Книги моей судьбы: воспоминания ровесницы ХХв. — страница 5 из 7

Изгнание

В 1973 году мне исполнилось 73 года. Но я была здорова, энергична, работоспособна, и, как говорили, у меня хватило бы сил на создание еще одной библиотеки. Я, конечно, понимала, что пора уходить на пенсию, и искала себе замену. Но, к сожалению, в то время я не могла предложить достойного кандидата на пост директора Библиотеки. Мой молодой заместитель Галина Ивановна Лукасевич была тяжело и неизлечимо больна, а того, кто мог бы меня заменить, не устраивала низкая зарплата.

В конце 1972 года я почувствовала, что Министерство культуры СССР начинает нагнетать обстановку вокруг меня и Библиотеки: все, что делается в Библиотеке, — плохо, развивается она не в том направлении, кадры "засорены" и т. п. Начались и провокации. Так, 7 ноября 1972 года, в день годовщины Октябрьской революции, меня ночью вызвали в Библиотеку. Что случилось? А случилось очень серьезное по тем временам ЧП. По краю крыши Библиотеки, со стороны высотного дома на Котельнической набережной, был расположен светящийся лозунг "Да здравствует марксизм-ленинизм — вечно живое интернациональное учение!" Той ночью была вывернута часть электролампочек в слове "интернациональное", и лозунг получил "вредительскую" направленность: "Да здравствует марксизм-ленинизм — вечно живое национальное учение!" Об этом тут же сообщили в МК партии, а в первый послепраздничный день об этом уже знали в ЦК. Все понимали, что это явная провокация. После праздников я спросила библиотечного офицера госбезопасности (работника КГБ): "Что произошло?" Он ответил: "Маргарита Ивановна, я даю Вам честное слово, что мы к этому непричастны. Это что-то местное. Буду выяснять". Через некоторое время выяснилось, что лампочки выкрутил библиотечный плотник за две бутылки водки, полученные от начальника отдела кадров Библиотеки — ставленника Министерства культуры. Дело с лампочками замяли, никто не захотел заниматься расследованием, да и некому было — все кадровые нити в Библиотеке были в руках министерства.

Я чувствовала, как вокруг меня сгущается тяжелая атмосфера тревоги и страха. Например, как-то вызывают меня в Министерство культуры и спрашивают: "…Что это у Вас в кабинете антифашистской литературы завелась антисоветская литература? Что это там за материалы какого-то Романа?" А в Кабинет была передана уникальная коллекция книг, брошюр, газет, журналов, листовок, писем и других материалов французского движения Сопротивления Жоржем Романом. Быть может, единственная в мире. Среди книг были и книги русских эмигрантов — участников движения. На них-то и намекали. Осадок остался нехороший — вспомнила 1937 год.

Окончательно я поняла, что есть кто-то желающий занять мое место, когда неожиданно в апреле 1973 года Библиотеке был дан официальный статус научного учреждения. А было это так. Многие годы, особенно последние, я решительно добивалась для ВГБИЛ статуса научного учреждения, что было справедливо и позволило бы, подняв зарплату, привлечь в Библиотеку видных ученых. Это зависело от Государственного комитета по науке и технике (ГКНТ), где заместителем председателя был Д.М.Гвишиани, зять председателя СМ СССР А.Н.Косыгина. ГКНТ неизменно отказывал в этом. Однако в апреле 1973 года ГКНТ неожиданно дал ВГБИЛ статус научного учреждения, а значит, и повышение ставок зарплаты. Я, конечно, поняла, что это сделано под кого-то, кто претендует на мое место. Так оно и было — понадобилось место для дочери АН.Косыгина — Л.А.Гвишиани-Косыгиной, и зарплату подняли для нее. Стало ясно — мне давали понять, что мне не место в Библиотеке. В мае 1973 года Гвишиани-Косыгина была назначена директором ВГБИЛ. Меня, несмотря на мое 52-летнее руководство, в непозволительно грубой форме выгнали на пенсию, позолотив пилюлю обещанием оставить в штате для работы над историей ВГБИЛ, но и это не было выполнено. Новый директор не включила в план мою работу по истории Библиотеки и не оставила меня в штате.

Создавшуюся тогда обстановку я описала в письме к Мусе Минкевич:

Москва, 30 апреля 1973 г.

