Бахман повторить достигнутое мною.
Вопрос этот остается без ответа. Первые четыре книги Ричарда Бахмана раскупались плохо, возможно, потому, что издали их безо всякой помпы.
Каждый месяц издательства, выпускающие книги в мягкой обложке, представляют на суд читателя три вида книг. Это «лидеры», выход которых сопровождается шумной рекламной кампанией, выставочными стендами в магазинах, изощренными обложками с выпуклыми, тисненными фольгой буквами. «Второй эшелон» — с минимальной рекламой, без выставочных стендов, без надежды на то, что они будут продаваться миллионами экземпляров (для книги «второго эшелона» двести тысяч проданных экземпляров — вполне приличный результат). И «обычные книги». Третья категория книг в мягкой обложке есть издательский эквивалент пехоте… или пушечному мясу. Среди «обычных книг» (другое название, которое я могу предложить, — «книги третьего эшелона», но оно наводит тоску) крайне редко встречаются произведения, перед этим изданные в переплете. Обычно это переиздания в новых обложках, жанровые книги (готика, любовные романы, вестерны и т. д.) и сериалы вроде «Наемников», «Выжившего», «Сексуальных приключений сладострастного дурачка»… вы уже поняли, о чем речь. В море этих изданий иной раз встречаются очень хорошие книги, и речь идет не только о романах Бахмана. Первые издания многих романов Дональда Уэстлейка выходили в мягкой обложке под псевдонимами Такер Коу и Ричард Старк. Эвана Хантера — под псевдонимом Эд Макбейн. Гор Видал пользовался псевдонимом Эдгар Бокс. А совсем недавно Гордон Лиш выпустил превосходный роман «Каменный мальчик», на обложке которого значится совсем другая фамилия.
Бахмановские романы подпадали под категорию «обычных книг», призванных заполнить стойки в аптечных магазинах и на автобусных вокзалах Америки. То было мое требование. Я не хотел, чтобы Бахман «высовывался». Так что бедняге не повезло с самого начала.
Однако мало-помалу Бахман приобрел почитателей своего таланта. Его последний роман, «Худеющий», изданный в переплете, разошелся тиражом двадцать восемь тысяч экземпляров, прежде чем у Стива Брауна, продавца одного из вашингтонских книжных магазинов и писателя, зародились подозрения. Он отправился в библиотеку конгресса и на авторском бланке одного из романов Ричарда Бахмана обнаружил мою фамилию. Двадцать восемь тысяч экземпляров — это не много, во всяком случае, далеко до уровня бестселлера, но на четыре тысячи больше, чем количество экземпляров моей книги «Ночная смена», проданных в 1978-м году. Я рассчитывал, что после «Худеющего» Бахман напишет детективный роман «Мизери», который «закинул» бы «Дикки» на орбиту бестселлеров. Разумеется, теперь нам этого не узнать, не так ли? Ричард Бахман, переживший операцию по удалению опухоли мозга, умер от гораздо более редкой болезни: рака псевдонима. Он умер, оставив без ответа более чем важный вопрос: труд поднимает тебя на вершину или все это лотерея?
Возможно, вам кое-что скажет следующее обстоятельство: пока автором «Худеющего» был Бахман, магазины продали двадцать восемь тысяч экземпляров, когда им стал Кинг — объем продаж возрос в десять раз.
На самой идее псевдонима поставлено клеймо. В прошлом было совсем не так: в те времена писание романов считалось чем-то зазорным, скорее грехом, чем профессией, поэтому использование псевдонима позволяло защитить себя (и родственников) от осуждающих взглядов и вопросов. По мере того как писатели прибавляли в статусе, ситуация менялась. Теперь как критики, так и читающая публика с подозрением относятся к произведениям мужчины или женщины, которые решили воспользоваться псевдонимом. Если бы произведение того заслуживало, таково общественное мнение, автор подписал бы его своим настоящим именем. Если он солгал в имени, читать книгу бессмысленно.
Вот я и хочу сказать несколько слов о книгах Бахмана. Хорошие это романы? Не знаю. Достойные? Думаю, что да. Под достойными я понимаю одно: написаны они не халтурно, а с полной самоотдачей. Причем нынче я могу только позавидовать той энергии, которую в прошлом воспринимал как нечто само собой разумеющееся. «Бегущего человека», к примеру, я написал за семьдесят два часа и опубликовал практически без редакторской правки. Слабые это книги? В целом нет. А местами… возможно…
Я был не так молод, когда писал эти романы, чтобы отбросить их как юношеские опыты. С другой стороны, я до сих пор не могу поверить в сверхпростые мотивы (от них отдает фрейдизмом) и несчастливые концовки. Самый последний из упомянутых здесь романов Бахмана, «Дорожные работы», писался между «Жребием» и «Сиянием» как попытка написать «нормальный роман» (по молодости меня еще смущал ненароком заданный на вечеринке вопрос: «А когда же вы напишете что-нибудь серьезное?»). Я также думаю, что писал этот роман, пытаясь осмыслить крайне болезненную смерть матери годом раньше: она умерла от рака, который пожирал ее заживо. Я очень горевал, меня потрясла та боль, которую ей пришлось испытать. Подозреваю, что в «Дорожных работах» я старался как-то подступиться к загадке человеческой боли.
