Ронни изучал свое же лицо на странице новостей и чувствовал приближение своего личного апокалипсиса. Потрясенный, он решил испить чашу до дна.
Кто-то — Ронни так и не узнал, кто это, — постарался сочинить целую историю. Подробно описал тайный мир извращенца: порнография, публичные дома, секс-шопы, кинотеатры. Имя Магвайра не упоминалось нигде. Как и имена его помощников. Везде, во всем лишь один Гласс, порнограф и растлитель детей.
Ронни вернулся домой. Бернадетт сидела с детьми. Какая-то скотина, наверняка забрызгавшая слюной свою телефонную трубку, не погнушалась пересказать ей газетные сказки.
Ронни стоял на кухне около накрытого стола Он понимал, что воскресного обеда не будет. Никто не сядет за этот стол. Никто не притронется к этой еде. Он заплакал. Слезы не лились ручьями — их вытекло ровно столько, сколько нужно, чтобы излить горечь и скорбь. Он сел и, как всякий приличный человек, загнанный в угол, разработал план убийства.
В его положении раздобыть оружие было непросто. Пришлось пустить в ход всю свою осторожность, несколько ласковых слов и много денег. Полтора дня ушло у Ронни на подготовку. За это время ему удалось выяснить, где купить подходящее оружие и как им пользоваться.
Наступило его время, и Ронни приступил к делу.
Первым умер Генри Б. Он был застрелен в Айлингтоне, в собственном доме, на кухне из соснового дерева, где он наслаждался крепким кофе, сжимая в трехпалой руке маленькую чашку. Его лицо вдруг исказила гримаса жалкого ужаса. Но о пощаде не могло быть и речи. Первый выстрел продырявил Генри бок. В рану вжался отстреленный клочок рубашки. Крови было мало. Слишком мало даже по сравнению с той, что вытекла когда-то из Ронни. Тот выстрелил еще — уже более уверенно и метко. Пуля не подвела и попала в шею. Безмолвный Генри Б. медленно подался вперед, словно актер немого кино. Уродливая рука не желала расставаться с чашкой бодрящего напитка до тех пор, пока тело не распростерлось вниз лицом на полу. Завертевшаяся волчком чашка остановилась.
Ронни сделал шаг вперед и выпустил еще одну пулю в заднюю сторону шеи. Она вошла в уже выбитое им отверстие. Быстрая и аккуратная работа. Ронни пробежал через двор и скрылся за задними воротами, пораженный прежде всего тем, что совершить убийство не так уж сложно. У него было ощущение, будто он раздавил крысу в собственном винном погребе: неприятное, но необходимое дело.
Это чувство длилось пять минут. Потом его вырвало.
Так или иначе, он убил Генри. Одним «фокусником» меньше.
Смерть Бугая была куда интереснее. На собачьих бегах тот сделал верную ставку и, показывая Ронни выигравший билет, вдруг почувствовал, как между его четвертым и пятым ребрами вонзился нож.
Он не мог поверить, что кто-то вздумал убить его сейчас, когда в его руках билет с выигрышем Он с удивлением вертел головой в разные стороны, смотрел на публику, делающую ставки, словно ожидал от нее дружного смеха и признания в том, что над ним хотели немного подшутить. Разыграть по случаю приближающегося дня рождения.
Ронни провернул нож в ране (он читал, что это неминуемо приводит к летальному исходу). Бугай уже понял, что выигравший билет ему ни к чему. День для него был определенно несчастливым.
Толпа сжала тяжелую тушу и протащила труп до вертящегося турникета у выхода. Только там кто-то заметил кровь и закричал.
Ронни уже и след простыл.
Довольный и очищенный, он возвращался домой. Бернадетт собирала одежду и любимые безделушки. Ронни хотелось сказать: «Возьми все — для меня теперь это ровным счетом ничего не значит», но жена быстро выскользнула из дома. Посуда стояла на кухонном столе с того воскресенья. Приборы покрылись пылью. Особенно много пыли было на маленьких детских чашечках. Расплывшееся масло распространяло прогорклый запах. Ронни просидел неподвижно всю ночь до следующего утра. Он чувствовал, как в нем концентрировалась сила — власть над жизнью и смертью. Наконец он лег на кровать и заснул, не сняв одежды и не заботясь о том, что она может помяться. Никогда еще он не спал так крепко.
Магвайру нетрудно было догадаться, кто убил Бугая и Генри Б. Генри, хотя он вовсе не ожидал такого от Ронни. Преступный мир, к мнению которого Магвайр прислушивался, был, конечно, в восторге от грязной инсинуации в газете. Но никто в нем, включая и самого Магвайра, не думал, что жертва станет безжалостным карателем. Некоторые даже приветствовали поступок Ронни за его кровожадность и бессмысленность. Но другие полагали, что он зашел слишком далеко и необходимо укротить его, чтобы он не спутал их карты.
Дни, оставшиеся у Ронни, могли быть пересчитаны на трехпалой руке Генри Б.
Его взяли в субботу днем. Быстро схватили, не дав воспользоваться оружием, и конвоировали на склад салями и мяса. Там, среди обледенелого спокойствия камеры, они нанизали Ронни на крюк и начали пытать. Любой, кто хоть как-то был затронут судьбами Бугая и Генри Б. Генри, получил возможность изобразить на его теле свои огорчение и ярость — ножом, молотком, ацетиленовой горелкой — всем, что оказалось под рукой. Кости плеч и колени были искрошены в порошок. Мучители разорвали ему барабанные перепонки, содрали кожу со ступней.