Мусенька милая! Я давно тебе не писала — уж очень тяжелое для меня время пережила. С 4-го мая сдаю Библиотеку новому директору и перехожу на пенсию. Остаюсь в Библиотеке для сбора документации и фактических материалов для написания истории ее развития за 52 года. <">

Форма моего ухода была ужаснейшей. В письме трудно описать. 9 марта меня пригласил заместитель министра культуры. У него уже были мои недруги — министерские кадровики. Вначале, волнуясь, зам. министра предложил мне уйти на пенсию и с честью меня проводить. Я отказалась сама подать заявление, так как считаю, что нет оснований, даже возрастных, уходить в полной форме работоспособности на пенсию. Тогда начальница Управления кадров Министерства (подруга Е.А.Фурцевой) стала мне угрожать. "Снимем за ошибки!" Я ответила, что если они были, то вряд ли год назад Библиотеке дали бы орден. Получилась перепалка. Зам. министра, чтобы разрядить атмосферу, предложил перейти мне в Библиотеке же на другую работу. Я, конечно, согласилась. Тем более что это соответствовало моим планам (подготовить историю Библиотеки за 52 года). Но совершенно неожиданно начальница Управления кадров заявила: "…работа в ВГБИЛ для Вас исключена, а если надо трудоустроиться, то я это могу сделать в других библиотеках". Я до того была сражена, что не смогла ничего сказать. Окончился разговор тем, что я должна в 2-недельный срок сдать дела своей заместительнице. "Преемника на директора пока нет", — заявила начальник Библиотечного управления Министерства культуры, хотя я прекрасно понимала, что уже есть, но не знала кто. Как я дошла домой — не знаю. По дороге встретила знакомого и, рассказав ему, разревелась. Это первая часть.

Затем, взяв себя в руки, я многим звонила, ездила, говорила. Все были на моей стороне, возмущались формой, но… помочь никто не помог. И через неделю у меня был сильный сердечный приступ. Врач мне сказал, что если я хочу остаться в живых, то чтобы бросила немедленно бороться и перешла бы на пенсию. Я внутренне согласилась, но заявления все же не подала. Это вторая часть.

Выйдя после бюллетеня на работу, увидела, что отношение этих же самых людей сильно изменилось. Толи испугались моей болезни, то ли сказал кто-то "сверху", — Но в результате передали мне, что работать в Библиотеке могу, как и хотела, союзную персональную пенсию будут, просить и передавать дела буду непосредственно новому директору, а не через моего заместителя. Как видишь, все хорошо, но осадок остался горький. Конечно, результатов еще нет и рано радоваться. А уходить после 52-х лет не по своей воле — тяжело. А форму хулиганскую мне не забыть никогда. Уж очень несправедливо. Вот и третья часть.

* * *

5 мая 1973 г.

Вчера начала сдавать дела новой директрисе. Легче стало на душе. Думаю, что передаю Библиотеку в хорошие руки. Она произвела чарующее впечатление. Вчера провела одна с ней целый день — рассказывала о Библиотеке и показывала Библиотеку. О людях ничего не говорили. Мнение ее о дальнейшем развитии Библиотеки совпадает с моим. Только бы не разочароваться и не ошибиться. Как-то сразу успокоилась. Ты первая, которой я пишу подробно и откровенно. Очень хотелось бы поговорить и посоветоваться в дальнейшем. Как будто перспективы развития Библиотеки хорошие. Нам повезло. Она — культурный, образованный человек, кандидат исторических наук.

Крепко тебя целую. Рита.

Но, к сожалению, я ошиблась, увидев в первую нашу встречу только одну сторону Л.А.Гвишиани-Косыгиной. А другая сторона для меня оказалась страшной. Я ужаснулась, когда на второй день нашего общения, в момент, когда я вынула ключи и хотела открыть свой сейф в кабинете, Гвишиани-Косыгина попросила отдать ключи ей. Я отдала, еще не понимая, что за этим последует. А последовало моментальное изменение выражения лица — из довольно приятного в высокомерное и жестокое. А затем — слова: "Я забираю ключи от сейфа. Сейф и его содержимое не ваша собственность, а государственное имущество, и вам там делать нечего". Я так была потрясена случившимся, что вышла из кабинета не попрощавшись. Я была раздавлена. Больше я в бывшем моем кабинете не была, ни при ней, ни после нее. Как верна пословица о волке в овечьей шкуре! В сейфе остались и некоторые мои личные вещи. Это событие вывело меня из равновесия.

Но я все же надеялась и даже была уверена, что смогу и на пенсии быть полезна своему детищу. А вышло все не так. С первых дней, как сдала дела, я оказалась как бы "в изгнании", в атмосфере недоверия и подозрительности. Страх сдерживал многих сотрудников от общения со мной, вскоре я перестала существовать и для внешнего мира: меня не приглашали ни на Библиотечный совет Министерства культуры СССР, ни на заседания других советов, членом которых я состояла, не говоря уже о ВГБИЛ. Куда я ни обращалась, поддержки мне никто не оказывал. Затем и общественные организации, в которых я принимала активное участие, отодвинули меня в сторону: Союз советских обществ дружбы, Общество "СССР-Дания", редколлегия журнала "Иностранная литература", Национальная комиссия по делам ЮНЕСКО в СССР и другие. В это тяжелое для меня время лишь ИФЛА не отвернулась от меня и на 39-м конгрессе в Гренобле присвоила мне звание "Почетный вице-президент ИФЛА".

