Но как создать такой акустический оазис? Здесь очень важна планировка, поскольку невидимый источник шума обычно воспринимается как более тихий. Интересный пример – площадь перед Британской библиотекой в Лондоне. Она выходит на чрезвычайно оживленную улицу, но на этой пешеходной площади все же можно найти тихое местечко, поскольку от дороги ее отделяет высокая стена. К сожалению, низкие звуки легче преодолевают стену, чем высокие, поэтому тишину время от времени нарушает рев автобусных двигателей, но эту проблему может решить более высокая стена, установленная ближе к дороге.
В тихих переулках барьерами для звука служат здания. Хильдегард Вестеркамп, известный композитор, актриса радио и акустический эколог из Канады, объясняла мне во время звуковой прогулки по Лондону, что этот «тихий каменный звук переулков» слышен только в старых городах, где улицы узкие, а дома стоят вплотную[378]. В Северной Америке, где улицы в основном широкие, трудно избавиться от гудения вентиляторов. Самая эффективная стратегия – снижение уровня шума источника, поэтому помогают такие меры, как снижение скорости автомобилей, улучшение качества шин и асфальта.
Что касается использования приятных звуков, то источником благозвучного журчания и плеска могут стать водоемы и фонтаны, эти звуки также заглушают нежелательный шум транспорта. Гонконг – перенаселенный и шумный город. Тем не менее рядом с центром там есть парк с гигантской оранжереей, где рукотворные звуки практически отсутствуют и можно насладиться пением птиц. Транспортный шум совсем не слышен, поскольку звуки с улицы заглушает журчание ручья. Город Шеффилд на севере Англии раньше был центром британской сталелитейной промышленности и славился высококачественными ножами. В настоящее время он больше известен как место действия фильма «Мужской стриптиз» (The Full Monty), черной комедии о бывших сталеварах, которые, потеряв работу и оставшись без денег, организовали стриптиз-шоу. На железнодорожном вокзале Шеффилда установлен огромный фонтан (рис. 7.2). Фонтаны таких размеров я видел только в замках. Я часто бывал в Шеффилде и наблюдал за сооружением фонтана, но не подозревал о тонкостях его акустики, пока о них не рассказал мне Цзянь Кан, гуру акустики из местного университета. Высокие стены из мерцающей воды служат звуковым барьером, отгораживающим площадь от транспорта. Кроме того, со склона холма спускается цепочка больших прудов, соединенных между собой. Если вы встанете в определенном месте, то услышите, что водопады между прудами имитируют пыхтенье паровозов, поскольку вода не течет непрерывным потоком. Этот неравномерный поток привлекает больше внимания, потому что от нерегулярных звуков сложнее отвлечься, чем от повторяющихся. Фонтан делает транспортный шум менее заметным, физически блокируя звук и генерируя приятные, отвлекающие внимание звуки воды.
Рис. 7.2. Часть фонтана «Лезвие» Криса Найта из Si Applied, служащего звуковым барьером рядом с железнодорожным вокзалом Шеффилда
Я расспросил коллегу из Солфордского университета, Билла Дэвиса, о большом научном проекте, в котором исследовалось создание позитивной звуковой среды в городах. По странному совпадению, говорит он так тихо, что иногда его трудно понять, – такого тихого голоса я еще не встречал. Билл и его коллеги приглашали людей на звуковые прогулки и спрашивали, какое впечатление производят на них городские площади; кроме того, они воспроизводили различные звуки в лаборатории, выясняя, каким из них отдают предпочтение испытуемые. Судя по результатам, значение имеют энергичность и благозвучность[379]. Оживленная площадь может быть заполнена людьми, но на вас снизойдет приятное ощущение покоя, если немного дистанцироваться от нее – скажем, устроиться в кафе на углу и наблюдать за прохожими. И наоборот, на маленькой площади, где только поворачивают машины и нет шума толпы, нестихающий гул автомобилей будет казаться неприятным.
Исследователи продемонстрировали, что природные звуки полезны для здоровья, но, по-моему, выводы Билла о том, что они должны быть энергичными и приятными, указывают, что ученые упускают одну категорию звуков, которые тоже полезны. Возможно, звуки человеческой деятельности уменьшают стресс. Тихий разговор людей в кафе расслабляет и не слишком привлекает внимание. Более того, соседство других людей и дружеская атмосфера вызывают положительные эмоции. Как бы то ни было, человек – социальное животное, и именно это определило наш эволюционный успех. Возможно, это одно из направлений будущих исследований.
Одно нам известно точно: восприятие тишины очень субъективно. В Килдер-Форесте я ощущал нехватку естественных звуков, и без них это место казалось пустынным. В дюнах пустыни Мохаве тишина казалась уместной и мирной. Окидывая взглядом широкую пустынную равнину, я мог представить полную тишину на протяжении многих миль. Тишина то появлялась, то исчезала синхронно с порывами ветра, с тихим шуршанием проносившимися мимо; иногда мой слух улавливал жужжание насекомого или хлопанье крыльев птицы. Эти едва слышные звуки делали тишину естественной.
