– Не буду. – Боже мой, сколько шума из ничего. – Скорее.
Рон оглянулся на машину. Йен все еще читал на заднем сидении, увлеченный какими-то плоскими супергероями, впивался взглядом в их приключения, не отрывая глаз. Мальчик рос таким серьезным: иногда Рону удавалось заставить его усмехнуться – только и всего. И он не притворялся, не пытался казаться загадочнее. Очевидно, он без сожалений уступил актерский талант сестре.
Дэбби за кустом сняла свои воскресные трусики и присела, но, как ни пыталась, пописать не смогла. Она сосредоточила на этом все свое внимание, но стало только хуже.
Рон смотрел на тянувшееся до горизонта поле. Там кричали, ссорясь друг с другом за лакомые кусочки, чайки. Он смотрел на них какое-то время, чувствуя, как теряет терпение.
– Ну же, милая, – поторопил он и оглянулся на машину: теперь Йен смотрел на него со скучающим выражением лица. Или это было что-то другое – глубокая обреченность? Мальчик вернулся к своему комиксу «Утопии», так и не поймав на себе отцовский взгляд.
И тут Дэбби закричала – завизжала так, что зазвенело в ушах.
– Боже! – Рон в секунду перемахнул через изгородь; Мэгги уже спешила за ним.
– Дэбби!
Рон увидел дочь рыдающей у куста с красным лицом. Она не отрывала взгляда от земли.
– Господи, что стряслось?
Она бессвязно залопотала. Рон тоже опустил глаза.
– Что случилось? – Мэгги с трудом перебралась через ворота. – Все в порядке… все хорошо.
На краю поля лежал клубком наполовину закопанный дохлый крот: его глаза выклевали птицы, по гниющей шкурке ползали мухи.
– О боже, Рон. – Мэгги бросила на него осуждающий взгляд, словно он специально подсунул сюда эту хрень.
– Все хорошо, зайка, – произнесла она, отпихнув локтем мужа и заключив Дэбби в объятия.
Та плакала уже тише. Городские дети, сказал про себя Рон. Если они переедут в деревню, им придется привыкнуть к таким вещам. Здесь нет уборочных машин, которые каждое утро счищают с дорог сбитых кошек. Мэгги покачивалась вместе с дочерью – кажется, истерика подошла к концу.
– Все будет в порядке, – сказал Рон.
– Конечно, будет, правда, солнышко? – Мэгги помогла ей натянуть трусики. Дэбби все еще хлюпала носом, забыв в своем горе о стыдливости.
Йен на заднем сидении машины слушал кошачий концерт сестры и пытался сосредоточиться на комиксе. Ну все сделает, чтобы привлечь внимание, думал он. Что ж, ради бога.
Вдруг стало темно.
Чувствуя, как глухо стучит сердце, он оторвал взгляд от страницы. У его плеча, всего в шести дюймах, кто-то стоял и пялился внутрь. Его лицо вызывало ужас. Йен не смог закричать, язык прилип к небу. Смог он лишь намочить штаны и бесполезно замахать руками, когда к нему потянулись длинные, покрытые шрамами лапы. Когти чудовища обхватили его лодыжки, порвав носок; дрыгая ногами, он потерял один из новеньких ботинок. Вот оно уже тянуло его по мокрому сидению к окну. К нему наконец-то вернулся голос. Не совсем его, а какой-то жалкий тонкий голосок, не способный выразить его смертельный ужас. Все равно было уже слишком поздно: тварь вытащила наружу его ноги почти до ягодиц. Через заднее окно он видел, как она тянет на себя его туловище, и тут, словно во сне, заметил у ворот папу – у него было глупое-преглупое выражение лица. Он перелез через ворота, он бежал на помощь и хотел его спасти, но двигался слишком медленно. Йен с самого начала знал, что спасти его невозможно – в своих снах он умирал так тысячу раз, и папа ни разу не подоспел вовремя. Наяву пасть чудовища оказалась даже шире – настоящая дыра, в которую его пихали вперед головой. Пахло, как из мусорных баков позади школьной столовой, но в миллион раз хуже. Когда на его макушке сомкнулись челюсти, его вырвало твари в горло.
Рон не кричал ни разу в жизни. Он считал, что кричать положено слабому полу – до этого дня. Но когда он увидел, как монстр откусил его сыну половину головы, оставалось только закричать.
Мозготряс услышал вопль и без тени страха обернулся посмотреть на издавшую его малявку. Их взгляды встретились. И взгляд Короля прошил Мильтона насквозь, точно стрела, заставил его застыть на дороге. Эти чары разрушил горестный голос Мэгги.
– О… пожалуйста… нет!
Рон выбросил взгляд Мозготряса из головы и бросился к машине, к сыну. Но его секундное сомнение дало Мозготрясу передышку, в которой он все равно вряд ли нуждался: он уже пустился бежать, держа в пасти свою добычу, брызгавшую во все стороны кровью. Ветер подхватил мелкие капли и понес их в сторону дороги – Рон почувствовал, как они окатили его легким душем.
Деклан стоял в церкви Святого Петра и слушал жужжание. Оно все не пропадало. Рано или поздно ему придется найти источник звука и уничтожить его, даже если это будет грозить ему – а так, скорее всего, и будет – смертью. Этого потребует его новый господин. Но это было нормально, и мысль о смерти Деклана не расстраивала, отнюдь. За последние несколько дней он осознал в себе честолюбие, которое вынашивал (безмолвно, даже бездумно) много лет.
