Постановление правительства о ГЦБИЛ
Сразу после окончания войны произошли изменения в деятельности Библиотеки. Обучение иностранным языкам перестало быть делом ГЦБИЛ, так как появилось множество специальных учебных заведений и курсов иностранных языков. Основное внимание мы стали уделять читателям, знающим иностранный язык и желающим повысить свои языковые познания. Начиная с 1945 года появились кружки чтения классиков иностранной литературы, разговорной практики, семинары по изучению научной грамматики, технике перевода и т. д. Кружки посещали люди разных профессий — научные работники, аспиранты, преподаватели вузов, студенты, артисты, военные, инженерно-технические работники и др. В первую очередь Библиотека сочла необходимым организовать сеть семинаров для преподавателей, готовящихся к сдаче кандидатских экзаменов и к защите диссертаций. Позднее были организованы специальные семинары для педагогов языковых вузов. Была установлена деловая связь с Министерством высшего образования, и Библиотека стала базой, где преподавателям иностранных языков вузов оказывалась необходимая методическая и научно-библиографическая помощь. В 1946 году в Библиотеке был организован специальный зал для педагогов, который и явился центром, где сосредоточилась эта работа.
Возникла новая форма деятельности, так называемые методические чтения, на которых преподаватели иностранных языков вузов обменивались накопленным методическим опытом, как-то: составление программ по обучению иностранным языкам, принципы построения учебников, критика отдельных методов преподавания языков. На этих методических чтениях проводился также критический анализ наиболее популярных учебников иностранных языков, многие из которых обсуждались еще в рукописи.
К обсуждению всегда привлекались авторы, и результаты дискуссий отражались в прессе. Обсуждались, например, учебники С.П.Суворова, А.Н.Шевалдышева, В.Р.Гундризера, М.А.Данциг — по английскому языку; И.В.Рахманова и К.М.Погодилова — по немецкому языку; Л.П.Милициной — по французскому языку и др. На методических чтениях рассматривались также тематические вопросы преподавания иностранных языков. При Библиотеке силами крупнейших специалистов устраивались систематические консультации по методике преподавания иностранных языков.
Большую работу для педагогов иностранных языков провел лекторий Библиотеки. Устраивались лекции известных языковедов и методистов. Особой популярностью пользовались лекции Н.С.Чемоданова, И.В.Рахманова, М.В.Сергиевского, В.С.Виноградова, Э.Г.Ризель, К.А.Ганшиной и др.
В 1946 году Постановлением СМ СССР за подписью Сталина было организовано на правах министерства Издательство иностранной литературы (ИЛ) при СМ СССР. В документах Госплана СССР оно проходило отдельной строкой. В этом же Постановлении были отменены валютные ассигнования на покупку иностранной литературы всем библиотекам, за исключением трех — Библиотеки им. Ленина, Библиотеки АН СССР и Публичной Библиотеки им. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде. Выписка иностранной литературы сосредоточилась в издательстве. Мы остались без валюты и, значит, без возможности пополнения фонда Библиотеки новой литературой. Несколько лет мы еще могли бы просуществовать. ГЦБИЛ значительно пополнила свои фонды за счет трофейной литературы из Германии, пожертвований из США ("Дар американского народа") и других источников. Но эти фонды надо было систематически пополнять современной литературой и текущей периодикой. Было очевидно, что наших резервов хватит ненадолго, а дальше без поступления валюты мы не сможем обслуживать науку и культуру. Одним Шекспиром и Шиллером Библиотека жить не могла. Я понимала, что есть Постановление, при том за подписью Сталина, и всякие мои хлопоты о выделении ГЦБИЛ валюты — бесполезны. Это было не только решение Сталина, но, как говорили, и его идея: он хотел иметь издательство, управляемое и контролируемое им самим. Во главе издательства встал крупный советский литературовед Борис Леонтьевич Сучков.
И вот, в один прекрасный день, вдруг ко мне приходит Борис Леонтьевич и делает предложение: "В Постановлении правительства о создании Издательства иностранной литературы, — говорит он, — есть строка: организовать библиотеку иностранной литературы. Я хорошо знаю вашу Библиотеку. Вы же знаете, что Библиотека была моим вторым домом до войны. Я считаю нецелесообразным создавать новую библиотеку. Мы получим сейчас огромную сумму в иностранной валюте. Можно десятки и десятки тысяч иностранных книг приобретать в год. Ваша Библиотека могла бы стать такой библиотекой".
Предложение было очень заманчивым. Что меня смутило сразу — это профиль издательства, включавший в себя и естественные науки, а у нас фонды только по гуманитарным наукам — языкознание, литературоведение и, немного, общественные науки. Что делать? Выгодность предложения для Библиотеки была очевидна. Но было ясно, что Т.М.Зуева, председатель Комитета по делам кульпросветучреждений, конечно, не отдаст находящееся в ее ведомстве учреждение. Это понимал и Сучков, он мне сказал: "Маргарита Ивановна, я вас очень уважаю. Вы являетесь создателем Библиотеки. Я вас знаю уже много лет, занимался в Библиотеке и будучи еще студентом, и будучи уже литературоведом. Я всегда получал в вашей Библиотеке, что мне нужно было. Я высоко ценю Библиотеку и скажу вам прямо: я не буду ни у кого спрашивать разрешения. Мне важно ваше мнение, а дальше я буду действовать так, как найду нужным!" Я попросила немного времени, чтобы обдумать и посоветоваться с ближайшими сотрудниками и с мужем. И в конце концов пришла к выводу, что хоть для Библиотеки это большой риск, но, очевидно, в настоящее время это единственный путь к ее развитию, и дала согласие Сучкову.
1 марта 1948 года вышло Постановление СМ СССР за подписью Сталина о реорганизации Библиотеки во Всесоюзную государственную библиотеку иностранной литературы (ВГБИЛ) — центральное в СССР книгохранилище иностранной литературы почти универсального профиля (кроме иностранной литературы по технике, сельскому хозяйству, военному делу и медицине). Это было первое и пока единственное постановление правительства, специально посвященное работе определенной библиотеки. В нем следующим образом были сформулированы наши задачи:
"Возложить на Всесоюзную государственную библиотеку иностранной литературы:
а) Обслуживание иностранной литературой министерств, ведомств, центральных издательств, научных учреждений и организаций, высших учебных заведений, а также научных работников и специалистов;
б) Библиографическую обработку всей поступающей в Библиотеку иностранной литературы, а также научно-исследовательскую работу в области книговедения, библиотековедения и библиографии иностранной литературы;
в) Методический инструктаж и разработку методических документов в области библиотечной и библиографической работы с иностранной книгой библиотек СССР, имеющих иностранные отделы по профилю Государственной центральной библиотеки иностранной литературы;
г) Функции публичной библиотеки и центрального хранилища иностранной литературы и русских переводов по естественно-научной, общественно-политической, филологической, художественной литературе и литературе по искусству".
Итак, мы, во-первых, стали Всесоюзной библиотекой. Во-вторых, универсальной библиотекой. Сохраняя функции публичной библиотеки, мы стали обслуживать иностранной литературой и издательства, и различные ведомства. Этим же Постановлением Библиотека передавалась в ведение Издательства иностранной литературы. В Издательстве создавался филиал ВГБИЛ, состоявший из каталогизаторов и библиографов. Он предоставлял редакциям Издательства для просмотра, рецензирования и перевода на русский язык вновь поступающую в Библиотеку зарубежную литературу, обслуживал редакции необходимыми в их работе словарями, справочниками и другими книгами из фондов ВГБИЛ и по межбиблиотечному абонементу из других библиотек, а также осуществлял связь Издательства со всеми отделами Библиотеки. Использованные Издательством книги затем вливались в фонды Библиотеки.
"Разинка"
Постановление дало начало расцвету ВГБИЛ. Мы получили огромные для того времени валютные ассигнования, значительно расширился штат сотрудников, нам передали большое здание на улице Разина (теперь улица Варварка), 12. До революции здесь размещалось Правление Торгового дома Морозовых. Подвалом дома служило отреставрированное в настоящее время английское подворье XIV века — посольский приказ Ивана Грозного, где заключались торговые сделки с англичанами. Библиотеку стали уменьшительно называть "Разинка" (до того "Лопухинка", а потом, когда мы переехали в новое здание на Ульяновской улице, 1, нас стали называть "Иностранка"),
В это время Библиотека значительно увеличила комплектование новых иностранных книг, были заложены основы фонда естественно-научной литературы. Именно тогда нами была получена большая партия книг по естественным наукам, изданных за рубежом в годы войны. Этой литературы другие библиотеки не имели, что привлекло к нам новых читателей — ученых-естественников. Наряду с библиографическими пособиями в области гуманитарных знаний мы впервые начали широко публиковать указатели литературы естественно-научного профиля.
Развертыванию деятельности в области естественных наук нам "помогло" такое бедствие, как "лысенковщина", из-за которой оказались отлученными от науки и практической работы многие талантливые биологи-генетики, хорошо владевшие иностранными языками. Так нашими сотрудниками стали известные ученые и библиографы-естественники М.А.Арсеньева, Л.Д.Бергельсон, Е.Н.Волотов, В.В.Хвостова, В.П.Эфроимсон и др. В то время, время борьбы с генетикой и космополитизмом, их никуда не брали на работу, и я взяла их в Библиотеку. Они называли себя "Маргариты Ивановны падшие ангелы".
Консультантом одно время у нас в Библиотеке работал известный генетик И.А.Рапопорт. Специалисты-естественники развернули комплектование и библиографическую деятельность с инициативой и размахом, присущими широко и перспективно мыслящим ученым. И это, конечно, помогло в кратчайшие сроки повернуть наше исконно гуманитарное учреждение в сторону естественных наук. За четверть века существования естественно-научный фонд ВГБИЛ достиг более 400 тыс. томов книг и 375 тыс. номеров журналов. В 1972 году в естественно-научном зале было записано 13 тыс. читателей — научных работников и студентов старших курсов. Однако уже в следующем году (сразу после моего ухода) работа с этой литературой во ВГБИЛ прекратилась, что представляется мне ошибочным и требующим пересмотра. Думаю, что это связано с непониманием роли ВГБИЛ. Ведь она, по существу, давно выполняет функцию национальной библиотеки в отношении иностранной литературы. В Москве, правда, есть солидная Библиотека по естественным наукам Академии наук СССР, но она ведомственная, и научным работникам других ведомств, а тем более студентам, недоступна. А потребность в этой литературе очень велика и непрерывно усиливается.
Новый профиль комплектования фондов Библиотеки позволил собрать в последующие 25 лет (до моего ухода на пенсию) прекрасную коллекцию послевоенной литературы по математике, физике, химии, биологии, геологии, астрономии, теоретической механике. При этом, так как невозможно, конечно, было объять необъятное, мы выписывали главным образом теоретические работы, которые были на стыках разных наук. По отзывам крупных специалистов в области естественных наук, эта коллекция считалась одной из лучших, созданных за послевоенные годы. Библиотека выписывала полторы тысячи названий периодики по естественным наукам из 60 стран и все труды обществ, конгрессов, съездов, конференций и т. д. Библиотекой пользовались до 30–40 тысяч специалистов-естественников в год. Ликвидировать такую прекрасную коллекцию было безусловно вредно для развития науки в стране.
