Баллард отложил посещение зоопарка и направился в Тиргартен, и там, под сенью деревьев большого парка, выбрал место и прочитал послание. Послание было от Мироненко. Русский просил о встрече по вопросу неотложной важности, в одном из домов в Мариенфельде. Баллард запомнил все в точности, а потом порвал записку в клочья.
Конечно, это могла быть ловушка, устроенная либо его собственной службой, либо вражеской. Или тест на преданность. Или попытка заманить его в такую ситуацию, в которой его можно было устранить. Впрочем, у него не было другого выхода, кроме как надеяться на то, что темной лошадкой окажется все же Мироненко. Какие бы опасности ни таило предстоящее рандеву, для Балларда это не ново. В конце концов, учитывая его скепсис относительно эффективности зрения, не каждый ли раз он встречается с очередной темной лошадкой?
Ближе к вечеру атмосферная влага сгустилась в туман, и когда Баллард вышел из автобуса на Хильдбургхаузерштрассе, туман уже овладел городом, присоединившись к пронизывающему холоду.
Баллард быстро шел по пустынным улицам. Он совершенно не знал этого района, но близость Берлинской стены наводила на мрачные догадки о том, что ничего хорошего здесь нет. Многие дома пустовали; в тех же, где кто-то жил, окна были наглухо задраены от холода ночи и прожекторов, бьющих со смотровых вышек. Лишь с помощью карты он нашел улицу, указанную в записке Мироненко.
Ни одно окно в доме не светилось. Баллард колотил в дверь, но не слышал шагов в прихожей. Он предусмотрел несколько возможных ситуаций, но не такую, чтобы ему не открыли дверь. Он постучал еще раз и еще.
Только тогда внутри дома послышалось какое-то движение и дверь наконец отворилась. Прихожая серо-коричневого цвета освещалась тусклой лампочкой без абажура Фигура, возникшая на фоне этого унылого интерьера, не походила на Мироненко.
— Ну, — произнес человек, — что вам нужно?
Его немецкий был с сильным русским акцентом.
— Я разыскиваю своего друга, — ответил Баллард.
Человек, заслонивший своим телом весь дверной проем, отрицательно замотал головой.
— Здесь никого нет, — сказал он. — Только я.
— Но мне сказали…
— Вы, должно быть, ошиблись домом.
Не успел он договорить, как из полутьмы коридора донесся шум Слышно было, как ломается мебель и кто-то закричал.
Русский посмотрел через плечо и собирался уже захлопнуть дверь, но Баллард подставил ногу. Пользуясь замешательством русского, он навалился плечом на дверь и ворвался в дом. Баллард уже был в коридоре — уже в середине коридора, — когда человек двинулся за ним. Шум погрома усилился, потом раздались чьи-то вопли. Баллард побежал на звук — мимо одинокой лампочки, в дальнее темное крыло здания. Там он чуть не заблудился, но внезапно перед ним распахнулась дверь.
Пол в комнате за дверью оказался ярко-красным и блестящим, как свежевыкрашенный. Тут же появился и красильщик. Его торс был распорот от шеи до пояса. Он пытался сдержать кровотечение руками, но кровь била струей, вымывая кишки. Он встретился взглядом с Баллардом. Глаза жертвы уже ждали смерти, но тело еще не получило сигнала лечь и умереть: оно металось, стараясь убежать от экзекуции.
От этого зрелища Баллард застыл на месте, и русский догнал его, схватил за руку и вытолкнул в коридор, что-то выкрикивая в лицо. Баллард не понимал бурного потока незнакомых фраз, но руки, сомкнувшиеся на его горле, не требовали перевода. Русский был в полтора раза тяжелее и имел хватку профессионального душителя, однако Баллард чувствовал свое превосходство. Он разжал руки нападавшего и ударил его по лицу. Удар был не очень сильным, но русский упал спиной на лестницу и затих.
Баллард вновь оглянулся на красную комнату. Умирающий исчез, оставив комки внутренностей на пороге.
Из глубины комнаты послышался смех.
Баллард повернулся к русскому.
— Ради бога, что здесь происходит? — спросил он, но тот лишь неотрывно смотрел на открытую дверь.
Едва Баллард задал вопрос, как смех прекратился. По залитой кровью стене прошла тень, и кто-то произнес:
— Баллард?
Голос был грубым, словно говорящий долго кричал, но принадлежал он, несомненно, Мироненко.
— Не стойте на сквозняке, заходите, — сказал Мироненко. — И прихватите с собой Соломонова.
Русский кинулся к входной двери, но не успел сделать и двух шагов, как Баллард крепко схватил его.
— Вам нечего бояться, товарищ, — сказал Мироненко. — Собаки больше нет.
Несмотря на эти заверения, Соломонов стал всхлипывать, когда Баллард заталкивал его в дверь.
Мироненко оказался прав: внутри было действительно теплее. Никаких следов собаки. Все залито кровью. Пока они воевали с Соломоновым, на бойню втащили тело человека, чьи метания по комнате Баллард уже видел. С ним обошлись с потрясающим варварством: голова размозжена, кишки вывалены на пол.
В тускло освещенном углу жуткой комнаты на корточках сидел Мироненко. Судя по отметинам на лице и верхней части торса, он был немилосердно избит, но его небритое лицо улыбалось своему спасителю.
— Я знал, что ты придешь. — Мироненко перевел взгляд на Соломонова. — Они выследили меня, — продолжал он. — Думаю, они хотели меня убить. Вы ведь этого хотели, товарищ?