Библиотека без меня

За время пребывания на пенсии я лишь несколько раз была во ВГБИЛ — работала в архиве. Обещания оставить меня на работе в Библиотеке для написания истории ВГБИЛ остались не выполнены, хотя я в начале им поверила. От старых сотрудников с горечью узнавала о происходящих переменах, с моей точки зрения недопустимых. В первую очередь — распад слаженного квалифицированного коллектива: многие уходили в другие библиотеки и учреждения сами, других просто "ушли". Из Библиотеки изгонялись все "люди Рудомино". Непрофессионально изменили годами отработанную и оправдавшую себя функциональную структуру Библиотеки. Только ради того, чтобы избавиться от "людей Рудомино", закрывали, делили и переименовывали отделы. Из шестнадцати заведующих отделами сразу же "ушли" четырнадцать.

Всего за год с мая 1973 по май 1974 года ВГБИЛ лишилась двухсот ведущих сотрудников. Все это меняло дух Библиотеки, превращая ее в рядовое предприятие по выдаче книг. К сожалению, начавшийся тогда упадок Библиотеки продолжился и в дальнейшем.

Неправомерно и в нарушение Постановления правительства от 1 марта 1948 года, которого никто не отменял, ВГБИЛ перестала быть универсальной библиотекой. Сразу же после моего ухода из Библиотеки работа с естественно-научной литературой была прекращена, а к тому времени это была большая и ответственная работа — естественно-научный фонд ВГБИЛ составлял свыше 400 тысяч томов книг и 375 тысяч номеров журналов (полторы тысячи названий ежегодно). В 1972 году в естественно-научном зале было записано 12 тысяч читателей — научных работников и студентов старших курсов. И вот эта двадцатилетняя работа волевым решением нового директора была ликвидирована — естественно-научный зал и аналогичный отдел закрыты, естественно-научная литературы разбазарена по различным библиотекам и учреждениям. Книги отдавались в любые руки. Только чтобы от них избавиться. Сотрудники Библиотеки говорили мне, что они видеть не могли, как разбазаривались ценнейшие книжные коллекции естественнонаучной литературы. Фонд, скрупулезно собранный крупными учеными, так нелепо погиб. Мне представляется, что прекращение работы во ВГБИЛ с естественно-научной литературой, является ошибочным и требующим пересмотра. Думаю, позиция нового директора была связана с непониманием роли ВГБИЛ. Ведь Библиотека, по существу, давно выполняла функции национальной библиотеки в отношении иностранной литературы. При наших гигантских масштабах Библиотека им. В.И.Ленина не может справиться со всеми своими обязанностями. Недаром функции архивного хранения национальной литературы и изданий государственной библиографии выполняет у нас специальное учреждение — Книжная палата. В Москве есть солидная библиотека по естественным наукам Академии наук СССР. Но ведь она ведомственная и многим научным работникам недоступна. А потребность в этой литературе очень велика и в переживаемое нами время непрерывно усиливается. В связи с ликвидацией естественно-научного профиля были уволены или ушли сами все высокопрофессиональные сотрудники Библиотеки, занимавшиеся естественнонаучной литературой. Началось закрытие читальных залов. Был закрыт Кабинет антифашистской литературы с коллекцией книг о французском движении Сопротивления. Коллекции Кабинета были переданы в общий фонд, а плод многолетней работы сотрудников Кабинета — каталог — был рассыпан, даже каталожных ящиков не осталось. Наша гордость Отдел литературы Азии и Африки (Зарубежного Востока) также был ликвидирован, хотя потом ненадолго открывался, а затем опять был закрыт. Коллекции книг, собранные в этом отделе, были переданы в общий фонд. Неизвестно почему были закрыты филиалы ВГБИЛ при издательствах "Мир" и "Прогресс", в Доме дружбы и т. п. В Библиотеке исчез дух доброжелательности и интеллигентности. Академик М.П.Алексеев говорил: "Я приезжал в Москву из Ленинграда в Библиотеку иностранной литературы, предвкушая встретить в Библиотеке доброжелательных сотрудников, которые с радостью всегда сообщали мне, что по международному книгообмену или другими путями достали нужные мне книги, журналы. Я знал, что мое место в научном читальном зале сохранилось и мои книги и записи также сохранились и я буду себя чувствовать в Библиотеке как в своем кабинете на работе. С приходом новой власти все так изменилось, что после двух посещений я сказал себе — все, в такое казенное учреждение я не ходок".