Мой бывший коллега, Стюарт Брэдли из Университета Окленда, побывал в Антарктиде, еще одном лишенном растительности месте, где можно услышать тишину. Стюарт – высокий новозеландец с тонкими усиками, как у футболиста 1970-х гг. Парадоксально, но в Антарктиде Стюарт создает шум, нарушая девственность природного звукового ландшафта. Он использует содар (акустический детектор и дальномер) для метеорологических измерений, посылая высокочастотные звуковые сигналы, которые отражаются от завихрений в атмосфере и возвращаются обратно. Я спросил Стюарта, слышал ли он тишину в Антарктике, и он рассказал мне о сухих долинах – вероятно, самых пустынных местах на земле, где нет ни снега, ни льда. «Я сидел весь день на склоне долины, не слыша ни одного звука (за исключением сердцебиения? дыхания?). Ни одного живого существа (кроме меня). Ни листьев. Ни текущей воды. Ни шума ветра. Невероятное ощущение первозданности»[380]. Стюарт отметил, что это не было похоже на безэховую камеру в лаборатории: «У меня не возникло клаустрофобии, как это часто бывает в безэховой камере… Подозреваю, все дело в том, что необыкновенная тишина дополнялась великолепным пейзажем (стены долины имели высоту 1500–2000 метров и были необыкновенно красивыми!)».
Чтобы насладиться тишиной, нужно оставить обычную жизнь и цивилизацию. Джон Древер, акустический эколог, с которым я слушал выпь (см. главу 3), предположил: только в уединении можно по-настоящему понять, что такое тишина. Поэтому я записался на трехдневный курс буддистской медитативной практики в особняке XVIII в., расположенном в сельской местности в Англии; это было за месяц до поездки в пустыню. Лишь прибыв на место, я понял, что этот буддистский уик-энд включает пятнадцать медитаций в день – моему утратившему гибкость телу было трудно оставаться в непривычной позе на протяжении нескольких часов. Я испытывал огромное облегчение, когда удар гонга сигнализировал об окончании очередного утомительного сеанса. Мне следовало потренироваться, чтобы подготовиться к этой статической гимнастике.
В первый день перед началом медитации каждому из нас предложили рассказать товарищу, зачем он сюда приехал. Я сообщил, что собираю материал о тишине для будущей книги, а в ответ мне поведали, что пытаются пережить тяжелую утрату, после чего все погрузились в молчание. Эта бомба, этот взгляд в душу другого человека оставался со мной на протяжении всех трех дней. За следующие двенадцать часов я произнес только два слова: «Компостный ящик», – когда искал кухню, выполняя свои обязанности. Потом были две краткие беседы – просто вопросы и ответы – с учителями.
В первый день мне было непривычно ходить по дому в молчании. Всего там собралось человек пятьдесят, и я все время сталкивался с людьми в коридорах, в очереди за едой или в ванную, но мы с ними не обменялись ни словом. Зато за один день я улыбался незнакомым людям чаще, чем за месяц обычной жизни, но смотреть в глаза посторонним мне все еще было неловко.
В столовой, где нам дали простую буддистскую пищу – гороховый суп и хлеб из цельносмолотого зерна (возможно, не лучший выбор для поддержания тишины в организме), я обнаружил, что напротив сидит женщина лет сорока пяти. Я не знал, на чем остановить взгляд. Мы сидели достаточно близко, вторгаясь в личное пространство друг друга, но невозможность даже поздороваться заставляла чувствовать эту близость особенно остро. Невозможность светского разговора – это так странно. Учителя говорили нам, что нужно находить утешение в совместном опыте, поддержку – в молчании. Однако мне это давалось тяжело, и меня не покидало ощущение полной изоляции.
Помещение, в котором мы медитировали, напоминало маленькую церковь, и мы сидели или стояли на коленях на ровных рядах циновок. У каждого имелось личное «гнездо» из подушек, одеял и маленьких деревянных табуреток, чтобы было удобнее сидеть. Перед нами сидел учитель, обычно молча, лишь изредка давая указания. Когда я устраивался на циновке в первый раз, то осознал, что не только физически не подготовлен к таким позам, но и не знаю, как нужно медитировать. «Откуда вы узнаете, что у вас есть тело, в данный момент… по дыханию?» – размеренно и тихо спрашивал учитель. Лет двадцать назад я учился самогипнозу и примерно в то же время с помощью метода Александера пытался улучшить свою осанку и теперь старался медитировать, совмещая две эти техники и прислушиваясь к подсказкам учителя.
Учитель спросил, откуда мы знаем, что «обитаем в теле». Помимо дискомфорта и дыхания, об этом говорили окружающие меня звуки. Это уединение никак не назовешь тихим! Над залом для медитации устроили гнездо грачи; громкие крики и галдеж птиц, кормивших своих птенцов, разносились по всему помещению; к ним примешивалось тихие трели черных дроздов и воркование голубей. Были и менее поэтичные звуки: бульканье – в батареях отопления и в животах людей – и кашель. На следующий день до меня дошло, что привыкание к этим звукам и использование их – составная часть медитации.