— Нет ничего бесконечного, — сказал он вслух.
И тем не менее… Если он вдруг свалится в эту черную разверстую пасть, то будет падать, падать, падать и не видеть приближающегося конца. Пока не разобьется.
Усилием воли он попытался отогнать кошмарную картину. Ничего не получилось.
Увидит ли он яркую вспышку, когда его череп расколется о дно колодца? В момент, когда его тело превратится в груду мяса и раздробленных костей, придет ли к нему понимание смысла жизни и смерти?
Нет, Куэйд не посмеет, подумал он.
— Не посмеет! — забился его хриплый крик о стены колодца. — Он не посмеет меня убить!
И снова мертвая, удушающая тишина, как будто его вопль и не рвался из кромешной тьмы.
И тут его пронзила еще более жуткая мысль. Что, если Куэйд задался целью довести эксперимент до предела и поместил его в эту круглую преисподнюю навсегда, чтобы никто его не нашел и он никогда отсюда не выбрался?
Довести эксперимент до предела… Смерть была пределом. Была ли смерть в действительности целью Куэйда? Желал ли он понаблюдать, как умирает человек; как жертву постепенно охватывает страх смерти, первопричина всякого страха? Сартр писал, что никому не дано познать собственную смерть. А чужую смерть? Можно посмотреть, как разум обреченного выделывает невероятные трюки, чтобы спрятаться от горькой истины. Не здесь ли ключ к познанию великой тайны — природы смерти, ее сути? Тот, кто проникнет в эту тайну, подготовит себя к собственной смерти… Как он говорил пойти навстречу зверю, отыскать его и приласкать? Что ж, наблюдение за предсмертным ужасом другого человека — самый простой и разумный путь дотронуться до зверя.
«Да, — подумал он. — Куэйд может убить меня от страха; из-за его собственного ужаса».
Стив испытал, невеселое удовлетворение от этой мысли. Ведь Куэйд, горе-экспериментатор, одержим чужими страхами, потому что сам скован глубоко запрятанным ужасом.
Вот откуда его неуемная страсть к исследованиям того, как страх терзает других. Он пытается избавиться от собственных терзаний.
За размышлениями прошло несколько часов. В кромешной тьме разум Стива сделался стремительно-подвижным, как ртуть, но не поддающимся контролю. Он потерял способность выстраивать длинную цепочку стройных аргументов. Мысли его походили на стайку юрких и скользких рыбок, беспорядочно снующих туда-сюда. Он пытался ухватить одну из них, но она тут же ускользала.
Однако он нашел точку опоры: это необходимость обвести Куэйда вокруг пальца, переиграть его. Тогда, может быть, у Стива появится шанс на спасение. Нужно проявить выдержку, собрать волю в кулак, взять Куэйда измором, чтобы тот потерял интерес к объекту наблюдений.
На фотографиях, сделанных в те несколько часов, Стивен лежал на решетке с закрытыми глазами и хмурым лицом. Как ни удивительно, время от времени его губы трогала легкая улыбка. На большинстве снимков невозможно определить, спал он или бодрствовал, задумался или видит сон.
Куэйд терпеливо ждал.
Наконец он заметил, что глазные яблоки под веками Стива слегка подрагивают — верный признак сна. Пришло время нанести подопытному визит.
Проснувшись, Стивен обнаружил рядом с собой две плошки: одна с водой, вторая — с горячей несоленой овсяной кашей. Он поел и напился, испытывая чувство благодарности.
Пока он ел, у него возникли два странных ощущения. Во-первых, звуки как-то особенно гулко отдавались в голове. Во-вторых, некая конструкция туго сжимала его виски.
На снимках видно, как он неуклюже ощупывает собственную голову. На ней было намертво закреплено что-то вроде конской сбруи с двумя зажинами, закупорившими слуховые каналы так, чтобы ни звука не проникало в уши Стивена.
Фотографии отобразили его изумление. Его гнев. Его ужас.
Стив оглох.
Теперь он слышал лишь шум внутри головы, лязг зубов, глотательные звуки — и все это отдавалось в ушах пушечной канонадой.
Слезы навернулись на глазах. Он двинул каблуком по металлической решетке, но не различил ничего. Из его горла вырвался вопль ужаса и отчаяния. Он кричал, пока не почувствовал во рту вкус крови, но и собственного крика не услышал.
Стивен запаниковал.
Серия последовательно сделанных фотоснимков иллюстрирует возникновение, развитие и кульминацию панического страха К лицу прилила кровь, глаза расширились, рот оскалился в неправдоподобной гримасе.
Он напоминал до смерти перепуганную обезьяну.
Стивен погрузился в океан знакомых с детства ощущений: дрожь в руках и ногах, липкий пот, тошнота, головокружение. В отчаянии он схватил кувшин с водой и вылил себе на лицо: ледяная вода мгновенно остудила разгоряченный мозг. Он откинулся спиной на решетку, заставляя себя дышать глубоко и ровно.
— Успокойся, расслабься, остынь, — произнес он вслух. — Ты спокоен, спокоен, спокоен.
Своего голоса он не слышал — только звуки от движения языка во рту и слизи в носовой полости. Но теперь он воспринимал на слух то, что в нормальном состоянии человек уловить не способен: работу мозга, проносящиеся в нем мысли.