Важное место в формировании книжного фонда Библиотеки сыграло расширение выписки литературы социалистических стран и стран Востока. В 1957 году был организован Отдел литературы стран зарубежного Востока, с литературой на 57 восточных языках и фондом около 4 тысяч книжных единиц.
Известный востоковед академик Н.И.Конрад высоко оценил наше начинание.
Директору ВГБИЛ тов. М.Рудомино
Благодарю Вас за присылку некоторых аннотированных карточек на новые книги. В этом я вижу новое свидетельство квалифицированной, культурной постановки дела в руководимой Вами библиотеке. Прошу Вас — в дальнейшем присылать мне карточки по разделам: японский язык, японское литературоведение, японская история и корейский язык, корейское литературоведение и корейская история.
Попутно позвольте высказать самую высокую оценку новому проявлению деятельности библиотеки — организации читального зала литературы зарубежного Востока. Это — то, что нужно. Думаю даже, что именно из этого начинания может в дальнейшем развиться то, о чем я вместе с другими специалистами писал в письме в газету ‘‘Правда": Центральная библиотека и газетный зал по Востоку.
Чл. — корр. АН СССР Н.Конрад 20.1.58.
Мне часто задают вопрос о наличии раритетов в Библиотеке, так как считается, что основное богатство любой большой библиотеки — это коллекция редких книг. Я как-то с самого начала создания Библиотеки считала, что наша Библиотека должна работать именно с новой иностранной литературой, необходимой для обучения иностранным языкам и развития культурного уровня читателей. Поэтому никогда не стремилась целенаправленно собирать редкие издания, хотя возможности были большие. Во ВГБИЛ есть Отдел редких книг, в котором хранятся старопечатные книги, начиная со второй половины XVI века, довольно широко представлены книги XVII и XVIII веков. Среди раритетов у нас имеются прижизненные и ранние издания Эразма Роттердамского, Боккаччо, Петрарки, Вольтера, Дидро, Лессинга, прижизненные издания почти всех классиков XIX века, книги с автографами известных писателей, а также инкунабулы, эльзевиры, альды и другие редкие произведения книжного искусства.
Но я всегда считала, что главное наше дело — создание коллекции современной литературы, что мы и сделали: в Библиотеке имеется богатейшая коллекция литературы по мировому антифашистскому движению, коллекция по французскому движению Сопротивления. Мы специально собирали эту литературу. Например, антифашистскую литературу мы собирали с начала 1933 года. Это редкая коллекция. Гитлер в свое время уничтожил антифашистскую литературу во всех оккупированных Германией странах. США комплектованием подобной литературы никогда не занимались.
До войны мы собирали прижизненные издания писателей того времени. В Библиотеке подобраны академические, комментированные, иллюстрированные, хрестоматийные, сокращенные, адаптированные издания классиков на многих иностранных языках. Библиотека известна своими собраниями литературных памятников народов мира, сборников песен, пословиц, исследований по фольклору. Хорошо представлены в фондах многочисленные литературные серии XVIII–XX веков и разнообразные антологии, коллекция книг на редких языках, в том числе на языке эсперанто. Большой интерес представляют коллекции русской художественной литературы в переводах на иностранные языки. В языковедческом фонде Библиотеки собрано много лингвистических материалов на самых различных языках. С первых лет существования Библиотека уделяла много времени и сил собиранию учебников и учебных пособий по иностранным языкам и языковых словарей.
Интересно собрание руководств по сравнительному и историческому языкознанию, а также теоретические и сравнительные грамматики разных языков, в том числе редких. Богата коллекция книг по истории культуры, описывающих нравы, обычаи, костюмы, жилища многих народов мира. Гордостью Библиотеки является фонд по зарубежному искусству на 28 иностранных языках. Выделяется своим богатством литература о великих художниках. Известна наша коллекция произведений Шекспира и литературы о нем. Я об этом много писала.
Фонды Библиотеки в 1950-х годах значительно увеличились, и принципы нашего комплектования изменились. В первые годы существования Библиотеки мы брали все подряд, что лежало "на поверхности", главным образом из Государственного книжного фонда. С 1922–1923 годов стали появляться новинки зарубежной литературы, передаваемые из Коминтерна и других организаций, а многое мы закупали за границей сами. Позднее квалифицированный переводческий и писательский актив, сплотившийся вокруг Библиотеки, консультировал нас при выписке литературы и использовал ее сразу после получения. Первые переводы М.Пруста, Дж. Конрада, Э.Хемингуэя, У.Фолкнера и других зарубежных писателей были сделаны в свое время по книгам нашего фонда.
Много коллекций, подаренных нам зарубежными деятелями литературы и культуры, в те годы вливалось в наш фонд: из Франции благодаря инициативе А.Барбюса, а позднее — Ж.Р.Блока, из Чехословакии — коллекция академика З.Неедлы, из воюющей республиканской Испании — полторы тысячи томов, составляющих коллекцию "Дар испанского народа". А после войны пришла большая коллекция книг и документов движения французского Сопротивления от французского антифашиста Ж.Романа. Но это отдельные, хотя и замечательные эпизоды пополнения наших фондов. Настоящее систематическое коллекционирование современной иностранной литературы началось лишь после правительственного Постановления о Библиотеке 1948 года. Принцип выписки иностранной литературы стал таким: тщательно изучая мировой книжный рынок, собирать только "сливки". И лишь немного "молока", но ни капли "воды". Не всегда это удавалось, но направление комплектования было выбрано. В результате наш книжный фонд действительно стал уникальным.
В 1950-е годы очень вырос наш лекторий. Он превратился в интернациональный клуб, где устраивались читательские конференции, встречи с зарубежными писателями, обзоры иностранной литературы, тематические вечера. По нашим изданиям и из рассказов посещавших нас в те годы деятелей науки и культуры о Библиотеке стали больше знать за рубежом. В те годы в лектории выступали Р.Олдингтон, Дж. Стейнбек, Э.Колдуэлл, П.Неруда, Л.Франк, Ч.Сноу, Дж. Олдридж, А.Цвейг, Н.Гильен, А. де Сантис, Р.Чандра, Р.Фрост, А.Маршалл, И.Стоун и другие. Наша аудитория, в основном, состояла из студенчества, преподавателей, научных работников, писателей, литераторов. Все эти мероприятия проходили на иностранных языках без перевода на русский язык. Это поражало ученых и писателей, приезжавших к нам в страну. Они говорили, что не могли представить себе, что в Советском Союзе может быть аудитория, которая на слух понимает иностранную речь. Кроме того, они удивлялись нашим знаниям иностранной литературы. Как-то Э.Колдуэлл сказал: "Я даже не знаю того, что знает ваша молодежь". Десятки писателей, которые приезжали в Советский Союз, считали своим долгом посетить нашу Библиотеку. По четвергам лекторий организовывал и показ кинофильмов на иностранных языках: английском, французском, немецком, испанском, итальянском, шведском, словацком, польском, хорватском и других языках.
Помимо иностранных писателей и ученых в лектории постоянно выступали советские "друзья Библиотеки". Частым гостем был К.И.Чуковский. В апреле 1952 года в ответ на мое поздравление с его 70-летием Корней Иванович прислал письмо.
Дорогая Маргарита Ивановна,
Мне нужно будет прожить еще семьдесят лет (до 2022 года), чтобы отчасти заслужить ту оценку, которую Вы с такой великодушной щедростью дали моим скромным трудам. Но я заметил, что подлинно творческие люди вообще судят о других по своим широчайшим масштабам. Это отношение к Вам и ко всему коллективу Всесоюзной Гос. Библиотеки Иностранной Литературы, дружной и многообразной работой которого я издавна привык восхищаться, как одним из самых ярких проявлений подлинно советской культуры.
Крепко жму руку товарищам, приславшим мне свой задушевный привет. Желаю им долго и плодотворно трудиться на благо нашего общего друга — Советского читателя.
Ваш К.Чуковский
Узкое, санаторий АН СССР 7 апреля 1952 г.
Я всегда с улыбкой вспоминаю Павла Григорьевича Антокольского. Он был нашим читателем, благо жил неподалеку от "Лопухинки". Очень милый, хороший, пользовался большой симпатией со стороны наших сотрудников, но вдруг он ворвался ко мне в кабинет в страшнейшем негодовании: "…Почему на афише, которая висит сейчас внизу, среди выступающих на первом месте поставлен Эренбург, а не я. Надо располагать фамилии в списке по алфавиту, а по алфавиту Антокольский первый, а вы поставили Эренбурга".
Честно говоря, у меня даже в мыслях не было не поставить Эренбурга на первое место, особенно во время войны, когда он пользовался огромной популярностью. Притом Илья Григорьевич был нашим постоянным докладчиком и старым читателем. Действительно, может быть, с точки зрения писательской этики и надо было бы поставить их по алфавиту. Во всяком случае этот конфуз заставил нас в дальнейшем обращать внимание на такие вопросы. После этого в отношениях с Павлом Григорьевичем возник холодок. И только в самое последнее время при наших встречах возобновилась прежняя теплота. Я прихожу к заключению, что когда есть маленькая трещинка в отношениях между людьми и она хорошо не замазана, то она остается на долгие годы. Я уважала и любила Антокольского, и мне жалко, что столько лет у нас были холодные отношения. Я его недавно видела. Он очень постарел, у него умерла жена, и он очень одинок
Большим другом Библиотеки была известная пианистка М.В.Юдина. Она приходила ко мне посоветоваться по разным зарубежным вопросам. Привожу ее письмо от 13 мая 1959 года.
Глубокоуважаемая Маргарита Ивановна!
1. Благодарю Вас за интереснейший доклад.
2. Разрешите в ближайшее время позвонить Вам в Библиотеку для того, чтобы лично встретиться с Вами по вопросу, условно названному "Ознакомление с современной Западной музыкой". Я здесь — среди своих college музыкантов крайне одинока — в старшем поколении; в младшем (студенчество, частично — организации так наз. "ИСО") — напротив: многие ждут от меня некого "сдвига" и помощи… Я была ужасно занята, поэтому откладывала встречу с Вами. И вот она наступила! Мне кажется, я смогу (скромно) кое-что полезное сделать с Вашей помощью. <…>
Всего лучшего. Уважающая Вас М.Юдина.
13. V.59
В моем кабинете в Библиотеке заветным местом для многих был книжный шкаф с английскими и американскими детективами. В нем стояли новые детективы, которые нам присылали зарубежные издательства в надежде на покупки и перевод их на русский язык. Вообще Библиотека придерживала детективную литературу и широко читателям не выдавала. Таково было требование цензуры. Особенно любила покопаться в "волшебном шкафу" писательница М.С.Шагинян. Когда я ей открывала шкаф, оторвать ее от него уже было почти невозможно. Она мне писала теплые письма.
Дорогая Маргарита Ивановна!