Соломонов трясся от страха и не знал, куда девать глаза. Его взгляд натыкался то на лунообразное избитое лицо Мироненко, то на разбросанные повсюду внутренности.
— Что же им помешало? — спросил Баллард.
Мироненко встал. Даже это безобидное движение заставило Соломонова нервно вздрогнуть.
— Расскажите мистеру Балларду, — подсказал ему Мироненко. — Расскажите, что произошло.
От страха Соломонов потерял дар речи.
— Он, очевидно, из КГБ, — объяснил Мироненко. — Оба они в курсе дела. Впрочем, не совсем в курсе, если эти идиоты их не предупредили. Их послали убивать меня с пушкой и молитвой. — Он рассмеялся от этой мысли. — Хотя то и другое бесполезно в данных обстоятельствах.
— Умоляю вас… — пролепетал Соломонов. — Отпустите меня. Я ничего не расскажу.
— Вы расскажете все, что им нужно, товарищ, как требует от нас долг, — ответил Мироненко. — Верно, Баллард? Ведь мы рабы своей веры?
Баллард внимательно изучал лицо Мироненко: в нем была какая-то припухлость, не похожая на кровоподтеки. Казалось, с него сползает кожа.
— Нас заставили забыть, — сказал Мироненко.
— О чем? — спросил Баллард.
— О самих себе. — Мироненко вышел из темного угла на свет.
Что сделали с ним Соломонов и его покойный напарник? Все тело было покрыто ушибами, а на шее и висках виднелись кровавые вздутия. Баллард принял их за синяки, но они пульсировали, словно какое-то существо дышало под кожей. Впрочем, они, кажется, не беспокоили Мироненко, протянувшего руку к Соломонову. От его прикосновения неудачливый убийца обмочился. Но намерения Мироненко не были кровожадными. Нежно, так что мурашки побежали по коже, он вытер слезу со щеки Соломонова.
— Возвращайся к ним, — сказал он дрожащему Соломонову. — Расскажи им все, что ты видел.
Соломонов, казалось, не верил своим ушам или подозревал, как и Баллард, что прощение было притворным и любая попытка покинуть здание будет иметь фатальные последствия.
Но Мироненко не отступал.
— Давай же, — сказал он. — Избавь нас от своего общества. Или ты предпочитаешь остаться на ужин?
Соломонов нерешительно шагнул к двери. Не дождавшись удара, он сделал еще один шаг, и еще один, пока не добрался до выхода. Он скрылся.
— Расскажи им! — крикнул Мироненко ему вслед.
Входная дверь хлопнула.
— О чем он должен рассказать им? — спросил Баллард.
— О том, что я вспомнил, — ответил Мироненко. — Что я нашел шкуру, которую они с меня стащили.
Впервые после появления в этом доме Баллард почувствовал тошноту. Причиной ее была не кровь и не клочья плоти под ногами, а что-то во взгляде Мироненко. Он уже видел такой блеск в глазах. Но где?
— Вы… — произнес он спокойно. — Вы сделали это?
— Безусловно, — кивнул Мироненко.
— Но как? — спросил Баллард. Он ощутил знакомый гром, нарастающий в глубины головы. Чтобы отвлечься, он повторил вопрос: — Как, черт возьми?
— Мы с тобой из одного теста, — заявил Мироненко. — Я чую это в тебе.
— Нет, — сказал Баллард. Гул продолжал нарастать.
— Все науки — просто слова. Это не то, чему нас учили, но то, что мы чувствуем своим костным мозгом, своей душой.
Он и раньше говорил о душе, о том, что его хозяева умеют рвать ее на части. Тогда Баллард подумал, что такие разговоры — просто преувеличение; сейчас он не был в этом уверен. Что означали те похороны, если не усмирение какой-то скрытой части его самого? Его костного мозга, его души.
Баллард еще не успел подобрать слова, чтобы выразить свои мысли, как вдруг Мироненко насторожился. Его глаза засверкали еще ярче.
— Они снаружи, — сказал он.
— Кто?
Русский пожал плечами.
— Какая разница? Ваши или наши. И те и другие хотят заставить нас замолчать — если смогут.
С этим трудно было не согласиться.
— Мы должны действовать быстро, — проговорил Мироненко и устремился в коридор.
Входная дверь оставалась полуоткрытой. Через несколько мгновений русский оказался около нее, Баллард следовал за ним. Один за другим они выскользнули на улицу.
Туман сгущался. Он тяжело окутывал уличные фонари, делая их свет грязноватым, превращая каждый подъезд в укрытие. Баллард не стал дожидаться, пока преследователи появятся в поле зрения. Он шел за Мироненко, который уже вырвался вперед, — русский двигался очень быстро, несмотря на свою комплекцию. Балларду пришлось прибавить шагу, чтобы не потерять его из виду. Мироненко то показывался, то вновь скрывался в плотных клубах тумана.
Теперь они двигались по жилым кварталам вдоль каких-то зданий, возможно, складов. Стены, не прореженные ни единым окном, круто взмывали в темное небо.
Баллард окликнул Мироненко, чтобы тот сбавил шаг. Русский остановился и повернулся к Балларду, его неясные очертания колебались в призрачном свете. Было ли это причудливой игрой тумана или состояние Мироненко действительно ухудшалось с тех пор, как они покинули здание? Его лицо взмокло, бугры на шее увеличились.