Эти звуки напоминали шелест ненастроенного радиоприемника или же легкий шум, возникающий в ушах у больного перед операцией, когда подан наркоз.
Нервная дрожь не прекратилась. От малейшего движения наручники впивались в запястья, однако боли Стив не чувствовал.
На фотографиях документально запечатлена эволюция поведения подопытного: отчаянная борьба с паническим ужасом, попытки отогнать воспоминания детства, слезы отчаяния, окровавленные запястья.
Как и бывало в детстве, в конце концов изнеможение вытеснило панику. Сколько раз маленький Стив засыпал вот так же, обессилев и чувствуя на губах горько-соленый вкус слез.
Тогда он часто просыпался от звона, шума, грохота где-то в недрах мозга Теперь же забытье принесло Стиву облегчение.
Куэйд был сильно разочарован развитием событий. Реакция Стивена Грейса, стремительная и бурная, внушила уверенность, что тот сломается с минуты на минуту. Однако, поразмыслив, Куэйд пришел к выводу, что час-другой отсрочки не имеет большого значения. В конечном успехе исследования у него не было сомнений. На подготовку ушли долгие месяцы, и Куэйд возлагал на Стива большие надежды. Но если эксперимент все-таки провалится? Такое вполне может случиться, если Стивен потеряет рассудок и не успеет открыть заветную дверцу, ведущую к разгадке тайны.
Одно слово, одно ничтожное слово — вот то, что ему нужно. Маленький знак, сама суть опыта. Или, еще лучше, — оберегающий талисман, даже молитва. То, в чем человек находит последнее спасение на пороге безумия. Нужно найти это.
Куэйд ждал, как стервятник, наблюдающий за агонией животного в расчете на поживу. Он считал минуты, оставшиеся обреченной жертве.
Проснулся Стив лицом вниз, прямо на решетке, прутья которой больно впились в щеку. Было жарко и неудобно.
Некоторое время он лежал без движения, заново привыкая к окружающей обстановке. Он разглядывал перекрещенные прутья, вмурованные в стену и образующие правильные квадраты, и неожиданно нашел в них некую прелесть. Да, прелесть! Он следовал взглядом за линиями решетки, пока не устал от этой игры. Тогда он перевернулся на спину и ощутил легкую вибрацию. Ему даже показалось, что решетка чуть сдвинулась с места.
Ну и жара! Обливаясь потом, Стив расстегнул рубашку. Во сне он пустил слюну, но даже не удосужился вытереть ее с подбородка. В конце концов, кто его видит в этой дыре?
Он наполовину стянул с себя рубаху и носком одного ботинка скинул с ноги другой.
Будет жалко, если ботинок проскользнет между прутьев и свалится в бездну. Стивен попытался сесть. Нет, ботинок удержался — два прута служили ему надежной опорой, — и можно постараться до него дотянуться.
От этой попытки решетка еще немного сдвинулась, и ботинок стал соскальзывать.
«Ради бога, — взмолился Стивен, — не падай…»
Ему стало ужасно жалко такой замечательный, такой великолепный ботинок. Ни в коем случае нельзя потерять его.
Стив рванулся к нему, и в тот же миг ботинок проскользнул между прутьями и рухнул во тьму.
Стив издал отчаянный вопль, но сам его не услышал.
О, если бы он мог различить звук падения, сосчитать секунды и рассчитать глубину колодца Он бы узнал, сколько метров (или Километров?) отделяют его от смерти.
Нервы его сдали. Стив перевернулся на живот, просунул руки между прутьев и завопил:
— Я тоже упаду! Я упаду!
Он больше не мог выносить это ожидание падения — в кромешной тьме и абсолютной тишине. Лучше последовать за ботинком в бездну и разом завершить игру.
Он бился головой о решетку, кричал, рвался вниз.
Решетка под ним снова сдвинулась.
Что-то сломалось или оборвалось — штифт, цепь или канат, то, что удерживало решетку в горизонтальном положении. Стив понемногу съезжал к краю.
Тут он с ужасом обнаружил, что цепей на нем больше нет.
Сейчас он упадет.
Тот ужасный человек решил сбросить его в пропасть. Как его звали — Куэйк, Куэйл, Куоррел?
Машинально Стивен ухватился обеими руками за прутья. Решетка продолжала наклоняться. Может быть, он все-таки не хочет следовать за собственным ботинком? Может быть, стоит удержать жизнь, еще немного жизни?
Что там, во тьме, на дне бесконечного колодца, по ту сторону решетки?
Его голову, как всегда в приступе паники, заполнили звуки: биение крови в сердце, хлюпанье слизи в носу, сухое трение языка о нёбо. Потные пальцы, вцепившиеся в прутья, были готовы разжаться. Неодолимая сила земного притяжения тянула его. Глянув через плечо в разверстую пасть колодца, Стивен различил во тьме громадных мерзких чудовищ, персонажей своих детских кошмаров. Они налезали друг на друга и пытались схватить его за ноги.
— Мама! — завопил Стивен, и в тот же миг пальцы его разжались. Он погрузился в пучину всеохватывающего ужаса.
«Мама».
Вот оно. Куэйд ясно расслышал слово, во всей его банальности.
— Мама!
Стивен понятия не имел, как долго продолжалось его падение: когда пальцы разжались, сознание отключилось. Инстинкт самос