Прямой противоположностью «Дорожным работам» является «Бегущий человек», возможно, лучший из этих четырех романов, потому что главное в нем — сюжет. Движется он споро, а все, к сюжету не относящееся, отбрасывается в сторону.
И «Долгая Прогулка», и «Ярость» перенасыщены нравоучениями (как в тексте, так и в контексте), но и сюжет достаточно интересен. Однако именно читатель, а не писатель, решает, достаточно ли цельным получилось произведение, чтобы не обращать внимания на отдельные недостатки.
Могу только добавить, что два этих романа, а может, и все четыре, могли бы появиться под моим собственным именем, если бы в те годы я лучше разбирался в издательском бизнесе и не уделял столько времени учебе и семейным заботам. Я опубликовал их тогда (и разрешаю публиковать теперь), потому что они по-прежнему мои друзья. В чем-то им, несомненно, не повезло, но они все так же мне дороги.
И несколько слов благодарности: Элейн Костер, издателю НАБ (которая была Элейн Гейгер, когда эти романы впервые увидели свет), которая так долго и успешно хранила секрет «Дикки»; Кэролайн Стромберг, первому редактору «Дикки», также никому не раскрывшей его тайны, Кирби Маккоули, который продал права на издание романов «Дикки», не открыв его истинного имени; моей жене, которая поддерживала меня в написании этих романов точно так же, как и в написании остальных, которые принесли много денег. И, как всегда, вам, мои читатели, за терпение и доброту.
Стивен Кинг
Бангор, штат Мэн
Ярость
Сюзан Арц
и УТТ
Как вы понимаете, при увеличении числа переменных постоянные никогда не меняются.
Звенит колокольчик, зовет на урок,
Учитель, я выучил все назубок.
Окончились классы, кричим мы «ура»,
Узнали мы больше, чем знали вчера.
Глава 1
Утро, когда это случилось, выдалось славным, отличное майское утро. Отличное потому, что завтрак остался в желудке, а на уроке алгебры я заметил бельчонка.
Я сидел в дальнем от двери ряду, то есть у окон, и я увидел на лужайке белку. В Плейсервиллской средней школе хорошая лужайка. Она не обрывается Бог знает где, а подходит к самому зданию и говорит: привет. Никто, по крайней мере за четыре года моего пребывания в ПСШ, не попытался отодвинуть ее от здания клумбами, сосенками или декоративным кустарником. Трава подступает к самому фундаменту. Правда, два года назад на собрании горожан какая-то дамочка предложила построить на лужайке павильон и разместить в нем мемориал в честь тех парней, что учились в Плейсервиллской средней, а потом погибли в одной из войн. Мой приятель, Джо Маккеннеди, присутствовал на этом собрании, и он говорит, что предложение встретили с прохладцей. Жаль, что меня там не было. Хотел бы я посмотреть на ее физиономию. Если верить Джо, оно того стоило. Два года назад. Насколько я понимаю, именно в то время, когда у меня только поехала крыша.
Глава 2
Итак, бельчонок бежал по траве не более чем в десяти футах от меня, а я слушал миссис Андервуд, повторяющую с нами азы алгебры накануне ужасного экзамена, сдать который, судя по всему, могли только я и Тед Джонс. Я не спускал с него глаз, доложу я вам. С бельчонка, не с Теда.
На доске миссис Андервуд написала: «a=16».
— Мисс Кросс, — она повернулась к классу, — если вас не затруднит, скажите нам, что означает это уравнение.
— Оно означает что «a» равно шестнадцати, — ответила Сандра.
А бельчонок сновал взад-вперед по траве, хвост трубой, блестя маленькими черными глазками. Упитанный такой бельчонок. У мистера Бельчонка, в отличие от меня, не было проблем с завтраками, вот в это утро он и скакал в свое удовольствие. Впрочем, нынче и у меня не крутило живот, а во рту не было привкуса железа. Короче, я хорошо себя чувствовал.
— Ладно, — кивнула миссис Андервуд. — Неплохо. Но это еще не все, не так ли? Не все. Кто хочет уточнить?
Я поднял руку, но она вызвала Билли Сэйера.
— Восемь плюс восемь, — пролепетал он.
— Объясните.
— Я хотел сказать, это может быть… — Билли запнулся и провел пальцем по надписи на парте (некий Томми сообщал, что сидел здесь в 1973 году). — Видите ли, если вы сложите восемь и восемь, то…
— Одолжить вам мою математическую энциклопедию? — с улыбкой спросила миссис Андервуд. У меня заныл живот, завтрак пришел в движение, поэтому какое-то время я смотрел на бельчонка. Улыбка миссис Андервуд напомнила мне акулу в «Челюстях».
Кэрол Гранджер подняла руку. Миссис Андервуд кивнула.