Что же это такое? Ждала Вас ждала, все глаза проглядела, свалилась в пневмонии, выздоровела — а Вас все нет как нет!! Неужели вы меня больше знать не хотите? Шлю на разведу Валентину Самойловну, пусть на Вас хоть посмотрит, а кстати и запасет лишнюю пачку детективов (кстати, они у Вас все очень плохие, и если хотите, мы Вам разберем, что стоит сохранить, а что просто выбросить). Посылаю Вам на прочтение отзыв буржуазной брюссельской газеты "Le Soir" об агаповской и моей статьях о Выставке (Expo 58), а также на просмотр немецк. перевод "Своей судьбы" и серии рецензий о ней.
Целую. Ваша М. Шагинян.
15/IV.59.
Заглядывал в заветный шкаф и академик Дмитрий Васильевич Наливкин. Меня всегда поражало в этом человеке соединение серьезности маститого ученого и непосредственной, почти детской, радости, когда Дмитрий Васильевич вдруг находил интересный детектив. Часто наши споры о литературе этого жанра кончались легкими ссорами, но Дмитрия Васильевича переубедить я не могла. Потом мне стало понятно, чем привлекали его детективы. Он, выдающийся геолог, был в постоянном поиске, а детектив и есть поиск (лат. detego — раскрываю). Вообще Наливкин был не только крупным ученым. Это был человек с душой, открытой людям, внимательный к каждому, умеющий слушать другого, понимающий собеседника с первого слова, добрый и отзывчивый. Он был завсегдатаем Библиотеки. Когда он приходил в Библиотеку (для этого он приезжал из Ленинграда, где жил), то находил для каждого сотрудника теплое слово, и все старались ему помочь. Вспоминаю, как он вместе с нами переживал удачи и неудачи сооружения нового здания Библиотеки. Некоторые письма в правительство для ускорения строительства были составлены им лично, и первая подпись от читателей была его.
В 1960-1970-е годы я часто ездила в командировки во Францию и каждый раз бывала у Марии Павловны Роллан. С ней я познакомилась еще в 1920-х годах. В то время она — Мария Кудашева — работала секретарем в Государственной академии художественных наук (ГАХН), которая располагалась на углу Пречистенки и Левшинского переулка. Все о ней говорили, как о талантливой женщине. Она была дочерью русского и француженки, родилась и жила в России. Перед Первой мировой войной вышла замуж за князя Кудашева. Война застала их в Крыму. Муж умер от сыпного тифа, и она осталась с маленьким сыном. В 1921–1922 годах она приехала в Москву и поступила на работу в ГАХН. В это время президент ГАХН профессор П.С.Коган начал готовить полное собрание сочинений Ромена Роллана. Мария Павловна рассказывала, что она тогда, по поводу этого издания, начала переписку с Р.Ролланом, которая постепенно перешла из деловой в частную. Не видя ее, зная только по письмам, Р.Роллан создал ее образ в романе "Очарованная душа", который тогда писал. Вскоре он пригласил Марию Павловну в Швейцарию, где жил после Первой мировой войны, и она в конце 1920-х годов ездила к нему в деловую командировку. А затем, в 1929 или 1930 году, он предложил ей переехать к нему, стать его женой и помощницей в его работе. Она согласилась, и он просил советское правительство разрешить ей выехать к нему. Такое разрешение было дано, и она поселилась у него, став его женой, другом, помощником, секретарем. До нее он был один раз женат, но очень неудачно, рано разошелся и последние 20 лет жил один. Он был более чем на 30 лет старше нее. Сын Марии Павловны — талантливый мальчик, окончил математический факультет и аспирантуру МГУ, во время Отечественной войны пошел добровольцем на фронт и был убит под Смоленском. Надо сказать, что Ромен Роллан предлагал ему еще в 1930-х годах переехать к нему во Францию, хотел усыновить его, но мальчик отказался. Перед войной он женился. У него была очень интересная переписка с Роменом Ролланом, которая в фотокопии хранится во ВГБИЛ. Когда Мария Павловна переехала во Францию, она стала присылать нашей Библиотеке книги Ромена Роллана. Мы много переписывались. А после войны и смерти Р.Роллана, в 1958 году, я, будучи в командировке в Париже, впервые навестила ее, и у нас до конца ее жизни установились дружеские отношения.
Тогда, в 1958 году, мы обсудили планы дальнейшего увековечения памяти Ромена Роллана и серьезно поспорили. У нас был очень неприятный разговор. Я критически отнеслась к ее плану постройки мемориального комплекса Р.Роллана в Везлее, маленьком городке в Бургундии, недалеко от Дижона, где в двухэтажном особняке с большим садом, в красивом месте на горе Р.Роллан провел свои последние годы. Я старалась убедить Марию Павловну в том, что надо продолжить работу с уже существующими музеями и архивами, а не начинать что-то совершенно новое. Но она мне на это резко возразила: "…Я не собираюсь только увековечивать память моего мужа, я хочу и продолжить его работу". Может быть, со своей точки зрения, она и была права, но время показало, что она не сумела это сделать. Она построила в Везлее в саду рядом с их виллой Дом дружбы между французскими и немецкими студентами, тем самым продолжив идею любимого героя Р.Роллана Жана Кристофа, желавшего вечного развития дружбы между молодежью Франции и Германии. Но вместе с тем она не много сделала по созданию музеев и архивов. Архив Роллана хранился в ее маленькой парижской квартирке, которая была завалена так, что невозможно было шагу ступить, чтобы не наступить на какой-нибудь раритет. Мария Павловна боялась расстаться с любым письмом, с любой бумажкой Роллана, хотя рядом была библиотека Сорбонны и новое здание библиотеки Сен-Женевьев, где можно было построить помещение под архив Р.Роллана. В этом здании давали помещение под музей-архив Р.Роллана — 4 комнаты с сейфами, хорошо защищенные от хищения, но Мария Павловна побоялась передать архив. Она не могла оторвать его от себя, считая, что у нее он в большей безопасности. Я ей несколько раз говорила: "Мария Павловна, не думайте, а передайте все в государственный архив. Если что случится с вами, то ведь здесь у вас все это может пропасть, а там это останется навечно". Она с этим соглашалась, но все-таки с архивом не расставалась. Надо сказать, что сама Франция мало интересуется Роменом Ролланом. Вся забота о нем легла на плечи этой немолодой худенькой женщины.
В послевоенные годы Мария Павловна несколько раз бывала в Советском Союзе. К 25-летию смерти Р.Роллана она привозила материалы к большой мемориальной выставке у нас в Библиотеке. Очень хотела поехать в Коктебель, хотела вспомнить свою молодость, свою дружбу с Волошиным. Мария Павловна говорила: "Я для себя поставила цель побывать в Коктебеле, побывать еще разок, уже по-настоящему, с отдыхом…" Да, это была очень своеобразная женщина, страшно целеустремленная, очень активная, но не очень доброжелательная к людям. Поэтому ей довольно трудно было жить.
Семья
Первые послевоенные годы в жизни нашей семьи были годами потерь. В 1946 году скончалась после тяжелой и продолжительной болезни наша няня — Анна Ивановна. Мы потеряли любимого нами и бесконечно преданного семье человека. Она всю свою сознательную жизнь отдала нашей семье. И у нее ничего другого не было, кроме нашей семьи. Она любила Адриана и Марианну как своих собственных детей. Прах ее покоится в одной могиле с Василием Николаевичем и его мамой Марией Матвеевной на Донском кладбище в Москве. А через два года трагически погиб брат Василия Николаевича — Юрий Николаевич.
Я приехала из Германии в конце 1946 года и застала Василия Николаевича в плохом состоянии: уставший, раздраженный долгим моим отсутствием, горюющий после смерти Анны Ивановны, неприспособленный к главенству в семье… Адриан после демобилизации, в марте 1947 года, в виде исключения был принят на первый курс Московского института международных отношений. Но много пропускал, не учился. В 1948 году серьезно заболел, перенес операцию, ушел из МИМО и в 1949 году поступил в Институт внешней торговли, который и закончил в 1954 году. Последующие годы работал в Министерстве внешней торговли. В начале 1970-х годов перешел на преподавательскую работу в должности доцента в МГИМО. Никак не мог жениться. И только в 1968 году наконец женился. Можно было, как я говорю, столько времени ждать, чтобы получить такую прелестную жену, как Наташа Покровская, врач, научный сотрудник в Онкологическом институте на Каширке. В 1969 году у Адриана и Наташи родился сын Васенька, наш второй внук, прелестный мальчуган, ласковый и очень хороший.
Дочь Марианна хорошо училась в школе, была очень прилежной в занятиях, закончила школу с серебряной медалью. Прекрасно прошла собеседование и поступила на учебу в Институт тонкой химической технологии им. М.В.Ломоносова. После окончания института в 1959 году работала в лаборатории академика М.И.Кабачника в Институте элементоорганической химии АН СССР. В 1960 году Марианна вышла замуж за Андрея Макарочкина, пианиста, ученика известного пианиста Владимира Софроницкого. Она быстро защитила кандидатскую диссертацию. У них сын Алеша, музыкально и художественно одаренный мальчик.
После войны я подготовила в черновом виде диссертацию на тему развития современного библиотечного дела в Дании. Сдала кандидатские экзамены. Но защитить диссертацию так и не удалось — работа не позволила выкроить время для завершения исследования.
Несколько лет собирала домашнюю коллекцию книг по библиотечному делу, но из этого ничего не вышло — то не было времени, то средств. К тому же я решительно против библиофильства среди библиотекарей. Настоящий библиотекарь не сможет держать дома книги, которых нет в библиотеке, где он работает. Я знаю многих крупных библиотекарей мира, и почти никто из них не имеет больших личных библиотек. Но любимые произведения отдельных авторов стоят у меня на полках. Как говорил Цицерон, дом, в котором нет книг, подобен телу, лишенному души.
Очень люблю музыку. Мы с мужем старались не пропускать интересных концертов и считали Большой зал Московской консерватории своим домом. Дома у нас богатая коллекция пластинок классической музыки, и наша прекрасная радиола всегда в ходу. Люблю старинный фарфор. Кое-что удалось собрать, но кажется, не как настоящему коллекционеру. Театралами мы никогда не были, но кино любили.
К телевидению у меня до сих пор отношение холодное. Телевизор — не люблю. По-моему, он хорош только для прямых репортажей с места событий. Главный же недостаток — обилие плохих передач. Редкий человек обладает такой дисциплиной, что может выключить телевизор в нужное время. И незаметно превращается в раба телевизора, который заменяет многим и театр, и музей, и книгу.
Но главное — много читаю. Книги, существующие уже тысячелетия, по моему мнению, не исчезнут никогда. Какие бы новые способы чтения не были изобретены, люди никогда не смогут отказать себе в удовольствии перелистывать нужные страницы, наслаждаться неторопливым чтением. В связи с этим думаю, что будущее библиотеки — это не замена книг микрофильмами и пленками. Библиотеки будут развиваться как комплексные учреждения культуры, соединяющие в себе функции хранилища, лектория, музея, учебного заведения, информационного центра и т. д. Аудиовизуальные материалы встанут на полки на равных правах с книгами, журналами, газетами.