Я беспокоилась о будущем Библиотеки, но вмешиваться в действия нового руководства было бесполезно, оно было слишком, как говорили в те годы, "престижным", и мало кто рисковал ему перечить. Внутренне я удивлялась, удивляюсь и теперь, неужели никому не нужен был мой полувековой опыт, мои налаженные деловые и дружеские связи с библиотекарями в стране и за рубежом? Ведь сколько пользы они могли бы принести! Мое имя выкорчевывалось из истории Библиотеки, стиралась память о нем. Например, у меня в кабинете в Библиотеке стоял шкаф с книгами, подаренными авторами или переводниками с их автографами. Где-то более 300 книг. По приказу Л.А.Гвишиани-Косыгиной из этих книг были вырваны, или вырезаны, или замазаны автографы, а книги переданы в общий фонд. Главный библиограф И.М.Левидова попыталась попасть на прием к директору, но не была принята, в ответ же на ее письмо было обещано разобраться, но было уже поздно: работа по уничтожению автографов была проделана. Упоминания обо мне были отовсюду убраны. В исторической справке, изданной к 60-летию ВГБИЛ, обо мне не было ни одного слова. Вокруг меня была создана атмосфера "не нашего человека", при которой "такое делалось…" Я поняла, как я ошиблась в новом директоре в первый день знакомства с ней. В Библиотеке уничтожались ее многолетние традиции, был ликвидирован ее особый, интеллигентный дух. Однако я убеждена, что историю изменить нелья: рано или поздно она правду скажет.

На пенсии

Подводя итоги, я с гордостью могу сказать, что моя жизнь прожита недаром. Библиотека тому доказательство. Ее создание, рост, совершенствование были главной целью и смыслом моей жизни. И я рада, что моя судьба сложилась столь счастливо: у меня на протяжении 52 лет была моя прекрасная Библиотека. Работала я с замечательным коллективом. Наконец, у меня есть моя дорогая семья — опора и в заботах и в радости. Мне было тяжело после 1973 года, но личная моя жизнь складывалась удачно. У меня прекрасный муж. 16 января 1974 года мы отметили золотую свадьбу. Два дня принимали у себя на даче родственников и друзей. Дети нам преподнесли большой, красиво сделанный фотостенд, с древом семьи: внизу фотографии Василия Николаевича и меня 1920-х годов, выше наша общая фотография 1970-х годов. А затем идут три ветви: центральная — ветвь ВГБИЛ. Здесь фотографии нового здания и членов Исполбюро ИФЛА во дворике Библиотеки перед главным входом. Дети сделали ветвь ВГБИЛ главной.

Справа шла ветвь сына, слева — дочери. Этот стенд висел у нас в гостиной на даче долгие годы. Юбилейные дни прошли очень тепло и доставили нам с Василием Николаевичем большую радость. Должна сказать, что я удовлетворена не только своей работой и семьей, но и друзьями, которых у меня много и отношения с которыми у меня хорошие. Каждый год в день моего рождения ко мне на дачу приезжают около двадцати старых сотрудников. Эти встречи доставляют много радости и мне и всем, так как дают возможность раз в год встретиться и вспомнить жизнь нашей любимой Библиотеки.

То, что я женщина, никогда и ни в чем не мешало мне. И будь я мужчиной, я так же посвятила бы себя делу, которому отдала всю свою жизнь. Деловая, творческая, общественная активность нисколько не умаляет женственность и обаяние деловой женщины. Но и мужчина, как бы он ни был раздражен, разговаривая с женщиной, особенно подчиненной ему по службе, ни на минуту не должен забывать, что перед ним женщина.

В перспективе мне надо работать над воспоминаниями. Кроме того, хотела бы написать очерк о развитии научных библиотек у нас в стране, о деятельности в этом направлении Ю.М.Соколова, В.Я.Брюсова и др. У меня собран по научным библиотекам довольно большой материал, начиная с 1918 года. Я работала над диссертацией на эту тему. Кандидатские экзамены сдала еще в 1946 году. Но у меня никогда не было 2-3-х месяцев, чтобы можно было отойти от дел в Библиотеке и засесть за диссертацию. Есть у меня мечта написать подробную историю ИФЛА, чтобы познакомить советских библиотекарей с развитием и деятельностью организации, которой в 1977 году исполнилось 50 лет. Я просмотрела все тома "Annual" ИФЛА с 1927 по 1976 год, почти все журналы "Libri" и другие издания ИФЛА и все, что надо, законспектировала. Осталось только сесть и начать писать. Но это самое сложное. О своих планах в связи с этим я писала в 1978 году И.Видеру, директору Баварской государственной библиотеки в Мюнхене:

