– Что там, под маской твоего лица? – крикнул ей Валентин. – Что ты такое? Копролит? Гомункул?
Эти имена были для Гарри пустым звуком. Только близость Доротеи сейчас имела для него смысл. Ее рука накрыла его ладонь.
– А сам ты кто? – обернулась она к Валентину. Затем помягче: – Почему бы тебе не показать нам свою рану?
Доротея покинула безопасное соседство с Гарри и подошла к столу. Огонек зажигалки заметался и погас.
– Давай… – голос ее был не громче дыхания. – Я бросаю тебе вызов!
Она глянула через плечо на Гарри:
– Попросите его, Д’Амур. Пусть покажет вам, что он прячет под бинтами.
– О чем это она? – спросил Гарри. Трепета волнения в глазах Валентина было для него достаточно, чтобы убедиться в правоте требования Доротеи. – Объясните.
Валентину, однако, не оставили шанса. Сбитый с толку приказом Гарри, он оказался легкой добычей, когда Доротея потянулась через стол и выбила из его рук зажигалку. Валентин нагнулся за ней, но Доротея вцепилась в импровизированный бандаж и дернула. Бандаж порвался и отлетел.
Она шагнула назад:
– Видите?
Валентин, разоблаченный, выпрямился. Напавшее на слугу существо еще тогда, на 83-й улице, сорвало с руки фальсификацию человеческой плоти: конечность представляла собой массу сине-черных чешуек. Каждый палец пупырчатой лапы заканчивался когтем, который открывался и закрывался наподобие клюва попугая. Валентин даже не пытался скрыть правду. Любую другую реакцию затопил бы стыд.
– Я ведь предупреждала, – вздохнула Доротея. – Я предупреждала вас, что нельзя ему доверять.
Валентин пристально смотрел на Гарри.
– У меня нет оправданий, – проговорил слуга. – Я лишь прошу вас верить, что хочу сделать для блага Сванна все, что в моих силах.
– Неправда. Ты не способен на это, – сказала Доротея. – Ведь ты – демон.
– Больше того, – ответил Валентин. – Я – Искуситель Сванна. Его близкий, его любимец. Ему я принадлежу в гораздо большей степени, чем когда-либо принадлежал Бездне. И я буду бороться с ней, – он перевел взгляд на Доротею, – и с ее агентами.
Доротея повернулась к Гарри.
– У вас пистолет, – сказала она. – Пристрелите подлеца. Такой нечисти не место на земле.
Гарри глянул на покрытую гнойничками лапу, на щелкающие ногти: какие еще мерзости прятались за фасадом плоти?
– Убейте его, – скомандовала женщина.
Он вытянул из кармана пистолет. Валентин, казалось, уменьшился с момента разоблачения. Прижавшись спиной к стене, он стоял с искаженным отчаянием лицом.
– Что ж, убивайте, – сказал он Гарри. – Убивайте, если я так противен вам. Но, Гарри, умоляю вас, не отдавайте Сванна ей. Обещайте мне. Дождитесь возвращения водителя и найдите способ ликвидировать тело. Но только не отдавайте его этой женщине!
– Не слушайте, – сказала Доротея. – Ему плевать на Сванна, а мне – нет.
Гарри поднял пистолет. Даже глядя в глаза смерти, Валентин не отступал.
– Ты проиграл, Иуда, – сказала Доротея Валентину. – Фокусник мой.
– Какой фокусник? – не понял Гарри.
– Мой Сванн, кто же еще! – небрежно ответила она. – Фокусник, по-моему, здесь только один.
Гарри отвел прицел от Валентина и возразил:
– Он иллюзионист. Вы уверяли меня в этом с самого начала. «Никогда не называйте его фокусником», – попросили вы меня тогда.
– Не будьте столь педантичны, – ответила она, пытаясь легким смехом прикрыть ошибку.
Он направил пистолет на женщину. Лицо Доротеи сморщилось, она резко откинула назад голову и издала звук, который, подумалось Гарри, человек издать не мог – воспроизвести такое человеческая гортань просто не в состоянии. Крик ее эхом отозвался в коридоре и на лестнице – словно искал поджидавшее его ухо.
– Баттерфилд здесь, – отчеканил Валентин.
Гарри кивнул, и тут же Доротея пошла к нему с причудливо искаженным лицом. Она была сильна и проворна; сбросившая маскировку злоба застала Д’Амура врасплох. До него донесся призыв Валентина убить ее прежде, чем она трансформируется. Мгновение ушло на то, чтобы ухватить суть команды, а в следующее мгновение ее зубы уже коснулись горла Д’Амура. Одна из ее рук ледяными тисками сжала его запястье. Гарри чувствовал, что ей ничего не стоит раздробить ему кости: от такой хватки пальцы начали неметь, и времени оставалось лишь на нажатие спускового крючка. Грохнул выстрел. Дыхание Доротеи будто горячим потоком хлынуло на его шею. Затем она ослабила хватку и отшатнулась назад. Пуля разворотила ей живот.
Гарри с содроганием смотрел на то, что натворил. Пронзительно визжащее создание все еще напоминало женщину, которую он мог полюбить.
– Вот так… – подал голос Валентин, когда на пол офиса брызнула кровь. – А сейчас она должна показаться нам во всей красе.
Услышав его, Доротея покачала головой:
– Это все – больше мне вам нечего показать… Гарри уронил руку с пистолетом.
– Боже правый, – тихо проговорил он. – Это же она…
Доротея скривилась. Кровь не унималась.
