И знаете, все это заставило меня еще больше влюбиться в нее.
Потом, однажды ночью, я проснулся, когда она спала рядом со мной. Мы часто спали на полу — там ей нравилось больше, чем на постели. Кровати, говорила она, напоминают ей о ее браке. Так или иначе, она спала под пледом на ковре в моей комнате, а я с обожанием наблюдал за ее лицом.
Если вы безумно влюблены, наблюдение за спящей возлюбленной может обернуться для вас дурным опытом Вы, наверное, знаете, как трудно отвести пристальный взгляд от этого закрытого для вас лица Словно вы стоите перед дверью, куда никогда и ни за что не сможете войти, — в разум другого человека Для тех, кто без остатка отдался любви, это ужасное испытание. В такой миг вы не существуете вне связи с любимым лицом, с личностью спящего. И если это лицо замыкается в себе и погружается в свой, неизвестный вам мир, вы теряете собственную личность и смысл существования. Планета без солнца, канувшая во тьме.
Именно так я чувствовал себя, когда ночью глядел на ее чудесные черты. Пока я мучился, растворяясь в ее личности, она начала меняться. Она спала, без сомнений, но какие же она видела сны! Казалось, сама материя ее плоти шевелится: мышцы, волосы, подбородок — все двигалось, точно захваченное глубинным приливом Губы выпятились вперед, потянув за собой складки кожи, волосы разметались вокруг головы так, словно она лежала в воде, на гладких щеках появились продольные борозды, точно ритуальные шрамы воина, и все это вздымалось и опадало, менялось, едва успев сформироваться, — ужасное зрелище! Оно испугало меня, и я, должно быть, издал какой-то звук. Она не проснулась, но будто подплыла ближе к поверхности сна, покинув глубокие воды, где скрывался источник изменений. Черты ее лица немедленно разгладились и стали привычными мирными чертами спящей женщины.
Это был, как вы понимаете, необычный опыт. Потом несколько дней я пытался убедить себя, что я ничего не видел.
Но это было бесполезно. Я знал, что с Жаклин что-то не так, но я думал, что сама она об этом не знает. Я был убежден, что ее организм развивается неправильно и нужно узнать ее историю, прежде чем рассказать ей обо всем.
Теперь, задним числом, все это кажется жутко наивным. Решить, будто она не знала о собственных силах! Но для меня легче было воображать ее жертвой, а не хозяйкой этих сил. Мужчина всегда так думает о женщине — не только я, Оливер Васси, и не только о ней, Жаклин Эсс. Мы, мужчины, не способны поверить, что в женском теле есть власть и сила, — разве только в том случае, когда она носит ребенка мужского пола. Бог вложил силу в мужскую руку, а для женщин ее нет. Так нам рассказывали наши отцы. Какими же идиотами они были!
Тем не менее я подробно и очень осторожно исследовал прошлое Жаклин. У меня имелись связи в Иорке, где она жила с Беном, и с их помощью я произвел кое-какие расследования. Чтобы связаться со мной, мой поверенный потратил неделю: он раскопал кучу дерьма, а полиция не должна была узнать правду. В конце концов новости дошли до меня, и они оказались плохими.
Бен умер — по крайней мере, это было правдой. Но он умер никак не от рака. Мой поверенный дал лишь самое общее описание трупа Бена, но подтвердил, что на теле обнаружены множественные увечья. А кто был основным подозреваемым? Моя возлюбленная Жаклин Эсс. Та самая невинная женщина, что поселилась в моей квартире и каждую ночь спала рядом со мной.
Тогда я спросил ее, что она от меня скрывает? Не знаю, на какой ответ я рассчитывал. То, что я получил, было демонстрацией силы. Жаклин сделала это свободно, без напряжения и злобы, но я же не настолько дурак, чтобы не понять скрытое предупреждение. Сначала она рассказала мне, как открыла свою уникальную власть над материей человеческих тел. В отчаянии, на краю самоубийства, она обнаружила, что в глубине ее природы пробудились силы, о которых она не подозревала. И когда она пришла в себя, эти силы выплыли на поверхность, как рыбы всплывают к свету.
Потом она показала мне самую малую из своих сил: один за другим выдернула волосы на моей голове. Всего лишь дюжину волосков — чтобы продемонстрировать мне эту потрясающую власть. Она говорила: вот волосок из-за уха, — и я чувствовал, как кожа резко натягивалась, когда Жаклин бестелесными пальцами воли выдергивала его. Потом еще один, и еще один. Это было потрясающее зрелище — она довела свою силу до уровня тонкого рукоделия и выдергивала волоски словно пинцетом.
Если честно, меня парализовало от страха Я понимал, что она играет со мной. А рано или поздно настанет время, когда она захочет, чтобы я замолчал навеки.
Но у Жаклин оставались сомнения. Она рассказала мне, что эта сила, пусть и желанная, мучила ее. Она нуждалась в ком-то, кто научил бы ее правильно использовать силу. А я не был этим «кем-то». Я был всего лишь мужчиной, который любил Жаклин, любил до ее признания и продолжал любить после.
После той демонстрации я быстро привык к новой Жаклин. Я не испугался, а еще больше привязался к этой женщине, отдававшей мне свое тело.