Я, к сожалению, мало работаю над историей ИФЛА. Почти весь 1977 год мой муж болел, и я много времени уделяла ежу. Надеюсь, что после санатория, в который мы сейчас собираемся поехать, оно у меня появится. Мне совестно, что я не пишу свои воспоминания, так тесно связанные с организацией и руководством Библиотекой иностранной литературы. Боюсь, что на две такие работы времени у меня не хватит. Нужно определиться и, главное, начать. Жаль, что жизнь так коротка и, как я теперь понимаю, много времени потеряно. Не помню, говорила ли я Вам в Брюсселе о том, что мы, пожилые библиотекари, не имеем права терять время и должны добиться, чтобы обязательно была издана книга "Who is who in Libraryship". Я говорила об этом с членами исполбюро Штумфоль, Вайнстром, Зауэром, Морхардтом и другими. Но дело с места не сдвинулось. Конечно, не мы будем авторами, но инициатива должна исходить от нас. Все профессии знают своих начинателей. А мы до сих пор не знаем. Я это особенно почувствовала, когда писала статью "Предыстория ИФЛА". Так много крупных библиотекарей забыто. Пожалуйста, поговорите об этом с Зауэром. Очень важно, чтобы это издание было включено в издательский план ИФЛА. Об остальном позаботиться Вайнстром, а мы поможем консультациями.

Я продолжала общение со своими зарубежными коллегами. Несколько раз ездила на сессии ИФЛА, в том числе на юбилейную сессию, посвященную 50-летию ИФЛА. Министерство культуры СССР ничего не смогло сделать против этого и было вынуждено включить меня в советскую делегацию, в которую вошли заместитель министра культуры СССР Серов (руководитель делегации), директор Ленинской библиотеки Н.М.Сикорский, директор ВГБИЛ Л.А.Гвишиани-Косыгина, летчик-космонавт АТ.Николаев, директора двух московских библиотек и я. Я была изолирована от советской делегации, особенно в присутствии Л.А.Гвишиани-Косыгиной. Было впечатление, что в делегации незримо присутствует ее отец — второй человек в государстве. Подобострастие сквозило повсюду. В отношении меня подчеркивалось — "она не с нами". Было противно все это видеть.

Дважды по приглашению Министерства культуры ГДР посещала эту страну. Весною 1976 года три национальные библиотеки ГДР — Немецкая государственная библиотека в Берлине, Саксонская библиотека в Дрездене и Немецкая национальная библиотека в Лейпциге — пригласили нас с Василием Николаевичем побывать у них и попутешествовать по стране. Нас замечательно принимали, за нами была закреплена персональная машина, и мы объездили все достопримечательные места ГДР. Контакт с руководством и библиотекарями этих трех крупнейших немецких библиотек был, несмотря ни на что, полный. Как отмечала в то время директор Немецкой государственной библиотеки в Берлине Ф.Краузе: "Эта поездка, которую организовали три директора названных библиотек, превратилась для Маргариты Ивановны и ее мужа, который был в Германии впервые, в триумфальное пребывание. Повсюду она убеждалась в том, как мы уважали ее и как ценен для нас был ее богатый опыт в области библиотековедения, как важны ее советы политического и профессионального плана для нашей совместной работы".

В Москве у нас в гостях, на городской квартире или на даче, по-прежнему бывали мои зарубежные коллеги, в основном директора крупнейших библиотек мира, бывшие и действующие руководители ИФЛА. На таких встречах всегда царила атмосфера профессиональной близости. Мне бывало приятно, что мои зарубежные коллеги чувствовали себя у меня в гостях раскованно, что им весело у меня. Я забывала, что я пенсионер, и чувствовала себя, как в старые времена, и была им очень благодарна. Обычно мы обедали у меня. Моя невестка Наташа пекла свой знаменитый пирог с капустой по старому русскому рецепту. Все бывали в восторге. Никогда такого не ели. Однажды, когда у нас в гостях были лорд Френсис с женой Кити, им так понравился приготовленный Наташей московский борщ, что они трижды просили добавки. И к тому же, с удовольствием съели мясо, нашпигованное салом и чесноком.

Моя дружба с академиком Ж.Кэном[94] не прекращалась до его смерти в 1974 году. Не могу без улыбки вспоминать трагикомическое событие, случившееся с нами. Однажды я повезла супругов Кэн на министерской "Чайке" на экскурсию в Суздаль. В то время им было уже под 90 каждому. Ехали мы ночью, и они в скором времени крепко уснули в машине. По дороге, в Реутове, нас остановила милиция и, ничего не выясняя, в сопровождении милицейского мотоциклиста отправила нас обратно в Москву, очевидно, как французских шпионов, ехавших через закрытую зону. Ночь и утро прошли в хлопотах на уровне заместителя председателя КГБ. Днем, взяв с собой в сопровождение офицера госбезопасности, прекрасно владевшего французским языком, мы двинулись опять в Суздаль. Устав от всех передряг, супруги Кэн и я спокойно дремали. Но когда мы опять проезжали Реутово, они вдруг встрепенулись и начали спрашивать: "Где, где, где ракеты?" Сейчас это выглядит смешно, но тогда мне было не до шуток.

