Баллард отложил свой визит в зоопарк, отправившись вместо этого в Тиргартен, и там – в дебрях огромного парка – нашел место, чтобы прочесть послание. Это оказалась записка от Мироненко с просьбой встретиться и обсудить весьма срочный вопрос. Местом для встречи был назван дом в Мариенфельде. Запомнив все детали, Баллард разорвал записку на мелкие клочки.
Вполне возможно, приглашение было ловушкой, устроенной либо своими, либо противниками. Это могла быть проверка его лояльности или попытка загнать в такую ситуацию, где с ним бы с легкостью покончили. Однако, несмотря на сомнения, у Балларда не оставалось выбора, кроме как пойти в надежде, что на этом свидании вслепую действительно появится Мироненко. Какие бы опасности ни таило в себе рандеву, ничего нового в них не будет. В самом деле, учитывая его давние сомнения в эффективности зрения, разве не была ли каждая из назначенных им встреч в некотором смысле свиданием вслепую?
К вечеру влажный воздух сгустился, превратившись в туман, а когда Баллард сошел с автобуса на Хильдбургхаузерштрассе, тот уже окутал город, придав холоду новые силы в умении создавать неудобства.
Баллард быстро шагал по тихим улицам. Он почти не знал района, но близость к Стене лишала эти места и той толики очарования, которым они когда-то обладали. Многие дома стояли пустыми, а большинство обжитых наглухо заперлись от ночи, холода и прожекторов, сиявших на сторожевых вышках. Лишь с помощью карты Баллард отыскал крошечную улицу, упомянутую в записке Мироненко.
Свет в доме не горел. Баллард громко постучал, но шагов в холле не услышал. Он предвидел несколько возможных сценариев, но то, что в доме никто не отзовется, в их число не входило. Баллард постучал еще раз, а затем еще. Лишь тогда внутри раздались какие-то звуки и дверь наконец отворилась. Выкрашенную в серо-коричневый цвет прихожую освещала лампочка без абажура. Человек, чей силуэт обозначился на фоне этого убогого интерьера, был вовсе не Мироненко.
– Да? – произнес он. – Что вам нужно?
В его немецком отчетливо слышались московские интонации.
– Я ищу своего друга, – ответил Баллард.
Мужчина – почти такой же широкий, как дверной проем, в котором он стоял, – покачал головой:
– Здесь никого нет. Только я.
– Мне сказали…
– Должно быть, вы ошиблись домом.
Не успел привратник закончить фразу, как из мрачного коридора донесся шум. Упала мебель, кто-то закричал.
Русский бросил взгляд через плечо и хотел уже захлопнуть дверь прямо перед носом у Балларда, но тот успел сунуть в проем ногу и, пользуясь замешательством мужчины, навалился на створку. Баллард пробежал уже половину прихожей, когда русский сообразил погнаться следом. Грохот усилился, но теперь его заглушал чей-то визг. Следуя на звуки, Баллард миновал владения одинокой лампочки и скрылся во мраке задней части дома. В тот момент он вполне мог заблудиться, но тут перед ним распахнулась дверь.
За ней оказалась комната с алыми половицами, блестевшими так ярко, словно их только что покрасили. А после появился и декоратор собственной персоной. Его торс был разорван от шеи до пупка. Мужчина тщетно зажимал эту прорванную плотину, но не мог остановить поток – кровь хлестала наружу вперемешку с внутренностями. Он встретился взглядом с Баллардом – глаза были полны смерти, но тело еще не получило приказ лечь и умереть, оно тряслось в жалкой попытке сбежать с места казни.
Зрелище заставило Балларда остановиться, и русский, встреченный у входной двери, наконец нагнал его, схватил и вытащил обратно в коридор, что-то выкрикивая прямо в лицо. Панические вопли на русском были за пределами понимания Балларда, зато руки, сжавшие горло, в переводе не нуждались. Противник был вдвое тяжелее и обладал хваткой опытного душителя, но Баллард и безо всяких усилий почувствовал свое превосходство. Он отнял от шеи руки нападавшего и двинул того по лицу. Удар вышел неожиданным. Русский опрокинулся на лестницу, его крики смолкли.
Баллард оглянулся на залитую алым комнату. Мертвец исчез, хотя на пороге остались ошметки его плоти. Изнутри донесся смех.
Баллард повернулся к русскому:
– Что, во имя всего святого, происходит? – потребовал он ответа, но мужчина просто таращился сквозь распахнутую дверь.
Едва Баллард заговорил, смех оборвался. По забрызганной кровью стене скользнула тень, и кто-то произнес:
– Баллард?
Голос, хоть и хриплый, словно его владелец кричал день и ночь напролет, принадлежал Мироненко.
– Не стой на холоде, – сказал он. – Заходи. И приведи Соломонова.
Тот попытался дернуться к выходу из дома, но Баллард схватил его прежде, чем русский успел сделать и пару шагов.
– Бояться тут нечего, товарищ, – произнес Мироненко. – Пес ушел.
Несмотря на заверение, Соломонов начал всхлипывать, когда Баллард подтолкнул его к открытой двери.
Мироненко был прав – внутри оказалось теплее. И никаких следов собаки. Однако крови с избытком. Разорванного человека, которого Баллард видел в дверном проеме, утащили обратно в эту скотобойню, пока они с Соломоновым дрались. С телом обошлись с поразительным зверством – голова была размозжена, а внутренности превратились в зловещий сор под ногами.