Где-то около одиннадцати вечера им это наскучило. Их манили другие развлечения: открывались клубы, игральные дома. Пора расходиться.
Но тут явился сам Микки Магвайр, одетый в лучший костюм. Ронни понимал, что он здесь. Лишенный почти всех органов чувств, он все же разглядел в обволакивающем его тумане пистолет, поднесенный к голове. Послышался выстрел, сотрясший неподвижный затхлый воздух импровизированной камеры пыток. В мозг Ронни вошла одна-единственная пуля, пробив аккуратную дырочку во лбу — в самом центре. На изуродованном лице она казалась третьим глазом. Тело Ронни дернулось в последний раз и затихло.
Палачи отреагировали на это событие бурными аплодисментами — похвала Магвайру, так точно и изящно завершившему дело. Он принял ее с достоинством, непринужденно произнес слова благодарности и удалился играть в карты. Тело засунули в черный пластиковый пакет и бросили на окраине Эппингского леса. Было раннее утро. Солнечные лучи дрожали в кронах ясеней и платанов. Казалось, все закончено. На самом деле все только начиналось.
Тело Ронни обнаружил человек, совершавший вечернюю пробежку вдоль опушки. Его остановил неприятный запах начавшего разлагаться трупа.
Вскоре тело было передано патологоанатому. Тот без эмоций наблюдал за работой двух ассистентов, освободивших тело от одежды и разложивших ее по специальным пакетам. Патологоанатом терпеливо ждал, пока в комнату не вошла вдова. Глаза ее опухли от частых слез, лицо побледнело и казалось постаревшим Она посмотрела на мужа без проблеска любви, не вздрогнула и не поморщилась. Патологоанатом мог представить себе непростые отношения между секс-королем и его супругой: постылый брак, бесконечная ругань, обвинения супруги, ее разочарование, его жестокость… Как она, должно быть, рада возможности освободиться от кошмара и самой определять свою дальнейшую жизнь. Жизнь, в которой не будет этого негодяя. Патологоанатом подумал, не поинтересоваться ли адресом вдовушки? Она показалась ему обольстительной в своем безразличии к страданиям покойника.
Ронни чувствовал, что Бернадетт только что была рядом, а сейчас ушла. Он ощущал присутствие других людей, совершенно посторонних, заскочивших сюда, чтобы посмотреть на секс-короля. И после смерти он не перестал вызывать интерес. Ронни мог предвидеть это, но по его холодным жилам все же прокатилась волна ужаса. Он был узником, способным слышать и чувствовать окружающий мир, но бессильным действовать в нем.
Ему не удавалось освободиться из этого плена. По-видимому, он обречен вечно сидеть здесь, в своем мертвом черепе, не способный ни возвратиться в мир людей, ни отправиться на небеса, пока в нем кипит жажда мести. Именно она заставила отложить окончательную смерть, с магической легкостью заставив сознание примириться с идеей выполнения последнего земного плана. Нет, Ронни не уйдет из этого мира, пока жив Магвайр.
Круглые костяные стены его темницы начали сотрясаться. Хотелось знать, что происходит. Он собрал свою волю и попробовал сделать движение.
Патологоанатом колдовал над трупом Ронни с усердием разделывающего рыбу повара. Он выпотрошил тело по всем правилам, долго копался в месиве на месте плеч и коленей. Ронни этот человек не понравился. Настоящий мастер своего дела не позволил бы себе так смотреть на женщин и работать так топорно. По мнению Ронни, он не был профессионалом — скорее мясником. Ронни не терпелось показать этому садисту, как правильно препарировать трупы. Одной воли оказалось для этого недостаточно. Если только сфокусировать ее на чем-то, что приведет к освобождению… Но на чем?
Закончив возню с телом, патологоанатом небрежно зашил его толстыми нитками. Стянув с руки блестящую перчатку, он бросил ее вместе с испачканными кровью и слизью инструментами на роликовую тележку, где стояли склянки со спиртом. Потом он вышел, оставив тело с ассистентами.
Ронни слышал, как раздвижные двери ударились друг о друга. Кажется, он остался в одиночестве. Где-то вытекала вода, громко падали капли. Звук раздражал Ронни.
Оказалось, что он не один. Рядом с трупом стояли ассистенты патологоанатома и обсуждали его ботинки. Это было так смешно и пошло. Какая-то неприятная для Ронни примитивность, враждебная самой идее жизни.
— Помнишь те подошвы, Ленни? У моих коричневых башмаков? Редкая дрянь.
— Так я и думал.
— Выложить кучу денег, чтобы… Вот гляди. Нет, ты только посмотри: стерлись в ноль за какой-нибудь месяц.
— Тонкие, как бумага.
— Да, черт их возьми, Ленни, как бумага. Надо отнести их обратно.
— Я бы так и сделал.
— Значит, стоит отнести?
— Я бы на твоем месте отнес.
Бессмысленная трепотня. После часов пыток, после смерти, после открытия другого бытия — как это можно вынести?
Дух Ронни заметался по своей темной тюрьме: от стенки к стенке, из начала в конец, из конца в начало.