Старюсь читать только лучшие произведения художественной литературы. Могу спокойно отложить некоторые книги в сторону. Слишком дорожу своим временем. Если не выработать в себе самодисциплину, то можно разбросаться и упустить что-то главное в жизни и в своей работе. Например, я как член редколлегии журнала "Иностранная литература" прочла роман в то время еще малоизвестного колумбийского писателя Габриеля Гарсиа Маркеса "Сто лет одиночества", предложила напечатать его в журнале и до сих пор нахожусь под впечатлением этой прекрасной книги.
К сожалению, у нас очень плохо поставлено обучение библиографии, которое должно начинаться со школы. Как без компаса нельзя отправляться в неизученные края, так и без библиографии неграмотно любое чтение. Поток информации необъятен. Ученому, инженеру, врачу, журналисту необходимо знать, что уже было написано по интересующему его вопросу, чтобы не изобретать заново велосипед. То же самое и в художественной литературе. Все перечитать невозможно. Главное — обязательно. Например, вряд ли кому-нибудь, кроме литературоведов, нужно читать всего Шекспира. А "Гамлета", "Короля Лира", "Ромео и Джульетту" всякий образованный человек прочитать обязан. Мы, например, издаем справочник лучших книг мира, куда включены избранные произведения писателей всех стран со времен античности до наших дней. Наши библиотекари работали над справочником "Основные произведения иностранной художественной литературы" десятки лет. По моему мнению, такой справочник — руководство к чтению — должен быть в каждой семье.
Очень радуюсь, когда мой внук вместо того, чтобы задавать вопросы взрослым, пытается найти ответ в детской энциклопедии или справочнике, которых в нашем доме много и о существовании которых он знает. Думаю, в будущем, кем бы он ни стал, умение обращаться со справочниками сэкономит ему массу времени.
Дача в Барвихе по-прежнему занимала особое место в нашей жизни. Она требовала большого внимания. Во время войны в доме располагались военные, а после их ухода все растащили. Остался только сруб и крыша. В начале 1950-х годов сделали капитальный ремонт дома, утеплили его, что дало возможность приезжать и в зимнее время. Появился новый "член семьи" — немецкая овчарка Бинго. Все ее любили несмотря на то, что она почти всех в нашей большой семье искусала. Марианне искусала спину, Марии Николаевне и Григорию Михайловичу — руки. Она также умудрилась задрать козу и соседскую собачку. Но, с другой стороны, она была так ласкова с нами со всеми, что мы никак не могли с ней расстаться. Держали на даче специально для нее домработницу, не хотели брать в город. Но все-таки расстались с ней. Адриан отвел ее к леснику в Немчиновку. Он рассказывал, что когда оставлял ее у лесника, собака душераздирающе выла, а когда он пришел через две недели навестить ее, она не бросилась ласкаться, как всегда, а забралась в глубь конуры и оттуда грустно смотрела.
В конце 1950-х годов на даче начались большие изменения. Мы построили маленький дом в глубине участка, где "нога человеческая не ступала", и Василий Николаевич, я и Адриан переехали в него. В декабре 1960 года отпраздновали новоселье и почувствовали радость самостоятельной жизни. А в 1964 году мы переехали в Москве в отдельную квартиру в новом доме в Большевистском (ныне Гусятниковом) переулке рядом с Чистыми прудами. Конечно, были рады. 40 лет мы по вине А.В.Луначарского прожили в коммунальной квартире на Мясницкой улице. Но, когда переехали в новый дом, вначале пожалели: не было ни высоких потолков, ни больших комнат, как в дореволюционном доме на Мясницкой улице. Однако чувство самостоятельности затмило все.
Как я уже писала, мы с Василием Николаевичем старались каждый год обязательно отдыхать. В первые послевоенные годы в отпуск ездили в санатории на юг. Надо было лечиться — у меня было переутомление центральной нервной системы. Я даже лежала в 1948 году в больнице по этому поводу. Но позже мы полюбили отдыхать в Подмосковье и в центральной части России. Несколько раз ездили в Карловы Вары. Увлекались поездками на теплоходе по Волге, Волго-Балту, Оке и Каме. На Байкал так и не выбрались. В начале 1950-х годов зимой отдыхали в чудесном доме отдыха судостроителей "Красная Пахра", а затем в 1960-1970-х годах в доме творчества архитекторов "Суханово", который стал для нас как бы "вторым домом". "Суханово" мы полюбили за интеллигентный дух, создававшийся не только отдыхающими, но который долгие годы поддерживал и развивал обслуживающий персонал во главе с сестрой-хозяйкой, незабываемой Ивой Лазаревной. С ее уходом этот дух безвозвратно улетучился, и, когда я отдыхала в "Суханово" в 1982 году, даже поверить нельзя было, что здесь когда-то витал тот неуловимый дух интеллигентного дома.
В 1957 году Василий Николаевич ушел на пенсию. Ему было 67 лет. У меня в то время в самом разгаре была подготовка к строительству нового здания и борьба с Ленинской библиотекой "не на жизнь, а на смерть" за нашу самостоятельность. А здесь еще врачи поставили диагноз — стенокардия! Настроение было плохое. Очень тянулась к Василию Николаевичу, он жил на даче, и мне его очень не хватало. Привожу два письма того времени к нему:
Москва, 17-XI..1960 г., 3 ч.д.
Толенька, мой родной!
Ты промелькнул, как луч зимнего солнышка! А вместе с тем мне так хотелось бы побыть с тобой, прижаться к тебе и тихо-тихо посидеть с тобой. Когда я открыла двери и у видела, у меня сильно забилось сердце и точно что-то теплое и приятное полилось в груди. Толик, родной, люблю я тебя сильно и так всю жизнь. Ты прошел в моей жизни красной нитью. Нам только никогда не хватало времени тихо посидеть и тихо поговорить или даже тихо помолчать. Всегда кто-нибудь или что-нибудь мешало. И темпы быстрой жизни и ежедневная текучка не давали быть вместе. А короткие перерывы отпусков отвлекали новыми впечатлениями, и мы, хотя были и близки, но много мыслей уходило на окружающее и окружающих. И так прошла вся жизнь. А дома вместе — это минуты, которые я помню:
1924 год, когда приехал из Киева, а я уже в декрете была и лошадь по саду понесла и ты побежал за ней, а я осталась одна;
1936 год, когда Марианка родилась и мы сидели вместе в комнате, полные чувств;
1956 год, когда мы вернулись из Карловых Вар и у нас было два дня отпуска и мы встали в 12 часов дня и разговаривали, сидя на диване у Адриана;
и 1957 год, когда ты только что ушел на пенсию и я бежала домой, чтобы побыть с тобой, и чувствовала себя, как в первые годы жизни с тобой. Но вскоре ты опять пошел работать. Это подлинные лучи, а в общем за 40 лет всегда хотелось тебя поцеловать и что-нибудь всегда мешало. И во сне мне это часто снится… Сейчас мечтаю об отпуске — как мы только вдвоем будем месяц и как мы тихо посидим и любовно поговорим и здоровье подремонтируем, чтобы еще долгие годы вместе быть.
Я давно думала тебе письмо написать, но сейчас наплыв чувств так велик, что решила не откладывать. Мне тебя, Толик, очень жалко, что тебе приходится с дачей возиться, а еще ко всему я заболела. И потому считаю дни и очень хотелось бы тебя в городе увидеть. Краме того беспокоюсь о тебе. В даче холодно, наступили морозы. А ты о себе мало думаешь. Очень прошу тебя, береги себя, хотя бы для меня.
Толинька, родненький и почему так получается? Мы муж с женой с тобой, а вместе бываем с трудом! Давай договоримся, что это в последний раз. Надо не быть рабами текучки, а думать о нас самих. Почитаем вместе. Походим в театры, в кино, наконец. Скорее бы эта неделя кончилась. Временами бывает так тоскливо, серо, далеко, а библиотечные боятся меня потревожить, дети на работе. Работы много. Надо написать несколько статей, написать письма, а нет силы воли взяться и начать… и так проходят дни… А ты? Думаешь или некогда?
Обнимаю, целую крепко, крепко, крепко.
Твоя навсегда Р.
В другом письме из больницы в феврале 1962 года я писала:
19 февраля 1962 г.
Толик, мой любимый!
Пишу это письмо только тебе. Мне хотелось поговорить с тобой. Спасибо тебе, мой единственно любимый, за ласку, внимание и любовь. Я чувствовала ее ежесекундно. Родной ты мой, какое счастье, что мы вместе. И это счастье надо продлить как можно дольше. Я все делаю, чтобы стать здоровой и еще долго жить вместе с тобой в таком единении, как последнее время. Но и ты, Толик, не забывай о себе. Ты действительно мне не понравился, когда я сверху из окна смотрела на тебя. Толинька, ты только начни следить за своим здоровьем. А потом уже пойдет. Несмотря на скорый санаторий, надо уже сейчас начать и пойти к врачу. Я понимаю твое состояние пустоты. Ведь я с тобой и все время с тобой. Жду тебя хоть бы под окно. Боюсь, что карантин продлят и придется ограничиваться только письмами.
Твои камелии — это чудо. Смотрю на них и думаю о тебе. Только одна уже поникла, а вторая оторвалась от ветки, и я положила ее в чудесную нашу вазочку. Спасибо тебе, родной. Все врачи и сестры любуются. Физкультурница сегодня ахнула, увидя их, и вынула, чтобы понюхать, а цветок и отпал. Было очень грустно. А фиалки были чудесные, но они продержались лишь 1–2 дня, а камелии сегодня уже 4-й день и простояли бы еще, если бы не этот неосторожный жест. Но все равно они красивы.
И люблю тебя. Целую тебя крепко и долго, долго и навсегда. Р.
В 1950-х годах с Сережей Королевым мы виделись редко — только на даче, когда он приезжал навестить Марию Николаевну и Григория Михайловича. В семейной жизни его произошли перемены, жил он тогда у себя на заводе в Подлипках. Однажды, это было в юбилейные дни его 50-летия, в январе 1957 года, мы всей семьей — Василий Николаевич, Адриан, Марианна, Мария Николаевна, Григорий Михайлович и я приехали к нему в Подлипки. В этот вечер Сережа был в ударе и много говорил о будущем, о предстоящих полетах в космос. В конце 1950-х годов слово "космос" для всех нас стало уже привычным. Однако мы были потрясены грандиозными планами Сергея, казавшимися фантастикой. Сергей рассказывал о межпланетных кораблях — "вокзалах", где могли бы останавливаться космические корабли, как бы промежуточной станции. На этих "вокзалах" можно будет пополнять космический корабль горючим, получать необходимое для дальнейшего полета питание, переночевать, иметь связь с Землей…
Прошло немногим более двух десятилетий с тех пор, и его фантастическая мечта осуществлена. А, впрочем, может быть, для Сергея его "мечта" не была фантазией, может быть, уже тогда у него был законченный проект — не знаю. Надо признаться, что в тот вечер эти его планы воспринимались как утопия. А сегодня на орбите уже побывали целые комплексы — корабли "Салют" и "Союз". Незабываемое впечатление в тот вечер произвел на нас огромный макет Луны, в виде глобуса, с фигурой Королева на одной из ее вершин — подарок Сергею к его 50-летию от товарищей по работе. Этого гостеприимного вечера забыть нельзя, настолько оригинальны, необычны, убедительны и познавательны были рассказы Сережи. Так уже сложилось, что в последние годы его жизни нам редко удавалось поговорить по душам, как бывало когда-то. Но однажды случай представился. Рассказывая Сергею об удачах и неудачах в моей работе по строительству нового здания Библиотеки, я посетовала: "Тебе хорошо, Сережа, ты можешь сделать и получить все, что хочешь. Для тебя все двери открыты, а мне по-прежнему приходится зачастую лбом дверь прошибать". На это он ответил: "Подожди, потерпи, Маргарита, придет день, я уверен, и для тебя откроется заветная дверь, и за ней откроются все остальные, и ты будешь иметь то, чего с таким трудом сейчас добиваешься".