Мы с Василием Николаевичем и на пенсии придерживались установленного еще в 1920-х годах правила — ежегодно отдыхать где-то на курорте. Теперь прибавилась и необходимость лечения в санаториях. Ездили лечиться, в основном, в подмосковные санатории. Часто, особенно зимой, бывали в любимом "Суханово". В 1974 году совершили поездку по Пушкинским местам в Псковщине. Пожалели, что не сделали этого раньше. Продолжили свои поездки по Волге, Волго-Балту, Оке и Каме. Навестили родные места. Василий Николаевич с Адрианом побывали в Нежине и Киеве. А я вместе с Е.М.Цветаевой побывала в родном для нас обеих городе Гродно. У родителей Евгении Михайловны под Гродно было имение, куда мы ездили и нашли, еще сохранившийся, их помещичий дом и даже стариков-крестьян, которые помнили ее родителей. Я уже писала, что нашла в Гродно дом, который принадлежал моим бабушке и дедушке, где жила когда-то наша большая семья. Я также ездила с Василием Николаевичем в Саратов, в город моего детства и юности. Конечно, пошли посмотреть, что сталось с домами, где я жила с родителями. С волнением посетила наши бывшие квартиры, хотелось вспомнить и пережить еще раз детство и юность. К сожалению, они были так исковерканы реконструкциями и ремонтами, что узнать их было трудно. А в наших квартирах теперь были убогие коммуналки с общими кухнями и туалетами. От уютных садиков за домами вообще ничего не осталось. На месте лютеранского кладбища, где была похоронена мама, стояли жилые дома… Побывала в университете, в консерватории, в саратовских музеях.

В 1980 году мне исполнилось 80 лет. Получила трафаретную канцелярскую телеграмму от "треугольника" ВГБИЛ. Несколько теплее была правительственная телеграмма от заместителя министра культуры СССР Голубцовой. Зато так приятно было получить теплую телеграмму от председателя Государственного комитета по делам издательств и печати при СМ СССР Б.И.Стукалина.

Обрадовали меня западные коллеги. В 1980 году в "World Encyclopedia of Library and Information Services" ("Всемирная энциклопедия библиотек и информационных служб" американской библиотечной ассоциации) была помещена обо мне статья, которую написал Г.Либарс. На титульном листе энциклопедии ее главный редактор Роберт Веджворт написал:

"М-м Рудомино, с большим восхищением перед Вашими достижениями как библиотекаря и как выдающегося деятеля в области мировой культуры. 22 августа 1981".

20 апреля 1977 года у Василия Николаевича случился инфаркт. У него болела спина, и я давала ему аспирин и анальгин и поздно дала валидол. Это потом меня постоянно мучило. Казалось, что если бы он раньше его принял, может быть, этого и не случилось. До июля он лежал в больнице, а потом врачи не разрешали поехать на дачу, потому что там сосны. И мы остались в городе. Но 6 июля у Василия Николаевича произошел второй инфаркт, прямо во время визита лечащего врача. Помощь оказали тут же, но боли не проходили 20–30 минут. Положили в больницу, где он пролежал до начала октября. Потом я держала его под "стеклянным колпаком" дома, и он встал на ноги.

В 1977 году сестра Василия Николаевича, Мария Николаевна, за активную деятельность по увековечению памяти сына, С.П.Королева, была награждена орденом Трудового Красного Знамени. Фактическим поводом для награждения послужило признание ее заслуг в том, что она в 1939 году добилась пересмотра дела Сергея и вызова его в связи с этим из лагеря на Колыме, где надежд на спасение у него не было. Мы считали, что Сергей обязан ей вторым рождением. Скончалась Мария Николаевна от инсульта в возрасте 91 года 30 июня 1980 года. Вторая сестра Василия Николаевича, Анна Николаевна, которая жила с семьей в Австрии, под Зальцбургом, тоже к тому времени умерла. Из двух братьев и двух сестер Москаленко остался только Василий Николаевич, которому в 1980 году исполнилось 90 лет.

Муся Минкевич в Саратове серьезно и тяжело болела. Привожу одно из последних писем к ней.

Барвиха, 22.VII.1979 Мусенька, дорогая!

Совсем замолчала… Я послала сегодня Рите (дочь Муси. — АР.) открытку с просьбой сообщить о тебе, о всех Вас. Мы действительно беспокоимся и не знаем, чем можем помочь. М.6., тебе лекарства нужны, которых нет в Саратове. Пришли рецепт — у нас все же больше возможностей, а вдруг достанем. <…>

Собой я стала довольна. Езжу несколько раз в неделю в Государственный архив, где работаю по 5–6 часов и выискиваю материалы по Высшим курсам иностранных языков при нашей Библиотеке (1926–1930 гг.). Нашла постановления о создании Института новых языков на их базе и различные постановления коллегии Наркомпроса тех лет. Теперь буду писать статью в журнал. Мусенька, напомни мне, когда Саратовские курсы иностранных языков получили право вуза. Для меня это важно, т. к. я считаю, что Институт новых языков в Москве стал первым высшим учебным заведением иностранных языков в СССР. А ведь ВКИЯ в Саратове были преобразованы в Институт еще в 1920 году? А имел он права вуза уже тогда?

