ра.
С замиранием сердца я попробовал съехать вниз. И сразу же почувствовал разницу. Песок завибрировал под моими ягодицами. И запел, хотя звук быстро угас. Мы нашли зону наилучшей генерации звука; оставалось только усовершенствовать свою технику скольжения. Когда вы съезжаете вниз, песок собирается вокруг. Задача состоит в том, чтобы не зарыться слишком глубоко и не остановиться, но в то же время нужно поддерживать в движении достаточно большую массу песка, чтобы он генерировал звук.
Многие специалисты объясняют музыкальность звука дюн тем, что он имеет определенную частоту (88 Гц, согласно одному из наших измерений, – эквивалент низкой ноты виолончели), окрашенную несколькими гармониками. Это напомнило мне гул пропеллера самолета на рулежной дорожке. Лорд Керзон писал: «Сначала слышится слабый шепот, вой или стон, похожий на звуки Эоловой арфы… Затем вибрация усиливается, и звук нарастает, уже напоминая орган или глубокий удар колокола… Наконец мы слышим отдаленные раскаты грома, и почва сильно вибрирует у нас под ногами»[346]. В этом описании отсутствуют другие ощущения, сопровождавшие мой спуск. Гул давил на барабанные перепонки, осыпающийся песок передавал вибрации ягодицам, и все мое тело дрожало от волнения – ведь я заставил дюну петь.
7Самые тихие места в мире
Во время экспедиции к поющим дюнам я столкнулся с очень редким явлением – полной тишиной. Палящий летний зной отпугнул туристов, и мы с Дайаной Хоуп и помощниками остались одни. Наш лагерь располагался у подножия дюн в пустынной, поросшей кустарником долине, с гранитными холмами позади. В небе практически не было самолетов, а издалека лишь изредка доносился шум проезжавшего автомобиля или железнодорожного состава. Просто идеальные условия для измерений. Отсутствие шума означало, что повторных записей не потребуется. Однако почти весь день дул сильный ветер, свистевший в ушах. Но на закате и ранним утром ветер стихал и становилось тихо. За ночь тишина нарушилась всего один раз, когда стая койотов завыла, словно души некрещеных младенцев, раздражая меня довольно неприятными звуками.
Рано утром второго дня я поднялся на дюну и ждал, пока Дайана установит оборудование. Поскольку она отошла довольно далеко, я воспользовался возможностью насладиться настоящей тишиной. Наш слух чрезвычайно чувствителен. Воспринимая самый тихий шепот, крошечные косточки в среднем ухе, которые передают звук от барабанной перепонки во внутреннее ухо, колеблются с амплитудой, не превышающей одну тысячную диаметра атома водорода[347]. Даже в тишине слабые колебания молекул передают движение к разным частям звукового аппарата. Эти постоянные колебания никак не связаны со звуком; они являются следствием хаотичного движения молекул. Будь человеческое ухо еще чувствительнее, оно слышало бы не большее количество звуков снаружи, а постоянное шипение, генерируемое тепловым возбуждением барабанной перепонки, стремечка в среднем ухе и волосковых клеток в улитке уха.
Среди дюн мое ухо уловило высокочастотный звук. Он был едва слышен, но я начал беспокоиться, что этот звон в ушах – признак повреждения слуха, возможно вызванный слишком громкой игрой на саксофоне. Врачи определяют звон в ушах как восприятие звука в отсутствие внешнего источника. От 5 до 15 % населения постоянно слышат звон в ушах, а у 1–3 % это приводит к бессоннице, снижению производительности и стрессу[348].
В теориях, объясняющих звон в ушах, недостатка нет, но большинство специалистов полагают, что он вызван некой перестройкой нейронов в ответ на ослабление внешних звуков. Волосковые клетки внутреннего уха преобразуют колебания в электрические сигналы, которые затем по слуховому нерву передаются в мозг. Но это не улица с односторонним движением; электрические импульсы идут в обоих направлениях – мозг посылает сигналы внутреннему уху, изменяя его отклик. В тихом месте или при повреждении слухового аппарата слуховые нейроны в стволе мозга повышают усиление сигналов от слухового нерва, чтобы компенсировать недостаток внешних звуков. Возникает и нежелательный побочный эффект – усиливается случайная активность в волокнах слухового нерва, что приводит к появлению нейронного шума, который воспринимается как свист, шипение или гудение[349]. Возможно, звуки, которые я слышал среди дюн, были звуком бездействующего мозга, тщетно искавшего внешние звуки. Но я заметил, что высокочастотный свист был слышен не всегда – возможно, это признак того, что мой мозг через некоторое время привык к этому шуму.
