– Поднимался. А что?
– Не помните, подходил он к гробу?
Гарри покачал головой.
– Хорошо, – вздохнул Валентин. – Значит, защита еще не взломана, и это дает нам небольшой выигрыш во времени. Сванн был превосходным тактиком. Но ему случалось бывать беспечным. На этом они его и подловили. Элементарная беспечность. Сванн знал, что за ним охотятся. Я так ему и говорил: надо немедленно прервать гастроли и вернуться домой. Какое-никакое, но все же убежище…
– Вы считаете, это убийство?
– Боже правый! – Валентин всплеснул руками, поразившись словам детектива. – Ну, конечно же!
– Выходит, он пренебрег спасением, так? Человек-то погиб.
– Погиб, да. Пренебрег спасением? Нет.
– А с чего это вас прорвало? Вы со всеми так откровенничаете?
Валентин опустил руку на плечо Гарри и с неподдельной искренностью воскликнул:
– О, что вы! Я никому не доверяю так, как вам.
– Довольно неожиданно, – удивился Гарри. – Могу я поинтересоваться, почему?
– Потому, что вы по горло во всем этом… Впрочем, как и я сам.
– Лично я – нет, – возразил Гарри, но Валентин не обратил внимания на отказ и продолжил:
– На данный момент нам неизвестно, сколько их. Возможно, они просто подослали Баттерфилда, но я думаю, это маловероятно.
– Кто «они»? Кто подослал Баттерфилда? Мафия?
– Нам немного повезло, – сказал Валентин, выудив из кармана клочок бумаги. – Сванн был с этой женщиной. В тот вечер в театре после выступления. Возможно, она имеет представление об их силе.
– Так, значит, есть свидетель?
– Она не обращалась в полицию… Да, свидетель есть. Видите ли, мне приходилось бывать сводником хозяину, организовывать некоторые его адюльтеры – так было удобнее сохранять их в тайне. Может, попробуете поговорить с ней… – Он резко умолк. Где-то поблизости проснулась музыка. Казалось, подвыпившая джаз-банда импровизировала на волынках: резкая, с хрипом и посвистом какофония. Лицо Валентина мгновенно исказило страдание. – Боже, помоги нам… – тихо проговорил он и начал пятиться от Гарри.
– Да в чем дело?
– Вы умеете молиться? – спросил Валентин, отступая по 83-й улице. С каждой секундой шум бессвязной музыки нарастал.
– Не молился лет двадцать, – сказал Гарри.
– Тогда учитесь, – был ответ, и, развернувшись, Валентин побежал.
Не успел он сделать нескольких шагов, как по улице с севера двинулась волна темноты, гася на своем пути дорожные знаки и фонари. Неоновые вывески тускнели и умирали; кое-где из окон верхних этажей полетели возмущенные голоса, и, в то время как исчезали огни, музыка, будто вдохновленная проклятиями, встрепенулась в еще более лихорадочном ритме. Сверху донесся воющий звук. Подняв голову, Гарри на фоне закрутившейся воронки облаков увидел опускающийся на улицу косматый силуэт, в кильватере которого тянулась жуткая вонь гниющей рыбы. Без сомнений, его мишенью был Валентин. Перекрывая вой, музыку и несущуюся из окон ругань, Гарри крикнул, но одновременно с его криком донесся из темноты и резко оборвался жалобный вопль Валентина.
Гарри стоял во мраке, и ноги отказывались нести его туда, откуда прилетела мольба. Тошнотворный смрад по-прежнему бил в нос. И тут другая волна – энергии, прокатившись вдоль улицы и смыв темень, разбудила фонари и неоновые вывески баров. Достигнув Гарри, она обнажила то место, где он в последний раз видел Валентина: никого – пустынный тротуар до следующего перекрестка.
Суматошный джаз умолк.