Все наши тебе кланяются и детям тоже. Адриан с семьей 5 августа уехал в Киев на 2 недели, с поездкой по Днепру и в Нежин, Чернигов, м.б. Житомир. У Марианны планов нет. Мы на даче.

Целую крепко. Рита.

В конце сентября 1979 года, не дожив до восьмидесяти лет одного года, Муся скончалась. Мы дружили с ней с пятилетнего возраста, т. е. почти всю жизнь. Мне было очень тяжело потерять ее. Конечно, ездила на ее похороны.

9 февраля 1981 года на 91-м году жизни после непродолжительной болезни скончался Василий Николаевич. Я благодарна судьбе, что она подарила нам 57 лет счастливой семейной жизни. Мы, конечно, не имели права требовать большего. Василий Николаевич умер в хорошей умственной форме, но перенес два инфаркта и мы все боялись, чтобы не было третьего. А умер он от обострения желчно-каменной болезни, которой страдал почти всю свою жизнь. Мы прожили нашу супружескую жизнь душа в душу. Он был умным, благородным человеком, любил людей, был настоящим интеллигентом. Ему я бесконечно обязана тем, что стала такой, какая есть. Всю жизнь он помогал мне, жил моими интересами, и я часто думала, что если бы его не было, то, возможно, не было бы и моей Библиотеки. Мне прислали много соболезнующих телеграмм и писем. Хочу привести выдержку из письма Л.И.Владимирова из Вильнюса:

Дорогая Маргарита Ивановна,

Очень жалеем Вас. Потерять друга, с которым Вы жили сердце в сердце и душа в душу больше полувека — это, конечно, для Вас большая, невосполнимая утрата.

Василий Николаевич был и навсегда останется в нашей памяти чудесным, милым человеком, человеком большой доброты и высокой духовной культуры. В наше время таких людей очень мало, и уход из жизни каждого из них — это большая потеря. После Вашего звонка мы с Ириной Федоровной долго вспоминали приезд Василия Николаевича с Вами в Вильнюс и беседы с ним. Хотя не в моих обычаях вставлять в свои письма цитаты, а тем более в это письмо, у меня невольно в памяти возникло старое забытое четверостишие:

О милых спутниках, которые нам свет Своим присутствием благотворили,

Не говори с тоской: их нет,

А с благодарностию: были[95].

Ваш Владимиров.

Потеря Василия Николаевича была самой большой потерей в моей жизни. Мне ужасно грустно и одиноко без него.

После смерти Василия Николаевича я крепко держала себя в руках, старалась жить полноценной жизнью, как можно больше работать, путешествовать. Летом 1981 года с внуком Васей ездила на теплоходе "Лев Толстой" по Волго-Балту до Выборга и обратно. На теплоходе играла в пинг-понг и вспоминала 1930-е годы, когда мы с Василием Николаевичем и Адрианом были увлечены этой игрой и играли в столовой нашей квартиры на Мясницкой. Как-то танцевала и думала о том, что очень любила танцевать, а жизнь прошла и танцевала я мало, так как Василий Николаевич не танцевал. Василий Николаевич все время со мной.

Осенью 1981 года по приглашению Министерства культуры ГДР и ИФЛА ездила на 47-ю Сессию ИФЛА, проходившую в Лейпциге, опять против воли Министерства культуры СССР. На открытии Сессии меня встретили аплодисментами и цветами. Но советская делегация игнорировала меня. Показывала, что "я не с ними". Было очень обидно и грустно наблюдать за подхалимством не только соотечественников, но и гедеэровского начальства. Восполнилось это доброжелательством простых библиотекарей и членов Исполкома ИФЛА. После закрытия Сессии, я еще 2 недели провела в ГДР, в Дрездене и Берлине. Выступила в Обществе библиотекарей Саксонии. Походила по музеям, театрам. Выступала в германском обществе библиотекарей в Дрездене.

Зимою того же года лечилась в санатории "Подмосковье". А осенью 1982 года по приглашению дочери Ж.Р.Блока Клод провела почти 2 месяца во Франции — в Париже и на Лазурном берегу в Антибах, где жил П.Пикассо, у моей коллеги И.Журдан. Летом жила на даче, было тихо и спокойно, и хорошо на душе. Часто снился Василий Николаевич. Все время я была с ним. Но, к сожалению, на даче я много времени бывала бездеятельна. Приятная дачная обстановка не располагала к работе, работалось лучше в Москве. Но на зиму все же оставалась на даче. Адриан уехал в трехмесячную командировку в Англию, и мы жили на даче втроем — Наташа, Вася и я. Взяла себя в руки и много работала.

О своей жизни в 1982 году я писала В.Н.Стефанович, бывшей сотруднице Библиотеки, с которой я вместе работала в Германии в 1945–1946 годах и которая впоследствии уехала жить в Крым.