– Ее частичка… – едва слышно обронила вдова.
– И вы всегда были заодно с ними? – спросил Валентин.
– Конечно, нет.
– Зачем же вы это сделали?
– От безысходности… – Голос ее увядал с каждым слогом. – От безверия… Кругом одна ложь.
– И вы пошли за Баттерфилдом?
– Лучше ад, – пролепетала она, – чем фальшивый рай.
– Кто вам это внушил? – прошептал Гарри.
– А как вы думаете? – перевела на него взгляд Доротея. Силы покидали ее вместе с кровью, но глаза по-прежнему сверкали. – Вы погибли, Д’Амур. И вы, и демон, и Сванн. Теперь никто вам не поможет.
Вопреки презрению и горечи в ее словах, Д’Амур не мог вот так стоять и смотреть, пока она истечет кровью. Проигнорировав приказ Валентина держаться от Доротеи подальше, Гарри шагнул ней, но стоило ему приблизиться, как женщина с потрясающей яростью рванулась к нему. Удар на мгновение ослепил его – он отлетел к высокому шкафу с картотекой, тот зашатался. На пол грохнулись оба – и Гарри, и шкаф, причем шкаф выплюнул бумаги, а Гарри – проклятия. Оглушенный, он смутно сознавал, что Доротея пытается улизнуть и двигается мимо него к двери, но настолько увлекся тем, чтобы остановить головокружение, что не смог ей помешать. К тому времени, когда он вновь обрел равновесие, Доротея ушла, оставив кровавые отпечатки ладоней на стене и двери.
Привратник Чаплин ревностно следил за вверенным ему объектом. Подвал здания был его частной вотчиной, где он сортировал и хранил офисный хлам, и досыта кормил топливом обожаемую топку бойлера, и громко читал вслух отрывки из любимой Библии – и все это без страха быть прерванным. Нездоровый кишечник позволял ему спать совсем немного. Пару часов ночью, не больше, плюс еще чуток днем. Этого хватало. В подвале он находил уединение в те периоды, когда жизнь там, наверху, становилась слишком требовательной: тепло гудящей топки дарило удивительные грезы.
А этот пресный тип в шикарном костюме ему тоже грезится? Если нет – то каким образом тому удалось попасть в подвал, когда железная дверь заперта на ключ и засов задвинут? Однако незваному гостю задавать вопросы он не стал: что-то в устремленном на него пристальном взгляде заставило привратника прикусить язык.
– Чаплин, – процедил незнакомец, едва шевеля губами, – открой-ка топку.
При других обстоятельствах Чаплин взял бы в руки лопату да и хватил бы наглеца по башке. Топку он лелеял по-отечески. Как никто на свете, он знал ее причуды и порой сварливый нрав; как никому на свете, ему был знаком ее ровный гул, когда она накормлена досыта; и оттого не по душе Чаплину был собственнический тон незнакомца. Но отчего-то воля к сопротивлению у него пропала. Привратник поднял тряпку и открыл дверцу топки, предложив ее обжигающее тепло незнакомцу – как предложил чужакам своих дочерей Лот в Содоме.
Баттерфилд улыбнулся запаху жара из открытого зева печи. Он слышал, как тремя этажами выше молила о помощи женщина, как спустя несколько секунд хлопнул выстрел. Он так и знал: не получится у Доротеи.
Поплатилась жизнью. На то, что ей удастся выпросить тело фокусника у хранителей, надежда была слабая. Невелика потеря. Просто можно было сэкономить немного времени до полномасштабной атаки, ну да теперь уж неважно. Для того чтобы завладеть душой Сванна, любые средства хороши. Он осквернил доброе имя Лукавого. И за это понесет наказание в такой мере, в какой еще не наказывали ни одного самого подлого чародея. По сравнению с тем, что уготовано Сванну, наказание Фауста покажется легким неудобством, а Наполеона – приятной прогулкой.
Как только разлетелись и замерли отголоски выстрела, Баттерфилд достал из кармана пиджака черную лакированную коробочку. Привратник уткнул взгляд в потолок – выстрел он тоже слышал.
– Не обращай внимания, – сказал ему Баттерфилд. – Поддай жару.
Чаплин повиновался. В тесном подвале резко потеплело. Привратник начал потеть, его гость – нет. С невозмутимым видом стоя в каком-то футе от открытой топки, Баттерфилд неотрывно глядел на ток огня. Наконец он удовлетворенно кивнул.
– Достаточно, – проговорил он и открыл лакированную коробочку. Чаплину показалось, что в ней он заметил какое-то мельтешение – будто она доверху наполнена личинками мух, однако приглядеться получше не удалось: коробочка вместе со всем содержимым полетела в пламя.
– Дверцу закрой, – приказал Баттерфилд. Чаплин закрыл. – Можешь понаблюдать за ними, тебе понравится. Им нужен добрый жар – он делает их могучими.
Адвокат оставил Чаплина дежурить у топки и вернулся в прихожую. Сквозь приоткрытую входную дверь привратник видел, как на улице, вынырнув из прохладной тьмы, пушер встретился с клиентом. Они шептались, пока торговец не заметил взгляд адвоката.
– Не обращайте внимания, – сказал Баттерфилд, отвернулся и стал подниматься по лестнице. Вдову Сванн он нашел на первой площадке. Она была еще жива, и Баттерфилд быстро довершил начатое Д'Амуром.
– Дело плохо, – сказал Валентин. – Слышите – шум внизу. Другой выход отсюда есть?