Моя работа превратилась в помеху и преграду между мной и моей возлюбленной. Я начал терять репутацию, а заодно и уважение, и кредитоспособность. За два-три месяца моя карьера сошла на нет. Друзья махнули на меня рукой, коллеги избегали меня.
Нельзя сказать, что Жаклин высасывала из меня жизненные силы. Я хочу уточнить это. Она не была вампиром или суккубом. То, что со мной случилось, мой уход из обычной размеренной жизни — вели хотите знать, дело моих собственных рук. Она не предавала меня, все это романтическая ложь, чтобы оправдать свою ярость. Она была морем, а я пустился в плавание. Был ли в нем хоть какой-то смысл? Всю жизнь я прожил на берегу, на твердой земле закона Я устал от этой земли. Жаклин была бездонным морем, заключенным в женское тело. Я бы с радостью утонул в ней, если бы она позволила. Но это мое собственное решение. Поймите меня. Я все выбрал сам. Я сам решил прийти в эту комнату сегодня ночью и быть с ней еще один, последний раз. По своей доброй воле.
Да и какой мужчина отказался бы? Она была (и есть) великолепна. После того как она продемонстрировала мне свою силу, я целый месяц жил в постоянном экстазе. Когда я был с ней, она показывала мне пути любви, лежащие за пределами возможностей живых существ на нашей земле. А когда я был вдали от нее, очарование не пропадало — она изменила мой мир.
Потом она меня бросила.
Я знаю почему: она нашла кого-то, кто мог научить ее пользоваться силой. Но понимание причин не утешило меня. Я сломался: потерял работу, потерял себя и последних друзей. Но что это за потери в сравнении с тем, что я потерял Жаклин…
— Жаклин.
«Боже мой, — подумала она, — это и есть самый влиятельный человек в стране? Он выглядит так скромно, так безобидно. У него даже нет мужественного подбородка».
Но сила у Титуса Петтифера была.
Он владел большим числом монополий, чем мог сосчитать. Его слово в мире финансов разрушало компании, как карточные домики, погребая надежды сотен и карьеры тысяч. За одну ночь в его тени возникали состояния, а целые корпорации падали, стоило ему на них дунуть, — они были капризами его воли. Уж этот человек знает, что такое сила. У него и нужно учиться.
— Не возражаете, если я буду звать вас «Джи»?
— Нет.
— Вы ждали долго?
— Достаточно долго.
— Обычно я не заставляю красивых женщин долго ждать.
— Да нет же, заставляете.
Она уже поняла, что он такое. Двух минут хватило, чтобы найти к нему подход: он сильнее заинтересуется ею, если она будет вести себя как можно более дерзко.
— Вы всегда называете женщин, которых никогда раньше не знали, по их инициалам?
— Это удобно, если вы не возражаете.
— Это зависит…
— Отчего?
— Что я получу, если предоставлю вам определенные привилегии.
— Например, привилегию звать вас по имени?
— Да.
— Ну… я польщен. Надеюсь, вы не слишком широко раздаете эту привилегию.
Она покачала головой. Он должен понять, что она не разбрасывает свое внимание.
— Почему вы ожидали так; долго, чтобы увидеть меня? — спросил он, — Мне все время докладывали, что вы измотали моих секретарей, требуя встречи со мной. Вам нужны деньги? Если так, вы уйдете с пустыми руками. Я разбогател, потому что был скуп, и чем богаче я делаюсь, тем скупее становлюсь.
Он говорил правду, и говорил ее прямо.
— Мне не нужны деньги, — сказала она тоже прямо.
— Это обнадеживает.
— Есть люди богаче вас.
Его брови удивленно поднялись — красотка умела ужалить.
— Верно, — сказал он.
В этом полушарии было еще полдюжины богатых людей.
— Но мне не нужны ничтожества. Я пришла не потому, что меня привлекло ваше имя. Я пришла, потому что мы можем быть вместе. У нас есть что предложить друг другу.
— Например? — спросил он.
— У меня есть мое тело.
Он улыбнулся. Это было самое прямое предложение за долгие годы.
— А что мне предложить вам за подобную щедрость?
— Я хочу учиться.
— Учиться?
— Как пользоваться властью.
Она казалась все более и более странной, эта женщина.
— Что вы имеете в виду? — спросил он, выигрывая время.
Он не понимал, что она из себя представляет. Она сбивала его с толку.
— Повторить снова, по буквам? — спросила она, вновь разыгрывая высокомерную дерзость. Ее улыбка влекла его к себе.
— Нет нужды. Вы хотите узнать, как использовать власть? Полагаю, я могу научить вас.
— Конечно, можете.
— Но, понимаете, я женат. Виржиния и я — мы вместе уже восемнадцать лет.
— У вас три сына, четыре дома и горничная по имени Мирабелла. Вы ненавидите Нью-Йорк, любите Бангкок, размер ваших рубашек шестнадцать с половиной, а любимый цвет — зеленый.
— Бирюзовый.
— И с возрастом вы похудели.
— Я не так уж стар.
— Восемнадцать лет в браке. Это вас преждевременно состарило.
— Не меня.
— Докажите.
— Как?
— Возьмите меня.