А то есть настоящий автор «Двенадцати стульев», «Золотого теленка» и даже «Одноэтажной Америки» – Ильф!
Справедливость требует, что во всех учебниках и хрестоматиях об этом факте творческого содружества Ильфа и Петрова говорилось прямо и открыто. Исходя из того же принципа справедливости, следовало бы и перед названием произведений указывать только его имя: Илья Ильф.
Однако в этом случае мы сталкиваемся с неразрешимой задачей: мы не знаем, сколь много отсебятины внес в текст, надиктовываемый Ильфом, Петров. Это тот самый случай, когда невозможно отделить зерна от плевел и ничего другого, кроме как смириться, не остается.
Поэтому имя Петрова перед названием сочинений Ильфа предлагаю сохранить, но так как по сути Ильф с Петровым представляли собой не коллективного, а единого автора, то, полагаю, нужно писать их фамилии слитно, хотя и через соединительную гласную «и»: Ильфипетров. Чтобы соединительная «и» не слышалась, произносить следует с ударением как раз на ней: Ильфи́́петров.
Если же наследники Ильфа и Петрова будут протестовать, а то и обратятся в суд, вычеркнуть произведения Ильфи́́петрова из списка русской советской классики, удалить из учебников, хрестоматий и не переиздавать. Место пустым не останется. Есть и другие произведения, другие авторы, особенно среди современных, которые ждут своей очереди на включение в эти списки, но, несмотря на то, что достойны, ничего такого еще не дождались.
Илья Эренбург
С Эренбургом я тоже не был знаком лично. Но на его похоронах нес венок от Института культуры, в котором тогда учился, и чувствую себя вправе поделиться о нем своими мыслями.
Эренбург прожил долгую жизнь и прославился статьями против фашистов во время Великой Отечественной войны, а также мемуарами, которые назвал «Люди, годы, жизнь». Кроме этого, он написал много стихов и романов, за которые получал Сталинские и Ленинские премии, а за некоторые из них получал по шапке – как, например, за повесть «Оттепель». По названию этой повести позднее была названа целая эпоха в жизни советского государства.
Эренбург в молодости долго жил в заграницах, был другом Пикассо и других известных деятелей мировой культуры, о которых и написал в своих мемуарах. Его мемуары были для советского человека окном в иной мир, и к этому окну, которое распахивалось на страницах журнала «Новый мир» под редакцией А.Твардовского, стояла густая очередь жаждущих заглянуть в него. Слава Эренбурга затмевала даже славу Евтушенко. (Слава Евтушенко тогда – это все равно, как сейчас слава Киркорова.) Эренбурга хоронили тысячные толпы народа, и вход на Новодевичье кладбище был оцеплен конной милицией.
Что же в остатке? В остатке – могила на Новодевичьем, покоиться на коем дано далеко не всем писателям, и несколько строк в Энциклопедии. А где же книги, которые он написал в таком множестве? Где читатели, так жаждавшие заглянуть в окно, которое он распахивал на страницах «Нового мира» под редакцией А. Твардовского?
Книги – на дальних полках библиотек, а читатели вместо того, чтобы смотреть в распахнутые окна, предпочитают прогуливаться по Елисейским полям собственными ногами.
Очень соблазнительно на примере Эренбурга сделать вывод, что слава прижизненная и слава посмертная – две разные вещи. Как бы, однако, не так! Посмертной без прижизненной – за редким исключением – не бывает.
Вот почему не всякая прижизненная переходит в посмертную? Какому-нибудь молодому соискателю кандидатской степени имело бы смысл взяться за изучение творчества И. Эренбурга, и он бы сделал себе крупное научное имя, сумей ответить на этот вопрос.
Как известно, козлы любят капусту, и пускать их в огород с этим овощем никак нельзя.
Козлы, однако, не меньше любят кору молодых деревьев, и к ним их тоже нельзя подпускать.
Козлы, кроме того, вообще лезут туда, куда их не просят.
Козлы вздорны, драчливы и в отличие от коз не дают молока.
Вот потому о всяких тупых, надоедливых людях, которые всюду суют свой нос, но лучше бы сидели и не возникали, говорят коротко и внятно: козлы!
Мамонты, согласно данным науки, вымерли десять тысяч лет назад. Так как у них была длинная и густая шерсть, то жить в теплом климате им было невмоготу, и они жили поближе к холоду. Постольку поскольку они жили в холоде, то, когда вымерли, тела их попали в условия вечной мерзлоты и прекрасно сохранились. И сейчас мы то и дело находим окоченевших мамонтов, чтобы, глядя на их туши, размышлять о том, как повезло человеку, что он гладкокожий.
А имей такую же густую и длинную растительность, как мамонт, нашим предкам пришлось бы жить в суровой климатической зоне, – и они бы все вымерли. А так вот человечеству было даровано еще десять тысяч лет жизни, оно изобрело ядерное оружие, и теперь, если вымрет, то от него не останется никаких тел, и никто через следующие десять тысяч лет не сможет нас ниоткуда выкапывать и изучать по нашим костям наше строение. Что, каждому ясно, было бы в высшей степени неприятно.