Он говорил точно и ясно. И в другом масштабе деятельности — обыкновенной, земной, по сравнению с его собственным делом — он оставался таким же оптимистом и таким же провидцем. Конечно, я понимала, что двери бывают разные, и хотя в моей работе для меня двери так и не открылись, но слова Сергея всегда поддерживали меня. И действительно, мне в жизни много удалось.
Шли годы и годы…
12 января 1966 года сразу после незапланированной многочасовой операции, не подготовленный к ней, на операционном столе умер Сережа. О Королеве мы знали, что он знаменитый ученый, академик, генеральный конструктор. Но по-настоящему значение его вклада в историю человечества открылось мне, как и всему миру, лишь после его смерти. Только смерть выявляет истинный масштаб личности, и тогда особенно явственно становится видно непоправимое. Пятьдесят лет жили мы рядом и не осознавали истинного масштаба его личности. Детали быта, подробности становления характера, поведения, разговоры, о которых может знать и может помнить только один человек, все это оказывается невосполнимым и тем усиливает горечь утраты.
Новое здание
Теперь о новом здании Библиотеки. В это здание я вложила почти всю свою жизнь. Почти 30 лет (кроме военной поры), с 1930 года я пробивала день за днем, месяц за месяцем, год за годом возможность строительства специального здания для Библиотеки. В 1936 году вышло специальное постановление Совнаркома РСФСР за подписью председателя Д.Е.Сулимова о строительстве нового здания объемом в 30 тысяч кубометров в центре Москвы. Тогда же Моссоветом был выделен и участок — Настасьинский переулок, 5, на углу с Большой Дмитровкой, напротив театра Ленинского комсомола. Проект здания был создан в одной из мастерских Мосстроя и в 1938 году был утвержден Архитектурно-планировочным управлением (АПУ) Моссовета. Проект здания нам нравился, в нем было соединение классицизма и современного стиля. Он лег в основу и проекта нового здания на Ульяновской улице, 1. Уже в 1939 году должно было начаться строительство. Но началась советско-финляндская война, и все застопорилось. На заседании Совнаркома СССР и в конце 1939 года, когда рассматривался вопрос о строительстве ГЦБИЛ, с большой речью выступил А.Я.Вышинский, в то время заместитель председателя Совнаркома СССР. Он хорошо знал нашу Библиотеку еще по Главнауке и Главпрофобру начала 1930-х годов, когда он был членом коллегии Наркомпроса РСФСР. Он сказал, что новое здание Библиотеки должно стать гордостью Москвы и строить его кое-как нельзя. Но из-за военных действий в Финляндии даже гранита на облицовку здания нет. Он предложил из-за военного времени отложить строительство нового здания для Библиотеки. И строительство было отложено, а затем началась Отечественная война. Только в 1948 году, когда мы перешли в ведение Издательства иностранной литературы, опять встал вопрос о строительстве нового здания. Вновь начался стремительный бег за той же "строчкой в титульном списке" — письма известных ученых и писателей в Моссовет, в Правительство, в ЦК КПСС. В 1949 году нам был предоставлен участок на Ульяновской улице, рядом с Астаховым мостом, тот, на котором в конце концов и было построено новое здание Библиотеки. Но уже через год или два Библиотека была вычеркнута из планов строительства в Москве. Началась невероятная борьба. Кто-то помогал. Я помню, был такой, покойный уже сейчас, Кравченко, начальник Бюро культуры Госплана СССР. Он очень помог.
А в том же Главполиграфиздате, в ведении которого мы находились к тому времени и которое к нам прекрасно относилось, кто-то из работников, только потому, что с ним не согласовали, взял и снял строительство Библиотеки из титульного списка. Потом нас включили, затем опять исключили. Мне жаль, что я тогда не вела дневника. Буквально дня не проходило без каких-либо звонков, каких-либо приемов у начальства по поводу строительства нового здания Библиотеки. Один работник ЦК сказал мне как-то с укором и невольным изумлением: "Что вы за женщина такая! Мы вас гоним в дверь, так вы — в окно!" Так, например, в одном и том же отделе кто-то помог, а дальше, когда это уже пошло на утверждение, кто-то снял. И опять кто-то помог, а затем кто-то снял…
В 1953 году вышло распоряжение СМ СССР о строительстве нового здания для ВГБИЛ по типовому проекту пятиэтажной школы с приспособлением ее для размещения Библиотеки. Срок окончания строительства — через год. А случилось это потому, что наше прекрасное, но такое малое для нас, здание на улице Разина должно было идти на слом в связи со строительством гостиницы "Россия". А так как Библиотеку, которая имела достаточный вес в Москве, нельзя было закрыть или куда-то просто выбросить, встал вопрос о строительстве школьного здания под нее. Мы на это пошли, даже были рады, потому что уже понимали, что с включением в титульный список ничего не получается. Но в 1954 году на заседании Президиума Моссовета, на котором я присутствовала, нам предложили участок за Соколом, в районе Балтийской улицы. Там были пустыри, и вот там должна была строиться Библиотека. Я тут же поняла, что если дам свое согласие, если я пойду с кем-то советоваться, а решение Президиум Моссовета вынесет сейчас, то будет все кончено. Это означало бы закрытие Библиотеки. Может быть, у меня тогда не хватило фантазии представить себе, что новые микрорайоны могут быстро вырасти, как это действительно и случилось. Но даже на сегодняшний день, а уже прошло 25 лет, я должна сказать, что, конечно, центральная научная библиотека должна располагаться в центре города, чтобы читателю можно было легко до нее добраться. Центр — есть центр. Наше сегодняшнее месторасположение — прекрасное. И я категорически не дала своего согласия. Я понимала, что иду на большой риск и что мой отказ повлечет неприятности для меня. Но Главполиграфиздат меня поддержало. Думаю, что если бы это было позже, когда мы были в ведении Министерства культуры, то я, безусловно, получила бы выговор за то, что решение взяла на себя, и сама, ни с кем не согласовав, сказала "нет". Но я думаю, что члены Президиума Моссовета поняли, что я взяла на себя слишком много, и с формулировкой "вопрос недостаточно проработан" сняли его. Но через 4 года, в ноябре 1957-го, после того как Библиотека так и не попала в титульный список, группа известных ученых и писателей обратилась в ЦК КПСС с просьбой помочь Библиотеке. И уже в декабре 1957 года было поручение ЦК КПСС Мосгорисполкому ускорить строительство нового здания Библиотеки. Тотчас было принято решение Мосгорисполкома о строительстве нового здания по Ульяновской улице, где выделенный нам еще в 1948 году участок сохранился, так как был труден для выселения.
Началось судорожное и очень нелегкое выселение. За полтора года мы все-таки справились с этим. В этом большая заслуга моего заместителя Исаака Владимировича Гофлина. Учреждения были довольно быстро переселены, а с 250-ю жильцами пришлось долго повозиться. Кто-то хотел переезжать, кто-то не хотел. И.В.Гофлину грозили чуть ли не убийством. В конце концов почти все выиграли на этом переселении, площадка под строительство была освобождена, и в ноябре 1961 года на этом участке были вбиты первые сваи под новое здание Библиотеки. Сваи пришлось вбивать в два ряда, так как грунт был водянистый, в связи с тем, что это был низкий берег реки Яузы. Площадку основательно завалили мусором и песком, так что грунтовые воды нас не тревожат.
Проект был сделан в архитектурной мастерской Д.Н.Чечулина — Д.Н.Чечулиным, Н.М.Молоковым и молодым архитектором В.А.Ситновым. Наблюдал за строительством и вносил поправки в проект В.А.Ситнов. Его жена Ю.С.Артамонова была главным дизайнером внутренних помещений Библиотеки. Я как раз в это время побывала в Дании и видела современные здания библиотек — большие светлые залы, никаких коридоров, много воздуха. Наш первоначальный проект отдавал душком. Поэтому я была довольна, когда В.А.Ситнов многое в проекте осовременил. Это довольно длительная работа отняла чуть ли не целый год. Но все-таки проектная документация была сделана вовремя. И вот в 1960 году Спецтрест, кажется второй, который строил Дворец съездов, кинотеатр "Россия" и другие важные объекты, приступил к работе.
Но не тут-то было! В разгар отделочных работ новое здание собрался захватить Государственный комитет по науке СМ СССР. У них возник план вселить в здание Всесоюзный институт научной и технической информации (ВИНИТИ). Было направлено письмо председателя Государственного комитета по науке Председателю СМ СССР с подтверждающей визой его заместителя К.Н.Руднева с требованием передачи этого здания Государственному комитету по науке. Когда я узнала об этом письме, я подняла всю московскую интеллигенцию, всех кого только можно, чтобы мне помогли отстоять новое здание. В последнюю очередь откликнулось Министерство культуры, в ведении которого к тому времени находилась Библиотека. Надо сказать, что министр культуры Е.А.Фурцева оказалась, к моему удивлению, довольна моими действиями, несмотря на то, что я действовала через ее голову. Ее заместители прекрасно знали об угрозе, но полностью бездействовали, а меня она не принимала, поэтому я сама ей не смогла доложить и вынуждена была написать докладную записку в ЦК КПСС.
И уже ЦК партии вмешался в это дело. В этот момент и Е.А.Фурцева стала действовать, даже не наказав меня за обращение в ЦК партии через ее голову. За несколько дней до рассмотрения нашего вопроса на Президиуме ЦК КПСС она говорила в моем присутствии с К.Н.Рудневым и убедила его, что нельзя забирать новое здание у ВГБИЛ, и он отозвал письмо. Наш вопрос был снят с заседания Политбюро ЦК. Я очень боялась, что решение могло быть не в нашу пользу. Трудно было предугадать, кто кого переборет. Ведь проталкивал это решение заместитель председателя Государственного комитета по науке Д.М.Гвишиани — зять А.Н.Косыгина, который в то время был председателем СМ СССР. Но все кончилось хорошо. После этого Е.А.Фурцева несколько раз приезжала на стройку. В обращении со мною неизменно демонстрировала свое недовольство.
Весною 1965 года начался переезд Библиотеки в новое здание. 2 июня 1965 года я писала Вере Александровне Артисевич в Саратов:
… Перевозим книги в новое здание. Перевезли уже 2 миллиона книг. Переезд идет тихо и спокойно и не нарушает общего ритма работы всей Библиотеки. Только по воскресеньям с 1 июня по 1 сентября закрывали читальные залы. При этом перевозили сами, без посторонней помощи, организуя щепочку" из сотрудников. Ящики грузят рабочие. Но переедем полностью лишь в конце года, а может быть, даже в начале будущего. Очень медленно идут отделочные работы. Мебель уже давно получена из Финляндии и ждет своей очереди. Пока все идет гладко.
