Я сидела на корме и смотрела на пустую гладь моря. Оно по-прежнему оставалось серым, но солнце уже начало окрашивать его в другие цвета – темно-зеленый и более глубокий сине-фиолетовый. Под яхтой покачивались пучки ламинарий и каулерпы, с которыми играл прилив. Выглядело заманчиво, и все лучше, чем угрюмая атмосфера на «Эммануэль».
– Пойду искупаюсь, – сказала я.
– Я бы не стал, милая, – ответил Рэй.
– Почему бы и нет?
– Течение, выбросившее нас сюда, должно быть довольно сильным, ты же не хочешь в него попасть.
– Но прилив еще не кончился, меня всего лишь вынесет на берег.
– Ты не знаешь, какие там перекрестные течения. Или водовороты, это вещь довольно частая. Засосет тебя в мгновение ока.
Я снова посмотрела на море. Оно выглядело довольно безобидным, но воды тут опасные, поэтому я передумала.
Анжела начала слегка дуться, поскольку никто не доел ее безупречный завтрак. Рэй ей подыгрывал. Ему нравилось с ней нянчиться, он позволял ей играть в свои дурацкие игры. Меня от этого тошнило.
Я спустилась на камбуз вымыть посуду и выбросила помои в море через иллюминатор. Они не сразу утонули, а сначала плавали в масляном пятне. Недоеденные грибы и кусочки сардин покачивались на поверхности воды, точно чья-то рвота. Еда для крабов, если хоть один уважающий себя краб снизошел до того, чтобы здесь поселиться.
Ко мне присоединился Джонатан, который, несмотря на браваду, явно чувствовал себя немного глупо. Он стоял в дверях и пытался поймать мой взгляд, пока я наливала в таз холодную воду и без особого воодушевления ополаскивала грязные пластиковые тарелки. Все, чего ему хотелось, – услышать от меня, что он ни в чем не виноват, и да, конечно, он наш кошерный Адонис. Я молчала.
– Я помогу, не возражаешь? – спросил он.
– Для двоих тут нет места, – ответила я, стараясь, чтобы это не звучало слишком резко. Тем не менее, Джонатан вздрогнул. Хоть он и расхаживал с важным видом, но вся эта история, похоже, подорвала его самооценку сильнее, чем я думала.
– Послушай, – мягко произнесла я, – почему бы тебе не вернуться на палубу и не погреться на солнышке?
– Я чувствую себя дерьмом, – сказал он.
– Это был несчастный случай.
– Полнейшим дерьмом.
– Как ты и сказал, мы уплывем с приливом.
Он оттолкнулся от дверного проема и спустился на камбуз. От нашей близости у меня едва не началась клаустрофобия. Его тела – слишком загорелого, слишком напористого – было чересчур много для такого тесного пространства.
– Говорю же, тут нет места, Джонатан.
Он положил руку на мой затылок, а я вместо того, чтобы стряхнуть ее, дала ему нежно помассировать мне шею. Потом уже хотела сказать, чтобы оставил меня в покое, но в душу словно проникла окружающая апатия. Другая ладонь Джонатана легла мне на живот и медленно заскользила к груди. К такой «помощи» я была безразлична, но если ему хотелось, то пусть.
На палубе Анжелу одолел приступ смеха, она почти задыхалась от истерики. Я легко могла представить, как она откидывает голову и трясет распущенной гривой. Джонатан расстегнул шорты, они упали на пол. Обрезание ему сделали крайне аккуратно, и его эрекция нарастала настолько гигиенично, что, казалось, не способна причинить ни малейшего вреда. Я позволила присосаться к своим губам, и его язык, точно настойчивый палец дантиста, принялся исследовать мои десны. Джонатан стянул с меня плавки, пристроился и надавил.
За его спиной скрипнула лестница, я успела оглянуться и заметить Рэя, который посмотрел в люк и уставился на ягодицы Джонатана и на сплетение наших рук. Интересно, видел ли он, что я ничего не чувствую? Понимал ли, что двигаюсь механически и ощущаю желание, лишь представляя его голову, его спину и член? Он беззвучно отошел от лестницы, и через миг, за который Джонатан успел сказать, что любит меня, я услышала смех Анжелы. Рэй описал ей то, чему только что стал свидетелем. Пусть эта сучка думает, что хочет, мне все равно.
Джонатан все еще старался. Неторопливо, но без вдохновения, насупившись, точно школьник, который пытается решить невыполнимое уравнение. Разрядка пришла без предупреждения, он лишь крепче сжал мои плечи и еще сильнее нахмурился. Толчки замедлились и прекратились, глаза Джонатана на мгновение встретились с моими. Я хотела поцеловать его, но он уже утратил всякий интерес к процессу. Вынул член, поморщившись.
– Там все становится таким чувствительным, когда я кончаю, – пробормотал он, натягивая шорты. – Тебе было хорошо?
Я кивнула.
Это смешно. Просто смешно. Застряла в глуши с этим двадцатишестилетним мальчишкой, Анжелой и человеком, которому все равно, жива я или мертва. Хотя, возможно, как и мне самой. Без всякой причины я подумала о выброшенных в море помоях, как они покачиваются на воде и ждут, пока их накроет следующей волной.
Джонатан уже поднимался по лестнице. Я заварила кофе, глядя в иллюминатор и чувствуя, как высыхает сперма, превращаясь в рифленый перламутр на внутренней стороне бедер.