Конфуций
Конфуций (Кун фу цзы) жил за пять веков до Христа. Он был китайцем и жил в Китае. Конфуций оказал большое влияние на Китай. Он учил древних китайских князей правилам управления и обращения с подданными. Князья уважали его и с удовольствием у него обучались.
Но Конфуций и сам хотел управлять. Однако князья не позволяли ему этого. И так Конфуций со своими верными учениками бродил по Китаю от одного князя к другому и предлагал свои услуги по управлению, но от него принимали только услуги по обучению. Он умер непризнанным и с чувством глубокого огорчения, что жизнь не удалась.
Прошло, однако, два века. И его последователь Мен цзы стал вести активную пропаганду идей, высказанных Конфуцием. Так как Мен цзы никому не предлагал своих услуг по управлению, а только занимался пропагандой, то к нему прислушались. Так Конфуций стал знаменитым, а из его взглядов создали систему, которую назвали конфуцианством.
Конфуцианство даже вошло составной частью в национальную китайскую религию – даосизм, хотя даосизм сначала появился как отрицание конфуцианства. Вот до чего популярными и востребованными оказались идеи Конфуция. Так воодушевляемый этими идеями Китай и прожил два с лишним тысячелетия, пока не воодушевился идеями Маркса и Энгельса.
Однако в настоящее время идеи Маркса и Энгельса сходят в Китае со сцены, и на нее вновь возвращается конфуцианство. Удивительно оказалось живучим. И может быть, Китай вновь будет воодушевляться ими два следующих тысячелетия. Или хотя бы одно.
Конечно, Конфуция как не оказавшего никакого влияния на европейское, а в частности, и российское мировоззрение, можно было бы не причислять к выдающимся людям мировой цивилизации, но все же Китай – это четверть населения земного шара, и сделать так было бы неверным. Хоть они и китайцы, а тоже люди.
Более того, имею предположение, благодаря Конфуцию они так и расплодились. Чтут родителей и предков, уважают правительство и остальных вышестоящих начальников, как их обязывает конфуцианство, – и следствием того у мужчин повышается продуктивность яичек, а у женщин – яичников.
Было бы хорошо, чтобы наши ученые поставили эксперимент и вскрыли степень влияния почитания предков и начальства на увеличение деторождаемости. Если мое предположение подтвердится и все действительно окажется так, то следовало бы начать насаждение конфуцианства и у нас. Дабы рождаемость у нас превысила, наконец, смертность. И тогда Конфуция уже не обинуясь можно было бы отнести к выдающимся людям мировой цивилизации.
Крестьянство в России всегда было самым бессмысленным сословием. Не воспитало в своих рядах такого количества выдающихся деятелей, как дворянство и купечество, не покрыло себя бранной славой, не создало творений искусства, которыми Отечество могло бы заслуженно гордиться. Конечно, Илья Муромец – крестьянский сын и Прасковья Жемчугова – тоже не из артистической династии, но, в основном, крестьянство пахало себе землю и, кроме этого, ничего больше знать не хотело. Ну, было, что хороводы водили, песни при этом пели и еще зимой на печи сказки рассказывали, но все это – совершенно непрофессионально, а только чтобы время убить. И как убили – тут же сразу за плуг, за серп, за вилы и давай наворачивать тяжелую физическую работу. Никаких полководческих амбиций, никакой художественной фантазии, чтобы запечатлеть свое имя для потомков в бессмертных творениях.
Нельзя, впрочем, отрицать того, что определенную роль в истории России крестьянство все же сыграло. Не оно бы, дворянам было бы нечего есть, а купечеству нечем торговать. Лошадей пришлось бы денно и нощно гонять в ночное вместо того, чтобы торбу с овсом на шею – и иди спи, а в случае, если захочется молочка, было бы необходимо заводить корову, самому ее пасти, доить и принимать у нее роды. Кроме того, дворянам в заботе о пропитании было бы некогда покрывать себя бранной славой, купечеству – ковать деньгу, и Отечество мало того, что было бы завоевано его врагами, но еще и осталось бы с пустой казной.
Коллективизация была сущим благом для крестьянства. Она отучила его от земли, привила ему склонность к перемене мест, которой раньше отличались только дворяне, любовь к творческому поиску – всего, что плохо лежит, – и крестьянин преобразился. Теперь это уже не то существо с ограниченным кругозором, которое ничего не видит, кроме своей земли, теперь, наоборот, – в гробу он эту землю видал. Из среды крестьянства за эти годы вышло много писателей, композиторов, художников, других высоких творцов, много бывших крестьян среди дипломатов, академиков, политиков. Наконец-то крестьянство стало играть в отечественной жизни вполне достойную роль.