В 1966 году закончилась 30-летняя эпопея строительства здания ВГБИЛ. Москва получила прекрасное, оборудованное по последнему слову техники библиотечное здание размером 24 тысячи квадратных метров с 8-этажным книгохранилищем (16 ярусов), 14-ю читальными залами и конференц-залом на 400 человек.
2 марта 1967 года я писала:
..Когда я вхожу в новое здание — одна и та же мысль — что было, начав с одной-двух комнат, и что стало — дворец. И гордость и удовлетворение всей жизни. Все очень хорошо — красиво, удобно, рационально. Конечно, неприятно, что многие не оценивают, в частности, наш министр Е.Фурцева, да и все министерство, пожалуй. Это тягостно и даже очень. Но вместе с тем сам факт, что ВГБИЛ есть и будет, да какая!.. Осенью специально приедешь посмотреть и порадоваться с нами. Открытие планируем на середину мая, тогда же будем проводить и научную сессию. Мечтаем о гостях, но пока вопрос не решен. Скоро постараюсь прислать фотографию нового здания.
Боюсь показаться сентиментальной, но признаюсь: увидев на новых полках многострадальные книги, столько кочевавшие, испытавшие и подвальную сырость, и холод, и переезды в разные концы города, наконец поставленные на постоянное место в этом удобном хранилище, я не удержалась и поцеловала их. В переезде и перевозке книг участвовали все сотрудники, практически мы не закрывали Библиотеку для читателей ни на один день. Буквально на руках, по цепочке, 4-миллионный фонд был перенесен с грузовиков на ярусы хранилища. Праздник открытия нового здания состоялся 31 мая 1967 года. Это было незабываемое событие в моей жизни и жизни коллектива Библиотеки, который насчитывал тогда уже около 700 человек Все здание заполнилось гостями. Все были в восторге от здания, от оборудования, от мебели, от общего дизайна. Все было ново для читателей и друзей Библиотеки. Я видела радостные лица. Меня все поздравляли. Я была счастлива!
К открытию нового здания Библиотеки я получила много приятных писем. Привожу несколько из них. Вот письмо от 26 декабря 1966 года одного из старейших наших читателей академика Михаила Павловича Алексеева.
Глубокоуважаемая Маргарита Ивановна,
До Ленинграда дошло известие, что Ваша Библиотека заканчивает, наконец, переезд в новое прекрасное здание и что открытие всех ее помещений и просторных читальных залов совпадает с сорокапятилетием ее существования. Крайне сожалею, что не имею возможности приехать в Москву, чтобы выразить радость по этому поводу и лично поздравить Вас — организатора и бессменного директора Библиотеки, а также весь коллектив Ваших сотрудников, со знаменательным, событием в жизни Вашей библиотеки, с которого, несомненно, начнется новый и еще более блистательный период в ее истории.
Я — очень старый читатель Вашей библиотеки, на глазах которого происходит рост и постепенное превращение в крупнейшее книгохранилище не только всесоюзного, но и мирового значения. Десятки, если не сотни раз, я получал возможность именно в Вашей библиотеке найти то, что мне было крайне необходимо для моих работ и без чего они не могли быть опубликованы. Вероятно, ни одна из наших крупных библиотек не имеет ни таких специально подобранных книжных собраний, ни таких удивительных справочных карточек и пособий, изобильных и рационально расположенных. Благодаря этим, годами собиравшимся и улучшавшимся, изданным и еще неизданным пособиям в Вашей библиотеке можно быстро и с максимальными результатами почерпнуть то, на разыскание чего в других библиотеках ушли бы целые месяцы. Для меня всегда было очевидно также, что именно в Вашей библиотеке работают сотрудники не только искренне преданные своему делу, но и удивительно благожелательные ко всем, кто нуждается в их помощи: и справки вся кого рода, да и самые книги предоставлялись в Вашей библиотеке легко и быстро, хотя далеко не все Ваши читатели догадывались, что в прежние годы, чтобы достать нужную для них книгу, ее следовало возить чуть ли не через всю Москву, с одной улицы, где находилось книгохранилище, на другую, где расположены были читальные залы. Обо всем этом теперь можно вспоминать как о прошлом, испытывая вместе с тем чувство искренней благодарности к советскому правительству>, и в особенности к Министерству культуры СССР, уделившему средства для постройки Библиотеке нового превосходного здания.
Есть еще одна сфера деятельности Вашей библиотеки, о которой я хотел бы вспомнить с чувством особой признательности. Это — научно-библиографическая и издательская деятельность ВГБИЛ, хорошо известная во всем мире. Ни одна из наших крупных государственных библиотек не ведет работ этого рода в таком масштабе и с такой действительной удачей, как Ваша библиотека: об этом мне приходилось читать неоднократно и в наших, и в зарубежных изданиях. Благодаря этой работе ВГБИЛ приближает свои бесценные книжные фонды к десяткам тысяч заинтересованных читателей, а научным работникам во много раз облегчает их собственные усилия.
Позвольте мне, старому благодарному читателю ВГБИЛ, высказать искреннее пожелание, чтобы фонды Вашей библиотеки еще шире пополнялись бы иностранными книгами, чтобы особый профиль Ваших книжных собраний, не повторенный ни в одном другом государственном книгохранилище СССР, сохранялся впредь и вырисовывался бы все отчетливее и яснее, чтобы свободные палки Вашего нового книгохранилища быстрее заполнялись бы новыми книгами, а чтобы мы все, читатели, благодаря этому, имели бы возможность приобщаться к мировой культуре и приобщать к ней наших читателей и учеников.
С искренним уважением и благодарностью
Академик М.Л.Алексеев.
Еще один ленинградец, академик Виктор Максимович Жирмунский прислал свое поздравительное письмо: Дорогая Маргарита Ивановна!
Я очень сожалею, что состояние здоровья лишает меня возможности приехать в Москву на открытие нового здания Всесоюзной Государственной Библиотеки иностранной литературы и поздравить Вас лично с 45-летием созданного Вами замечательного книгохранилища. Я жалею об этом особенно потому, что, по своему возрасту и давнему знакомству с Вами, я принадлежу к числу тех немногих, кто знал библиотеку на всех этапах ее существования — от самого раннего, почти частного ее состояния до того первоклассного книжного собрания, насчитывающего свыше 3,5 миллиона единиц хранения, в которое она превратилась благодаря Вашей энергии, организационным способностям и пониманию культурных задач руководимого Вами большого общественного дела. <…>
От всей души желаю дальнейших успехов этому делу, а Вам лично — доброго здоровья и прежней неистощимой энергии в нашем общем деле.
С искренним уважением и сердечным приветом
Академик В.М.Жирмунский.
Ленинград, 25 мая 1967.
Не могу не привести письмо от 31 октября 1967 года Федора Николаевича Петрова, который, будучи начальником Главнауки в 1920-х годах, стоял у истоков создания ВГБИЛ, поддерживал активно ее развитие и много сделал доброго для нас.
Дорогие товарищи!
Сердечно поздравляю Вас с Великим днем 50-летия Октября. Я рад, что столь нужная стране СССР Библиотека Иностранной литературы выросла из маленькой библиотечки в дворец книги. Я помню труд и энергию Маргариты Ивановны Рудомино еще в 20-х годах. Шлю ей мой привет и мою радость по поводу ее большой культурной работы. Да здравствует Октябрьская революция, да здравствует Коммунистическая партия, развивающая науку и культуру на основе марксизма-ленинизма.
Ваш друг Ф.Н.Петров 31/Х.67.
В связи с переездом Библиотеки в новое здание Корней Иванович Чуковский прислал мне письмо, в котором также говорилось о его желании передать ВГБИЛ его коллекцию англо-американских книг.
Дорогая Маргарита Ивановна!
Поздравляю Вас с великим новосельем! И как я жалею, что болезнь мешает мне стать постоянным посетителем Вашей дивной Библиотеки. Наконец-то осуществилась Ваша многолетняя мечта и теперь Вы уже не будете краснеть, когда какой-нибудь гордый сын Альбиона или Манхеттена посетит Ваше гордое книгохранилище. Воображаю, сколько работы пришлось проделать Вам и Вашим милым сотрудницам.
Кстати, небольшое дело. Очень возможно, что я не бессмертен. Не возражаете ли Вы против того, чтобы я завещал Вашей Библиотеке имеющиеся у меня англо-американские книги? В завещании я поручу дело передачи своей внучке Елене Чуковской.
Еще раз приношу Вам свои поздравления.
Я болен. Завтра меня увозят в больницу.
Ваш Чуковский.
21. V.67
Чуковский многим помог Библиотеке: помог советом, помог в выписке литературы, помогал защитить Библиотеку в кризисные для нее времена, говорил с моими начальниками о значении ВГБИЛ, о выделении средств на ее развитие, об увеличении валютных ассигнований на закупку книг за границей и т. д. С огромным уважением относился ко всему коллективу и действительно любил нас.
В конце 1960-х годов снимался документальный фильм о ВГБИЛ. Режиссер очень хотел заснять К.Чуковского и меня в Переделкине на его даче. Но Корней Иванович был уже болен и замысел не удался.
3 июля 1970 года мне исполнилось 70 лет. Получила множество поздравительных адресов, десятки телеграмм, около 100 зарубежных коллег поздравили меня с юбилеем. Коллектив Библиотеки просто засыпал меня поздравительными письмами. Вот общее поздравление коллектива ВГБИЛ:
"Дорогая Маргарита Ивановна!
Мы, Ваши товарищи по работе, коллектив созданной и бессменно руководимой Вами в течение почти пятидесяти лет Библиотеки, поздравляем Вас с днем рождения.
Итог подводить рано. У Вас столько смелых замыслов, которые требуют осуществления! Когда несколько лет тому назад Вы говорили о двухмиллионном книжном фонде на ста языках мира и о строительстве нового здания Библиотеки — это казалось мечтой. Сейчас — это действительность.
Работать с Вами — хорошая школа. С Вами работать — трудно и легко. Трудно угнаться за все возрастающими задачами, которые Вы перед нами ставите. Легко, потому что Ваша энергия и инициатива, Ваша вера в хорошие человеческие качества и творческие способности людей помогают преодолеть многие трудности.
Желаем Вам бодрости, сил, сохранения на долгие годы Вашего главного таланта — неутомимого организатора библиотечного дела.
Желаем дальнейших творческих успехов Вам — деятелю советской культуры, которую Вы с такой принципиальностью и глубоким знанием дела представляете за рубежом.
Желаем успехов в Вашей деятельности в борьбе за мир и расширение международных культурных связей.
Примите нашу любовь, глубокое уважение и готовность решать с Вами большие задачи, поставленные перед коллективом нашей библиотеки".
Очень мило меня поздравили ветераны ВГБИЛ:
Сквозь далекое время холодных подвалов,
Сквозь разбросанность зданий и суетность лет,
Сквозь зеленую занавесь старого зала
Шлет Вам горстка оставшихся теплый привет!