Когда кофе был готов, оказалось, что Рэй с Анжелой ушли. Очевидно, решили пройтись по острову в поисках помощи.
Джонатан я нашла на корме, он сидел на моем месте и всматривался в туман. Скорее ради того, чтобы нарушить тишину, чем по другой причине, я заметила:
– Кажется, яхта немного приподнялась.
– Неужели?
Я поставила рядом с ним кружку черного кофе.
– Спасибо.
– А где остальные?
– На разведку пошли, – он смущенно оглянулся на меня. – Я все еще чувствую себя дерьмом.
Я заметила на палубе бутылку джина.
– Не рановато для выпивки?
– Хочешь немножко?
– Еще нет и одиннадцати.
– Какая разница? – и тут он указал на море: – Погляди туда.
Я перегнулась через его плечо и присмотрелась.
– Нет, туда. Следи за моим пальцем. Видишь?
– Нет.
– На краю тумана. Вон, появляется и исчезает. Вот! Опять!
В двадцати-тридцати ярдах от кормы «Эммануэль» и в самом деле мелькало в воде что-то сморщенное и коричневое.
– Это тюлень, – сказал я.
– Не думаю.
– Солнце прогревает море. Они, наверное, выбираются погреться на мелководье.
– Не похоже на тюленя. Уж очень странно переворачивается…
– Может быть, обломки…
– Возможно.
Он отхлебнул из бутылки.
– Оставь немного на вечер.
– Да, мамуля.
Несколько минут мы сидели в тишине, и только волны набегали на пляж. Хлюп. Хлюп. Хлюп.
Время от времени тюлень, или что там было, высовывался на поверхность, переворачивался и снова исчезал.
«Еще час, – подумала я, – и начнется отлив. Унесет нас от этой пародии на остров».
– Эй! – раздался вдалеке голос Анжелы, – Эй, ребята!
Ребятами она называла нас.
Джонатан встал, прикрыл глаза ладонью от яркого солнца, которое жарило все больше и больше, и равнодушно произнес:
– Она нам машет.
– Пусть машет.
– Ребята! – завизжала Анжела, не переставая махать руками.
Джонатан сложил ладони рупором и заорал:
– Чего ты хочешь?
– Идите сюда, поглядите, – ответила она.
– Хочет, чтобы мы пришли и посмотрели.
– Я слышала.
– Пойдем, – сказал он, – терять-то нечего.
Мне шевелиться не хотелось, но он потянул меня за руку. Спорить не стоило, его дыхание легко могло воспламениться.
Пробираться по пляжу оказалось непросто. Морская вода на камнях высохла, но их, будто испарина череп, покрывала скользкая пленка серо-зеленых водорослей.
Джонатану было куда тяжелее, чем мне. Дважды он терял равновесие и, чертыхаясь, тяжело валился на спину. Вскоре его шорты стали грязно-оливкового цвета, а на заднице появилась дыра.
Я, конечно, не балерина, но мне удавалось шаг за шагом одолевать пляж, избегая крупных камней, чтобы, если поскользнусь, не пришлось падать с высоты.
Каждые несколько ярдов нам приходилось перебираться через залежи вонючих водорослей. У меня получалось перепрыгивать их довольно элегантно, а злой и неуверенный в своем чувстве равновесия Джонатан шлепал прямо по ним, полностью погружая босые ноги в гниющую массу. Там была не только ламинария, но и обычный для пляжей мусор, выброшенный морем: битые бутылки, ржавые банки из-под кока-колы, покрытая тиной пробка, шарики смолы, куски крабов, бледно-желтые презервативы. И по всем этим грудам смердящих отбросов ползали огромные пучеглазые мухи. Сотнями они карабкались по мусору, друг по другу, и гудели, гудели, гудели.
Первая жизнь, которую мы тут встретили.
Я изо всех сил старалась не упасть вниз лицом, переступая через очередную полосу водорослей, когда слева от меня произошел небольшой галечный обвал. Три, четыре, пять камней запрыгали друг через друга к морю и сдвинули еще десяток за собой.
Никаких видимых причин такому явлению не было.
Джонатан даже не потрудился на него взглянуть, он был слишком занят попытками удержаться в вертикальном положении.
Оползень прекратился – энергия иссякла. Потом начался снова – уже между нами и морем. На этот раз и камни были крупнее, и подскакивали они выше. Да и вереница оказалась длиннее предыдущей. Камни ударялись друг о друга, пока несколько из них не доплясало до моря.
Бултых.
Мертвый звук.
Бултых. Бултых.
Сверху, из-за одного из валунов появился Рэй, сияя идиотской улыбкой.
– На Марсе жизнь есть! – крикнул он и нырнул обратно.
Спустя несколько опасных минут мы до него добрались. От пота наши волосы прилипли ко лбам. Джонатан выглядел скверно.
– В чем дело? – потребовал он ответа.
– Смотрите, что мы нашли, – сказал Рэй и повел нас за валуны. К первому потрясению.
Мы поднялись над пляжем и увидели противоположную сторону острова – такой же унылый пляж, за которым плескалось море. Ни жителей, ни лодок, ни признаков человеческого существования. Все это голое, точно спина кита, место было не больше полумили в поперечнике.
Но все-таки здесь была кое-какая жизнь, и это стало вторым потрясением.