Ища глазами человека, зверя или останки того или другого, Гарри медленно двинулся вперед. В двадцати шагах от того места, где он стоял, асфальт тротуара был мокрым. К его радости, не от крови – жидкость цветом и мерзким запахом напоминала желчь. В разлетевшихся брызгах кое-где виднелись мелкие кусочки того, что могло бы быть человеческой плотью. Валентин несомненно боролся и даже ранил напавшего: чуть дальше на тротуаре виднелись следы крови – туда, видно, раненое существо отступило, чтобы повторить атаку. Гарри сознавал, что перед такой свирепостью его скудные силы абсолютно бесполезны, и тем не менее остро чувствовал свою вину. Он ведь слышал крик и видел пике нападавшего, однако от страха подошвы его ботинок словно приклеились к тротуару.
Такой же страх душил его на Уикофф-стрит – в тот момент, когда демонический любовник Мими Ломакс окончательно отбросил все притязания на человеческий вид. Комната тогда наполнилась невыносимой вонью эфира и человеческих нечистот, и демон, поднявшись во весь рост в своей жуткой наготе, показал ему такое, от чего Гарри едва не поседел. То, что тогда увидел Д’Амур, так с ним и осталось. Навсегда.
Он опустил глаза на зажатый в руке клочок бумаги, что дал ему Валентин: имя и адрес были нацарапаны наспех, но поддавались чтению.
Человек разумный, напомнил себе Гарри, порвал бы эту записочку и выбросил к черту. Однако события на Уикофф-стрит научили его одному: от такого зла, которое он сегодня видел во сне и наяву, просто так избавиться не удастся. Он должен взять след, найти источник, какой бы отвратительной ни казалась сама мысль об этом, и расправиться с ним собственными руками.
Однако для подобного занятия время было неподходящее: на сегодня событий и так хватило. Он вернулся к Лексингтон-стрит и, поймав такси, отправился по адресу. На трель звонка с табличкой «Бернстайн» не вышел никто, кроме заспанного портье, с которым Гарри вступил в тщетные пререкания через стеклянную дверь. Разбуженный посреди ночи портье был зол. Мисс Бернстайн дома нет, продолжал уверять он, и оставался непреклонным даже когда Гарри, понизив голос, сообщил, что речь идет о жизни и смерти. Но стоило ему достать бумажник, как в глазах портье мелькнула искорка участия. Наконец он впустил гостя.
– Да нету ее дома, – заталкивая в карман банкноты, портье зевнул. – Уже несколько дней.
Гарри поехал на лифте: ноги гудели, а спину ломило. Хотелось спать; нет, сперва бурбона, а затем – спать. На стук в дверь, как и предрекал портье, никто не отозвался, но Гарри продолжал стучать и звать:
– Мисс Бернстайн! Вы здесь?
Ни малейшего признака живой души – до тех пор, пока он не сказал:
– Мне надо поговорить о Сванне.
Прямо за дверью прошелестел тихий вздох.
– Здесь есть кто-нибудь? – спросил Гарри. – Ответьте, прошу вас. Не бойтесь…
Несколько секунд спустя тягучий и унылый голос пропел:
– Сванн умер…
Хорошо хоть, не ты, подумал Гарри. Какие бы силы ни унесли Валентина, до этого уголка Манхэттена они еще не добрались.
– Можно с вами поговорить? – спросил он.
– Нельзя… – последовал ответ. Вялый огонек ее голоса, казалось, вот-вот угаснет.
– Лишь парочку вопросов, пожалуйста, Барбара…
– Я в животе тигра, – неторопливо протянула она. – А он не хочет, чтобы я вам помогала.
Нет, похоже, сюда они уже добрались.
– Вы не могли бы дотянуться до двери? – продолжал упрашивать он. – Просто вытяните вперед руку…
– Но он же съел меня.
– Попытайтесь, Барбара. Тигр не будет против. Дотянитесь!
За дверью все стихло, потом раздался шорох. Что она делала – то, что он просил? Похоже. Он услышал, как ее пальцы коснулись защелки замка.
– Вот так, хорошо, – подбодрил он женщину. – Теперь поверните ее.