Все мы нынче — лишь выжившие динозавры —
Поднимаем бокал иль, быть может, стакан!
Пьет за Ваше здоровье, дубасит в литавры
Куча верных и любящих Вас могикан!
С Вами вместе мы шли по ступенькам карьеры,
Через горы газет и журналов и книг
Одолели преграды и взяли барьеры:
Это заняло жизнь, это заняло миг:
Мы горды, что мы шли где-то около — рядом
С начинавшей свой путь только с шкафчика книг
И добившейся славы, любви и награды!
Кто чего заслужил, тот того и достиг!
Вас признала давно мировая арена.
А Ваш шарм победил всю суровость ИФЛА!
Не одна Вас видала высокая сцена,
Там не только Директор, там Женщина шла!
Но пора закругляться! Мы Вас поздравляем!
Вам желаем здоровья и радостных лет!
И бокалы свои мы за Вас поднимаем!
Вам — наш низкий поклон и тепло и привет!
Кроме поздравительной правительственной телеграммы прислала поздравительный адрес и Е.А.Фурцева. Мне было приятно получить поздравление от Президента ИФЛА Г.Либарса[91]
Юбилейные торжества проходили дважды в Библиотеке — 3 июля, в день рождения, и 8 октября — в день награждения меня орденом Трудового Красного Знамени, как говорилось в Указе, "за большие заслуги в развитии библиотечного дела, активную общественную работу и в связи с семидесятилетием". Кроме того, мой юбилей был отмечен на заседании Клуба книголюбов 21 октября, которое вел артист Михаил Жаров и запись которого в тот же день была передана по первой программе Всесоюзного радио. На юбилейном торжестве 3 июля в ответ на поздравления я сказала:
"Дорогие друзья! Я не привыкла говорить в такие дни, у меня таких дней было мало. Поэтому я очень волнуюсь, и мне трудно сказать о тех чувствах, которые меня сейчас волнуют. Я должна сказать вам большое спасибо. Я счастлива была в своей жизни. Мне действительно очень повезло, что я могла с первого дня своей сознательной жизни отдать себя одному делу и это дело довести до определенной цели. Но в этом не только моя заслуга. Созданию Библиотеки помогла послереволюционная обстановка и государственные ассигнования. Для того чтобы начать такое культурное дело, нужны были деньги. И я благодарна Советскому государству и нашей партии за то, что они дали возможность мне в какой-то части проявить себя и довести дело до определенного конца. Дальше. Я не могла бы ничего сделать, если бы меня не окружали с самого начала исключительные в своей интеллигентности люди — это наш коллектив. Раньше был он очень маленький. Начался с 3–5 человек. Большинства из этих людей уже сейчас нет в живых. Это были энтузиасты. Они были той силой, которая смогла преодолеть очень многие препятствия, которые были, есть и, вероятно, всегда будут. Сейчас это уже огромный коллектив — больше 700 человек. Мы всегда говорили, что наш коллектив предан Библиотеке. Даже после почти пятидесяти лет отношение к работе осталось таким же, как это было в начале существования Библиотеки у наших первых сотрудников. У нас есть традиции, и этими традициями мы живем и сейчас. Мы смогли создать нетрадиционную библиотеку, синтез библиотечного, научно-исследовательского, культурно-просветительского, учебно-консультационного, методического и массового учреждения. В последние годы мы смогли все это воплотить в жизнь в новом здании. Я счастлива, что исторически так сложилось, что мы сумели <…> помочь нашему народу стать культурным, образованным. И наша Библиотека в этом деле сделала немало.
Я сейчас говорю в кругу близких мне людей и, конечно, не могу не сказать и о том счастье, которое я имею в моей жизни, — это моя семья: мой муж и мои дети. Может быть, я не раз приносила им много и неприятного, не будучи вечерами дома, занимая свои мысли Библиотекой, но они всегда мне помогали и я находила всегда в тяжелую и трудную минуту ту поддержку, без которой человек вряд ли мог продолжать работать. У меня сейчас уже внуки. Мои дети не пошли по моей специальности. Может быть, они и правильно сделали. Эта специальность тяжелая и трудная, но вместе с тем, мне в какой-то части очень жалко. Не знаю, как будут мои маленькие внуки. Может быть, все-таки, к тому времени библиотечное дело подымется на такую высоту, что это уже не будет трудным делом, уже будет легко работать. Но то, что у нас интересно работать, что Вы получаете много удовлетворения от работы — это несомненно.
И я очень рада приветствовать здесь моих друзей, мой коллектив. Здесь среди нас находятся и представители других библиотек. Они тоже мои коллеги, и поэтому они тоже являются частью нашей семьи. Я очень благодарна им, что они пришли, проявили столько внимания и чуткости. Ваше уважение я отношу не только к себе, а главным образом к Библиотеке. Это меня радует.
А вообще, конечно, я счастливая — это правильно!
И еще раз большое, большое вам спасибо!"
Душевно и тепло было и на встрече у меня на даче в Барвихе. Приехали более тридцати сотрудников Библиотеки, и было просто прекрасно.
В 1972 году исполнилось 50 лет со времени открытия ВГБИЛ. Перед этой датой группа крупных советских ученых и писателей, друзей Библиотеки, обратилась в ЦК КПСС с просьбой "рассмотреть вопрос о награждении ВГБИЛ высокой правительственной наградой, а также ее старейших и самых заслуженных работников". Вот это ПИСЬМО:
"ЦК КПСС
В 1972 году исполняется 50 лет Всесоюзной государственной библиотеке иностранной литературы.
Созданная в трудные для страны первые годы Советской власти, поначалу как крохотное собрание книг на иностранных языках, Библиотека превратилась в огромный культурный центр, сыгравший и продолжающий играть совершенно уникальную роль в оказании помощи специалистам всех областей науки, литературы и искусства в изучении и освоении лучших достижений мировой культуры, а также в распространении и изучении иностранных языков в Советском Союзе. <…>
Не одно поколение представителей советской интеллигенции изучило иностранные языки в стенах Библиотеки. И сейчас это единственная Библиотека, столь широко помогающая в изучении иностранных языков с помощью новейших технических средств.
Крупнейшие писатели и деятели культуры — Анри Барбюс, Вайян-Кутюрье, Мартин Андерсен-Нексе, Исидоро Асеведо, Иоганнес Бехер, Пабло Неруда, Роберт Фрост. Ричард Олдингтон, Анна Зегерс и многие, многие другие всегда считали для себя за честь на своем родном языке говорить с трибуны библиотеки с умной и взыскательной советской аудиторией.
Благодаря усилиям Библиотеки, мы располагаем обширными данными о судьбах произведений советской многонациональной литературы за рубежом, подготавливаемые Библиотекой совместно с Союзом советских писателей указатели об издании советских книг в зарубежных странах начиная с 30-х годов по настоящее время стоят в личных библиотеках писателей и широко используются всеми, кто изучает проблемы взаимодействия литератур мира и роста международного авторитета советской литературы.
Мы считаем своим долгом обратить внимание на большие заслуги Всесоюзной государственной библиотеки иностранной литературы в развитии культуры и науки в нашей стране и в укреплении и расширении наших контактов в области культуры с зарубежными странами и, учитывая ее авторитет в стране и в мире, считали бы важным: отметить славный юбилей — 50-летия ВГБИЛ и рассмотреть вопрос о награждении Библиотеки высокой правительственной наградой, а также ее старейших и самых заслуженных работников. Директор Института биологии развития им. Н.К.Кольцова АН СССР, академик Б.Л.Астауров Директор Института молекулярной биологии АН СССР, Герой Социалистического Труда, академик ВАЗнгельгардт
Директор Института биохимии им. А.Н.Баха АН СССР, Герой Социалистического Труда, академик А.И.Опарин Председатель Советского комитета славистов, зам. председателя Международного Комитета славистов, академик М.П.Алексеев Поэт, Герой Социалистического Труда А.А.Сурков Председатель Советского комитета защиты мира, Герой Социалистического Труда Н.С.Тихонов Декабрь 1971 г.".
И действительно, заслуги Библиотеки были признаны и она "за большой вклад в развитие библиотечного дела в стране и активную работу по коммунистическому воспитанию трудящихся" была награждена орденом Трудового Красного Знамени. В мае 1972 года на торжественном собрании Библиотеки председатель Мосгорисполкома В.Ф.Промыслов вручил Библиотеке орден. Поздравить Библиотеку с награждением приехал президент ИФЛА Г.Либарс. Должна сказать, что я была просто счастлива, что Библиотека была высоко отмечена и награждена. Я действительно могу с гордостью сказать, что моя жизнь недаром прожита.
К 50-летию ВГБИЛ сотрудница Библиотеки Таня Карпова, филолог по специальности, проработавшая в Библиотеке 30 лет (всю трудовую жизнь), написала грустное, но очень теплое стихотворение о Библиотеке.
Ах, как быстро мчатся даты,
Не охватит беглый взгляд,
Я такой была когда-то
30 лет тому назад.
Там, над "Англицким подворьем",
Трехэтажный домик был,
Не рабочим местом только,
Был нам домом ВГБИЛ.
Берегли седые дамы
Мудрость выцветших страниц.
Наши кресла из Потсдама
Мы назвали "Старый фриц".
Всюду веяли приметы
Незнакомых дальних стран.
Здесь бывали Джерманетто,
Линдсей, Стейнбек и Роллан.
Коридоров темных своды,
Небольшой уютный зал.
"Дар испанского народа"
Здесь за стеклами стоял.
Я бы кончила не вскоре,
Поведя об этом речь:
Сколько радости и горя,
Расставания и встреч!
Очень много в ВГБИЛе
Довелось нам пережить:
Книги думать здесь учили,
И учили люди — жить.
И общественных и личных
Сколько билось здесь идей!
Сколько судеб необычных!
Сколько подлинных людей!
Их вместить не могут строки,
Столько было в стенах сих
Ныне близких и далеких,
И умерших и живых!
Те, кто жизни здесь прожили,
Вспоминают и сейчас:
Здесь рожали, хоронили,
Провожали в первый класс…
Не предвидели когда-то,
30 лет тому назад,
Как мы здания меняли
И как рос безмерно штат.
Много верст мы прошагали
До сегодня от вчера,
И друзей мы приглашали
К нам на наши вечера…
Это — сказки, это — были,
Это в прошлое мой взгляд,
..Это было в ВГБИЛе
30 лет тому назад.
Константин Симонов написал в 1972 году о Библиотеке:
"…Может, никогда еще я не испытывал такого острого чувства зависти к людям, знающим не только свой родной язык, как сегодня, обходя этот прекрасный дом. То дело, которое в нем делается, имеет самое непосредственное отношение к будущему человечества, и об этом нельзя не думать".
К.М.Симонов не был постоянным читателем Библиотеки, но у нас в тридцатых годах работала его мать — Александра Леонидовна Иванищева, о которой у нас сохранились теплые воспоминания.