Рис. 7.1. Безэховая камера в Солфордском университете
Тишина в дюнах непостоянна, но в моем университете есть безэховая камера – комната, обеспечивающая неизменную, гарантированную тишину, которая не прерывается ветром, животными или человеком (рис. 7.1). Безэховая камера неизменно производит сильное впечатление на посетителей, хотя вход в нее ничем не примечателен и утилитарен. Рядом со входом они видят пыльные металлические эстакады, а в соседней лаборатории громко шумят строители, возводящие стены. Эти стены предназначены для проверки звукоизоляции. Вход в безэховую камеру преграждает массивная металлическая дверь серого цвета. На самом деле, чтобы попасть в камеру, вам предстоит пройти через три двери, потому что это комната внутри комнаты. Внутреннее помещение изолируют от внешних звуков несколько толстых стен. Подобно современным концертным залам, камера установлена на амортизаторах, чтобы в нее не проникали вибрации.
Сама камера размером похожа на большой кабинет. Те, кто оказывается в ней впервые, обычно передвигаются с опаской – не в последнюю очередь из-за сетчатого пола, похожего на туго натянутый батут. Приводя сюда посетителей, я обычно ненадолго умолкаю, с удовольствием наблюдая за их лицами, по мере того как они привыкают к этому необычно тихому месту.
Но тишину в камере нельзя назвать абсолютной. Наше тело издает звуки, которые не в состоянии заглушить камера. Крис Уотсон, специалист в области звукозаписи, так описывал свои впечатления: «В ушах у меня шипело, и я слышал тихую пульсацию – можно было только догадываться, что это звук бегущей по сосудам крови»[350]. Шумы, издаваемые нашим телом, – не единственная странность. Пенопластовые клинья на полу, потолке и стенах поглощают все звуки речи; звуковые отражения полностью отсутствуют. Мы привыкли слышать звук, отражающийся от поверхности – пола, стен и потолка, – поэтому ванная комната кажется нам живой и звучной, а спальня – спокойной и тихой. В безэховой камере речь звучит глухо, словно у вас заложило уши во время полета.
Как утверждает Книга рекордов Гиннесса, безэховая камера в лабораториях Орфилда в Миннеаполисе является самым тихим местом в мире – фоновый шум в ней составляет минус 9,4 децибела[351]. Но насколько это тихо? При спокойной беседе громкость вашего голоса достигает 60 децибел. Если вы неподвижно стоите в современном концертном зале, прибор покажет уровень шума около 15 децибел. Слуховой порог, или самый тихий звук, который способен услышать молодой и здоровый взрослый человек, равняется 0 децибел. В безэховой комнате в лабораториях Орфилда – а также в камере Солфордского университета – гораздо тише.
Впечатляющая тишина в безэховой камере объясняется одновременным действием двух факторов: отсутствием внешнего звука и противоречивостью ощущений. Глазами посетители видят комнату, но не слышат ничего, что указывало бы на помещение. Если прибавить легкую клаустрофобию, вызванную тремя массивными дверьми, то вы можете почувствовать себя неуютно и вам захочется поскорее уйти. Правда, некоторых просто завораживает необычность ощущений. Я не знаю ни одного архитектурного сооружения, где акустика производит такое сильное впечатление. Однако мозг удивительно быстро привыкает к тишине и противоречивым сигналам, поступающим от разных органов чувств. Странные сенсорные ощущения сохраняются в памяти, и необычное становится нормой. Первое впечатление от безэховой камеры всегда самое сильное, и оно больше не повторяется. Безэховых камер немного, и наш мозг заботится о том, чтобы их воздействие было преходящим.
Как бы то ни было, тишина – это не только самые тихие помещения на земле. Тишина бывает и духовной; она даже может обладать эстетическим и художественным измерением, что продемонстрировал Джон Кейдж в своей знаменитой беззвучной пьесе для фортепиано «4′33″». Мой сын-подросток, узнав, что я хочу пойти на исполнение этой пьесы, возмутился и сказал, что это пустая трата денег. Кейдж сочинил эту пьесу в 1952 г. после посещения безэховой камеры в Гарвардском университете. Там, в окружении нескольких тысяч клиньев из стекловолокна, он надеялся найти тишину. Но тишина не была абсолютной – мешал шум его собственного тела. Кроме того, он слышал высокочастотный звук – возможно, это был шум в ушах.
Пьесу «4′33″» я слушал за девять месяцев до экспедиции в пустыню. Все происходило так же, как на обычном концерте. Свет погас, музыкант вышел на сцену и поклонился, публика встретила его аплодисментами. Затем он сел за рояль, отрегулировал высоту табурета, перевернул страницу нот, открыл крышку клавиш, снова закрыл ее и включил таймер. Больше ничего не происходило, кроме периодического перелистывания пустой страницы и открывания и закрывания крышки, что сигнализировало о начале и окончании трех частей произведения. В конце пианист открыл крышку в последний раз, встал, чтобы принять аплодисменты аудитории, поклонился и вышел. Как это ни удивительно, пьеса исполняется в разных оркестровках, и я думаю, что версия для полноценного оркестра должна быть очень популярна у профсоюза музыкантов, поскольку максимизирует количество людей, которым платят за то, что они не извлекают ни одной ноты.