В темном углу этой страшной комнаты на корточках сидел Мироненко. Судя по припухлостям на голове и туловище, его жестоко избили, но на небритом лице сияла обращенная к спасителю улыбка.
– Я знал, что ты придешь. – Затем взгляд Мироненко упал на Соломонова. – Они меня выследили. Полагаю, хотели убить. Вы ведь это задумали, товарищ?
Соломонов дрожал от страха, его взгляд перебегал с покрытого синяками лица Мироненко на валявшиеся повсюду обрывки кишок и нигде не находил убежища.
– Что же их остановило? – спросил Баллард.
Мироненко встал. Даже это неспешное движение заставило Соломонова вздрогнуть.
– Расскажи мистеру Балларду, – подтолкнул того Мироненко. – Расскажи ему, что случилось.
Соломонов был слишком напуган, чтобы говорить.
– Они, конечно, из КГБ, – объяснил Мироненко. – Доверенные люди. Но не настолько доверенные, чтобы их, бедных идиотов, предупредили. И отправили убить меня, вооружив только пистолетом и молитвой, – эта идея его рассмешила. – В данных обстоятельствах и от того и от другого мало проку.
– Я умоляю тебя… – пробормотал Соломонов, – отпусти. Я ничего не расскажу.
– Ты расскажешь то, что они захотят от тебя услышать, товарищ. Как и все мы, – ответил Мироненко. – Разве не так, Баллард? Ведь все мы рабы нашей веры?
Баллард внимательно разглядывал лицо Мироненко – оно распухло, но одними синяками этого было не объяснить. Казалось, кожа у него расползалась.
– Они заставили нас забыть, – произнес Мироненко.
– Забыть что? – уточнил Баллард.
– Самих себя, – последовал ответ, и вместе с ним Мироненко вышел из темного угла на свет.
Что сделали с ним Соломонов и его мертвый напарник? Тело Мироненко превратилось в сплошное месиво из мелких ушибов, а на шее и висках виднелись окровавленные шишки, которые Баллард мог бы принять за синяки, но они пульсировали, словно под кожей что-то пряталось. Однако Мироненко не выказал ни малейшего беспокойства. Он протянул руку к Соломонову. От его прикосновения несостоявшийся убийца утратил контроль над своим мочевым пузырем, но намерения Мироненко не были смертоносными. С жутковатой нежностью он смахнул слезу со щеки Соломонова.
– Возвращайся к ним, – посоветовал он ему. – Расскажи, что ты видел.
Соломонов, казалось, едва верил своим ушам или же подозревал – как и Баллард, – что прощение было притворством и любая попытка уйти приведет к фатальным последствиям.
Но Мироненко стоял на своем:
– Уходи. Покинь нас, пожалуйста. Или ты предпочитаешь остаться и поесть?
Соломонов сделал неуверенный шаг к двери. Когда нападения не последовало, он сделал второй шаг, затем третий и вскоре скрылся.
– Расскажи им! – крикнул вслед Мироненко. Хлопнула входная дверь.
– Рассказать им что? – спросил Баллард.
– Что я вспомнил, – ответил Мироненко. – Что я нашел кожу, которую они у меня украли.
Впервые после появления в этом доме Балларда начало подташнивать. И дело было не в крови и не в костях под ногами, а во взгляде Мироненко. Он уже видел однажды такие сияющие глаза. Но где?
– Ты… – тихо произнес он, – ты это сделал.
– Конечно.
– Как? – В затылке начало нарастать знакомое грохотание. Баллард, стараясь не обращать на него внимания, продолжал добиваться от русского каких-нибудь объяснений: – Как, черт тебя побери?
– Мы одинаковые, – ответил Мироненко. – Я чувствую это в тебе.
– Нет, – сказал Баллард. Шум усиливался.
– Догмы – всего лишь слова. Важно не то, чему нас учат, а то, что мы знаем. Своим естеством, своей душой.
Однажды он уже говорил о душах и о построенных его хозяевами местах, где человека могут расколоть на части. В то время Баллард считал подобные разговоры просто блажью, но теперь уже не был в этом так уверен. Чем была та похоронная процессия, если не подчинением какой-то потаенной части его самого? Части естества, части души.
Прежде чем Баллард успел подобрать нужные слова, Мироненко замер, его глаза заблестели еще ярче прежнего.
– Они снаружи, – сказал он.
– Кто?
Русский пожал плечами:
– Разве это имеет значение? Или ваши, или наши. И те и другие заставят нас замолчать, если смогут.
И это была чистая правда.
– Мы должны поторопиться, – сказал он и направился в коридор.
Входная дверь была приоткрыта. Через минуту Мироненко оказался у нее. Баллард шел следом. Вместе они выскользнули на улицу.
Туман сделался еще гуще. Он лениво окутывал уличные фонари, приглушая их свет и превращая в убежище каждый дверной проем. Баллард не стал дожидаться, пока преследователи выйдут из укрытий, и поспешил за Мироненко, который, несмотря на свою тучность, был уже далеко впереди. Чтобы не упустить его, Балларду пришлось прибавить шаг. Только что русский был виден, а в следующий миг вокруг него сомкнулся туман.