Тогда же, в юбилейные дни, чилийский поэт, лауреат Нобелевской премии Пабло Неруда сделал такую запись в Книге гостей Библиотеки:
"Всесоюзной государственной библиотеке иностранной литературы. Эта Библиотека всеобъемлющая, пронизанная светом. Свет всего мира в ее книгах и ее окнах. Только знание и только взаимное познание сосуществует с явной правдой. Спасибо Вам за то, что Вы храните человеческую мысль, иными словами — свет. Спасибо, замечательная Библиотека, за распахнутые окна в течение пятидесяти лет. Да здравствуют книги, рожденные светом, и книги, несущие свет!
Пабло Неруда Москва, Май, 1972".
ИФЛА
Широкий размах получила международная деятельность ВГБИЛ. Она заключалась в следующем. Во-первых, Библиотека переводила на русский язык и издавала три периодических издания ЮНЕСКО и Международной федерации библиотечных ассоциаций и учреждений (ИФЛА), в которую Советский Союз вступил в 1959 году. С этой целью был создан специальный отдел, который также распространял по подписке свои издания в сотнях тысяч экземпляров по всей стране. С 1957 года я долгие годы была ответственным редактором русского издания "Бюллетеня ЮНЕСКО для библиотек". Во-вторых, Библиотека стала депозитарием основных изданий ЮНЕСКО и всех изданий ИФЛА; вплоть до докладов на конгрессах этой организации. Наши сотрудники широко участвовали в работе ИФЛА; 32-й конгресс ИФЛА в 1970 году проходил в нашей Библиотеке. Я лично принимала участие в работе ИФЛА с 1960 года, а с 1967 года находилась на выборных должностях: с 1967 по 1969 год являлась вице-президентом этой организации, а с 1970 по 1972 год первым вице-президентом. В 1973 году на конгрессе ИФЛА в Париже я была избрана пожизненным почетным вице-президентом.
Моя многолетняя работа в ИФЛА, которой я отдала много сил, доставила мне большую радость. Я старалась познакомить советских библиотекарей с библиотечным делом за рубежом. Я стремилась также установить деловые и дружеские связи с иностранными коллегами, эта дружба сохранилась на долгие годы. В 1980 году в энциклопедии "World Encyclopedia of Library and Information Sources", в статье обо мне, я была названа "главным послом советского библиотековедения за рубежом".
За годы работы в ИФЛА я пережила немало драматических эпизодов, которые теперь кажутся лишь забавными. Так, в августе 1968 года, во время чехословацких событий, я была в составе советской делегации на 39-й Сессии ИФЛА во Франкфурте-на-Майне. В нашу делегацию входили: директор Ленинской библиотеки, бывший генерал Иван Петрович Кондаков (руководитель делегации), начальник Библиотечного управления Министерства культуры СССР Анна Николаевна Ефимова и я. Одновременно на Сессию приехала большая туристическая группа советских библиотекарей (30 человек). Работали мы в здании Университета, а жили в гостинице, в центре города. В день открытия Сессии у мэра города был прием. Я пользовалась особенно большим вниманием как вице-президент ИФЛА от социалистических стран.
На следующий день утром, войдя в ресторан в гостинице, где мои коллеги завтракали, я почувствовала по тревожным лицам немцев, что произошло что-то неладное. Почему-то радио гремело на полную мощность. Мои коллеги ничего не могли понять, так как не знали немецкого языка. Они чувствовали, что что-то стряслось, но не знали что. Не став прислушиваться к радио, я подошла к сидевшему неподалеку немцу и спросила, что случилось. Он мне спокойно и четко ответил: "Мадам, русские ввели свои войска в Чехословакию, чтобы сохранить там социалистический строй". Я сказала об этом своим коллегам. Они побледнели.
Идя по улице на заседание Сессии, мы встретили директора Болгарской национальной библиотеки им. Кирилла и Мефодия Констанцу Каладжиеву. Она была страшно перепугана и сказала, что улетает домой. Прошел слух, что намечается демонстрация перед зданием библиотеки франкфуртского университета с требованием изгнать из Франкфурта советскую делегацию и делегации других участвующих в чешских событиях стран. Она предложила и нам лететь с ней в Софию, а оттуда в Москву, и сказала, что у нее есть возможность обеспечить безопасность нашей делегации. Иван Петрович тотчас ухватился за это предложение, но мы с Анной Николаевной категорически воспротивились этому, напомнив о нашей ответственности за туристическую группу библиотекарей. Он заколебался.
Придя на заседание Сессии, мы услышали успокоительные слова от президента Библиотечного общества ФРГ. Он сказал, что в городе действительно проходят демонстрации протеста, но что городская полиция предупреждена, и если студенты захотят нас вывести с заседания Сессии, то он знает путь на улицу, где их наверняка не будет — под зданием университета. На заседании Исполкома президента ИФЛА лорда Ф.Френсиса[92] предупредили, что митингующие студенты хотят взять советского представителя в заложники, когда он, т. е. — я, будет выходить из здания университета. Тогда первый вице-президент ИФЛА бельгиец Герман Либарс предложил всем снять с одежды таблички с указанием принадлежности к соответствующим странам. Так и сделали, и я спокойно со всеми вместе вышла из здания университета после окончания заседания Исполбюро.
Вечером в гостинице по просьбе Ивана Петровича я разузнала у хозяйки о положении в городе. Она сказала мне: "Мадам, я никогда не предам хороших людей, будь они и коммунисты. Люди у меня делятся на хороших и плохих. А вы все хорошие, я убедилась по вашему отношению ко мне еще с первых дней. Живите у меня спокойно, ни о чем не волнуйтесь". Я попыталась, как могла, успокоить И.П.Кондакова, но он по-прежнему волновался и плохо себя чувствовал. Мы с Анной Николаевной оставили его вечером в гостинице и пошли, скорее, побежали к нашему соотечественнику Льву Ивановичу Владимирову[93], который жил с делегацией ООН, так как был в то время директором Библиотеки ООН в Нью-Йорке. Мы хотели посоветоваться с ним. Он толком сказать нам ничего не смог. Только успокаивал. В тот же вечер мы услышали по радио угрозы в отношении Советского Союза. Было очень не по себе.
На следующий день устраивала прием делегация ФРГ, советские библиотекари оказались в полной изоляции. Участники Сессии не знали, как себя вести с нами, а потому предпочитали держаться от нас подальше. Чехословацкая делегация была настроена откровенно враждебно. Члены делегации и участники туристической группы получили в Посольстве Чехословакии транзисторы и ходили в университете и на улицах, включив их на полную громкость и привлекая к себе всеобщее внимание. И.П.Кондаков пытался объясниться с чехами по-хорошему, но произошла настоящая потасовка и мне с трудом удалось их разнять. После этого он прекратил всякие разговоры с делегатами и туристами из Чехословакии. В предпоследний день нашего пребывания на Сессии мы совершили прогулку на теплоходе по Рейну. Впечатление от этой, должно быть, прекрасной прогулки осталось ужасное, и я с горечью вспоминаю о ней. Наши друзья старались помочь нам, но я чувствовала, чего это им стоило, и держалась обособленно.
Не могу не вспомнить и анекдотические случаи наших поездок за границу с Иваном Петровичем. Однажды мы ехали с ним на машине по Парижу ночью. Везде сверкала и переливалась светящаяся реклама. Вдруг Иван Петрович встрепенулся и говорит: "Вы посмотрите, Маргарита Ивановна, на тот дом. Даже ночью антисоветские лозунги висят". Я посмотрела на светящуюся строчку и увидела рекламу издательства "La Rousse" ("Лярусс"), А когда во французских Альпах я восторгалась их красотой, он приговаривал все время: "Нет, Маргарита Ивановна, наш Кавказ лучше".
Наши сотрудники и я участвовали в деятельности и других международных организаций. Я была членом Национальной комиссии СССР по делам ЮНЕСКО, председателем Комиссии по зарубежным связям библиотек Совета по библиотечному делу Министерства культуры СССР, вице-президентом Общества "СССР — Дания" и членом исполкома Общества "СССР — Франция".
В 1957 году встал вопрос о моей долгосрочной командировке (на 3 года) на работу в ЮНЕСКО в Париж. Мне предложили должность руководителя департамента библиотек. Вызывали в ЦК партии, уговаривали. Хотелось поехать. Но я, как и от первого приглашения, которое было мне сделано сразу после войны, — занять пост директора Публичной библиотеки им. М.Е.Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, отказалась. Я не могла бросить свое детище — ВГБИЛ. И жизнь подтвердила правильность моего решения.
В 1970 году в Москве состоялась 36-я Сессия ИФЛА. ВГБИЛ была ее организатором. Пленарные заседания Сессии проходили в Колонном зале Дома Союзов, остальные у нас в Библиотеке. В Сессии принимали участие более 500 иностранных специалистов из 50 стран мира. Сессия прошла успешно.
В 1972 году на заседании Национальной комиссии СССР по делам ЮНЕСКО в Москве я выступила с предложением о проведении Международного года книги. Наша Комиссия подхватила эту идею и передала ее в ЮНЕСКО в Париж. После обсуждения на Генеральном совете ЮНЕСКО 1972 год был объявлен Международным годом книги. Об этом писал президент ИФЛА Г.Либарс:
"Международный год книги был организован ЮНЕСКО в 1972 году по предложению Советского Союза, а если быть точным, то по инициативе Маргариты Ивановны Рудомино. Я был председателем Подготовительного комитета по проведению Международного года книги. Открытие состоялось в Москве. Никогда мне не приходилось слышать более тусклых речей, произнесенных в честь книги. Зарубежные участники конгресса утонули в море советской статистики. Я говорил себе, что творится что-то неладное, если идеи заменяются цифрами. Американский оратор, известный литературный критик, выступил так плохо, что я вынужден был после окончания заседания попросить у него объяснений. Он сказал мне, что его правительство посоветовало быть вежливым.
С того времени я понял, что одной из самых больших ошибок интеллигенции является следование советам правительства. <…> Если, тем не менее, я все же говорю о событиях Международного года книги, то только чтобы выразить сожаление по поводу того, что Маргарита Ивановна, которая могла бы принести столько пользы для своей страны, так мало участия принимала в нем. В программе Международного года книги Советский Союз был представлен не библиотеками или книжными палатами, а Государственным комитетом по печати, т. е. политическим органом, который был в привилегированном положении в ЮНЕСКО. У меня было желание поставить все на свои места, но я не сделал этого из-за дружбы с Маргаритой Ивановной. Я хотел бы исправить эту ошибку сейчас и заявить, что во время торжественного открытия Международного года книги я думал о Маргарите Ивановне. Ее сильная личность была рядом со мною. Маргарита Ивановна, для которой книга была призванием и делом всей ее жизни, а международное значение книги так безусловно, не произнесла речи, продиктованной идеологией правящей партии. Молчание Маргариты Ивановны было утешением ее западных коллег и друзей. <".>"
С ИФЛА я не прерывала связи и после моего ухода на пенсию, была почетным вице-президентом, получала всю печатную информацию, вела переписку и собиралась написать историю ИФЛА. Собрала много материалов для этого. В связи с 50-летием ИФЛА в 1977 году была приглашена ее президентом на юбилейную Сессию. Последний раз я была на 47-й Сессии ИФЛА в 1981 году в Лейпциге.