И тут же подумал: а представь себе, она говорит правду и за дверью слопавший ее тигр? Отступать было поздно – дверь начала открываться. Зверей в прихожей не оказалось – его встретила женщина. И запах немытого тела. Было очевидно, что после бегства из театра она не принимала душ и не переодевалась. Вечернее платье на ней было испачкано и порвано, кожа – серая от въевшейся грязи. Гарри вошел.
Словно отчаянно боясь его прикосновения, женщина отпрянула назад.
– Все хорошо, не волнуйтесь, – сказал он. – Тигра нет.
Распахнутые глаза Барбары казались опустошенными; что за грезы в них блуждали – ведал лишь ее рассудок.
– Что вы, он здесь, – возразила она. – Ведь я же в тигре. Я в нем на веки вечные…
Поскольку у него не было ни времени, ни умения разубеждать ее в обратном, Гарри решил, что мудрее будет смириться.
– Как вы туда попали? – спросил он. – То есть в тигра? Это произошло, когда вы были со Сванном?
Она кивнула.
– Вы помните, как было дело?
– О да.
– Что конкретно вы помните?
– Помню шпагу, она упала. Он наклонился, чтобы поднять… – она умолкла и нахмурилась.
– Что поднять?
Внезапно она, казалось, сильно смутилась и спросила:
– Как же вы можете слышать меня, если я в тигре? Вы что – тоже в тигре?
– Может, и так, – ответил он, не желая детально анализировать метафору.
– Представляете, мы здесь на веки вечные. Нам никогда не выбраться.
– Кто вам это сказал?
Она не ответила, но чуть вздернула голову:
– Слышите?
– Что именно?
Она отступила еще на шаг. Гарри прислушался – ничего. Однако растущее беспокойство в лице Барбары вынудило его вернуться к входной двери и распахнуть ее. Лифт поднимался. С порога Гарри слышал его мягкое урчание. Хуже было другое: освещение в коридоре и на лестнице вдруг начало портиться, лампы теряли силы с каждым футом, пройденным восходящим лифтом.
Гарри развернулся, подошел к Барбаре и взял ее за запястье. Она не противилась и не сводила глаз с двери, будто именно оттуда к ней должен был вернуться рассудок.
– На лестницу, – скомандовал Гарри и повел ее к площадке. Лампы едва теплились. Он бросил взгляд на табличку с номером этажа над дверями лифта. Последний этаж или предпоследний? Этого он не помнил, и до полной темноты размышлять об этом не оставалось ни секунды.
Спотыкаясь на незнакомой территории, он тянул за собой девушку, моля Бога попасть на лестницу до прихода лифта на их этаж. Барбара начала упираться, но он рывком заставил ее не отставать. И в то мгновение, как его нога опустилась на первую ступеньку, лифт закончил подъем.
Двери с шипением расползлись, и холодное свечение омыло площадку. Источника Гарри не видел, да и видеть не хотел, но эффект поражал, позволяя невооруженному глазу без труда рассмотреть каждое пятнышко и трещинку, каждый малейший признак порчи, зарождающейся ржавчины, подкрадывающихся гниения и распада, которые искусно камуфлировала краска на стенах и потолке. Необычайное зрелище украло внимание Гарри лишь на мгновение; он крепче сжал руку Барбары, и они начали спускаться. Бернстайн как будто оставалась безучастна к их побегу, однако очень заинтересовалась происходящим на площадке перед лифтом: засмотревшись, она споткнулась и налетела на Гарри. Оба чуть не повалились, но детектив вовремя ухватился за перила. Разозлившись, он повернулся к ней. С площадки их не было видно, но свечение сползло по ступеням вниз и упало на лицо и руки Барбары, и под немилосердным исследованием света Гарри увидел следы разложения. Увидел гниющие зубы и отмирающие кожу и ногти. Без сомнения, и Барбара увидела бы подобную картину, взгляни она на него, однако женщина по-прежнему смотрела через плечо назад и вверх. Источник света пришел в движение. Его сопровождали голоса.