Смотря на чернеющий силуэт чудовища, пока то на него мочилось, Деклан познал чистую радость. И если подобное – а ведь когда-то его это отвращало – может вызывать у него такие чувства, то на что же похожа смерть? Еще лучше. А если он умудрится умереть от руки Мозготряса, от этой широкой вонючей лапы, не будет ли это чувство бесценным?
Он поднял глаза на алтарь, на остатки потушенного полицией пожара. После смерти Кута они искали его, но Деклан мог спрятаться в дюжине разных мест, где они не нашли бы его никогда, и они скоро сдались. Их ждала добыча покрупнее. Он набрал в руки еще «Песен хвалы» и бросил книги в кучу пепла. Подсвечники оплавились, но опознать их было можно. Крест исчез: то ли растекся, то ли попал в руки к вороватому полицейскому. Он вырвал из книг несколько страниц с гимнами и чиркнул спичкой. Старые песнопения занялись быстро.
На губах Рона Мильтона дрожали слезы – давно забытый им вкус. Он не рыдал уже много лет, особенно перед другими мужчинами. Но теперь ему было все равно, да и эти чертовы полицейские – не люди вовсе. Пока он рассказывал о произошедшем, они лишь смотрели и кивали, как идиоты.
– Мы оповестили все части на пятнадцать миль отсюда, мистер Мильтон, – сказал сочувственно один из пеньков. – Холмы уже прочесывают. Что бы это ни было, мы его поймаем.
– Вы что, не понимаете? У него мой ребенок! Оно убило его у меня на глазах… – Кажется, они совершенно не осознавали ужаса произошедшего.
– Мы делаем все возможное.
– Этого мало. Та тварь… это не человек.
Смотрящий на него с сочувствием во взгляде Айвенго чертовски хорошо знал, насколько мало в ней от человека.
– Скоро прибудут люди из министерства обороны – пока они не взглянут на улики, больше мы сделать не сможем, – ответил он. И добавил, подслащивая пилюлю: – Все траты возьмет на себя государство, сэр.
– Идиот хренов! Какая разница, сколько надо денег, чтобы пристрелить его? Это не человек. Это адская тварь.
Сочувствие Айвенго испарилось.
– Если это адская тварь, сэр, – сказал он, – тогда почему она так легко добралась до преподобного Кута?
Вот кто ему нужен – Кут. Почему он раньше о нем не подумал? Кут.
Рон никогда не считал себя чересчур набожным. Но он всегда был открыт новому, и теперь, когда он увидел врага – или одного из его слуг, – он мог пересмотреть свои взгляды. Он бы поверил во что угодно, во все, что вложило бы ему в руки оружие против дьявола.
Нужно увидеть Кута.
– Как ваша жена? – спросил его офицер. Оцепеневшая от успокоительных Мэгги сидела в одной из боковых комнат, у нее на коленях спала Дэбби. Рон ничего не мог для них сделать. Им здесь было не безопаснее, чем где-либо еще.
Нужно увидеть Кута, пока тот еще жив.
Он знает то, что известно всем священникам, и он поймет его боль лучше этих обезьян. В конце концов, мертвые сыновья были краеугольным камнем церкви.
Забравшись в машину, Рон вдруг подумал, что уловил на миг запах сына: мальчика, носившего его имя (его крестили как Йена Рональда Мильтона), мальчика, родившегося от его семени, обрезанного, как и он сам. Тихое дитя, которое с такой безысходностью смотрело на него из окна машины.
В этот раз он не плакал. В этот раз он ощутил лишь ярость – и почти ей обрадовался.
До полуночи оставалось полчаса. Король Мозготряс лежал под луной на одном из убранных полей к юго-западу от фермы Николсонов. Жнивье уже потемнело, и от земли исходил привлекательный запах гниющей травы. Около него лежал лицом вниз его ужин, Йен Рональд Мильтон, с разорванной грудной клеткой. Иногда монстр приподнимался на локте и запускал пальцы в остывающее внутри мальчишеского тела рагу, выуживая оттуда вкусные кусочки.
Купаясь в серебряном свете полной луны, потягиваясь и пируя человеческим мясом, он чувствовал себя непобедимым. Он оторвал от своей тарелки почку и заглотил ее целиком.
Восхитительно.
Несмотря на обезболивающие, Кут все равно не спал. Он понимал, что умирает, и не желал терять драгоценное время. Он не знал имени того, кто допрашивал его в желтом полумраке комнаты, но говорил незнакомец так вежливо и так настойчиво, что он не мог его не слушать, хоть это и отсрочивало его воссоединение с Богом. Кроме того, вопросы были общими – все они крутились вокруг чудовища, сделавшего из него отбивную.
– Он утащил моего сына, – говорил человек. – Что вы знаете об этой твари? Прошу, расскажите. Я поверю во все что угодно, – он был в истинном отчаянии, – только объясните…
В покоившейся на горячей подушке голове Кута снова и снова крутились обрывки мыслей. Крещение Деклана. Хватка чудовища. Алтарь. Вставшие дыбом волосы, вставший член. Возможно, ему и было что ответить сидящему у его постели отцу.
– …в церкви…
Рон подался к Куту – тот уже пах землей.
– …алтарь…он боится…алтаря…
– Вы имеете в виду крест? Он боится креста?
– Нет…не…
– Не?
В его теле что-то хрустнуло, и он застыл. Рон видел, как наползает на его лицо смерть: на губах высыхала слюна, расширялись зрачки. Прошло какое-то время, прежде чем он вызвал в палату медсестру – и тихо ушел из больницы.