Москва, 22.IV.1983 Дорогая Вера Николаевна,

Спасибо за Вашу память. Очень жалко, что мы так редко виделись в последние 10 лет. Я Вас не забыла. Очень хотела бы Вас повидать, вспомнить прошлое. Приедете ли в Москву?

Посылаю Вам № 4 журнала "Собеседник" с моей откровенной и эмоциональной статьей о рождении ВГБИЛ. Я рада была случаю, который заставил меня написать впервые, как ВГБИЛ появилась на свет. Продолжаю писать "Летопись моей жизни" по годам с указанием конкретных событий по памяти, письмам и архивным документам. Когда пишу, не могу оторваться от работы, но сесть за работу очень трудно себя заставить. В результате — медленно подвигающаяся рукопись. Если она не будет напечатана при жизни, ничего не значит — останется в семейном архиве. Хорошо было бы, если и Вы бы прислали свои воспоминания, хотя бы для меня.

1982 год прошел активно: в июне с младшим внуком Васей совершили чудесное путешествие на теплоходе — плавучем доме отдыха "Лев Толстой" по маршруту Москва-Ленинград-Выборг и обратно. 4 дня в Ленинграде, длительные остановки в Петрозаводске, в Кижах, на Валаамских островах. Погода благоприятствовала.

В сентябре-октябре была по приглашению во Франции. Тоже чудесное путешествие. 3 недели жила у приятельницы-француженки на Лазурном берегу. Их дача в горах, в Альпах, в 20 км от Ниццы. Особенно поразили меня горные вершины, где сохранились монастыри, замки, церкви еще с римских времен, многие из которых реставрированы. Курортные места похожи на наши, только в несколько раз больше. Ознакомилась с бытом, живя в семьях. И хотя я одиннадцатый раз во Франции, но по-настоящему их быт и жизнь увидела впервые. Удалось посмотреть и замки Луары — это история королей и вельмож.

Дома у меня все в порядке. Старший внук Алеша (сын Марианны) усиленно изучает японский язык в Институте Азии и Африки МГУ, переходит на II курс. Адриан на днях вернулся из Лондона, где пробыл 3 месяца в научной командировке. Марианна и Наташа целиком погружены в работу и дом. Живу в городе с большой заботой обо мне детей и внуков.

Много о чем надеюсь вспомнить за долгую жизнь и дружбу. Но лучше увидеться. Жду Вас.

Привет от всей семьи. Кланяйтесь Вашей племяннице.

Ваша М.Рудомино.

PS. Из ближайших планов — вторичная поездка на теплоходе с Васей в мае. Имею приглашение на Конгресс ИФЛА в августе в Мюнхене. Но это зависит от меня. Буду решать позднее.

Все десять лет после ухода на пенсию я работала над воспоминаниями. Но собой я не удовлетворена потому, что работала все-таки недостаточно, хотя хотелось очень о многом написать. Над моим письменным столом даже висел плакатик: "Ни дня без строчки". Надо было полностью уйти в эту работу. Но я любила общение с людьми и работала только днем, а по вечерам обычно кто-то приходил в гости. Да и днем что-то все время отвлекало. Но все-таки результат был. В 1974 году профессор МГК В.Д.Дувакин для архива МГУ записал некоторые мои воспоминания. В 1985 году, уже после смерти В.Д.Дувакина, я их немного дополнила.

За эти годы опубликовала воспоминания о Кларе Цеткин, Жане Ришаре Блоке, Жюльене Кэне, М.П.Рол-лан (Кудашевой). Они были опубликованы у нас и в зарубежных изданиях. В нескольких зарубежных изданиях была опубликована к 50-летию ИФЛА "Предыстория ИФЛА". Написала статью о Даре испанского народа — коллекции испанских книг, подаренной нашей Библиотеке правительством республиканской Испании в 1938 году. Сейчас я работаю над воспоминаниями об отдельных писателях. Начала хронологически с тех зарубежных писателей, с которыми встречалась еще в 1920-х годах. Мне хотелось бы дать отдельный обзор моих встреч с интересными людьми. Я выбрала тех, с которыми долго встречалась и, быть может, подружилась. Хочу вспомнить о встречах с немецкими антифашистами, с деятелями французского Сопротивления, с крупными писателями Англии, Франции, США и других стран. У меня есть что написать, но я собой недовольна, потому что не могу заставить себя ежедневно, как полагалось бы, по нескольку часов сидеть и писать.

Мне пришлось много поработать в Государственном архиве по поводу создания Института иностранных языков. Достала все документы того времени, вплоть до Постановления Совнаркома СССР о реорганизации Высших курсов иностранных языков при ГБИЛ в Институт новых (иностранных) языков, в дальнейшем, получивший имя Мориса Тореза. Работая в Госархиве, я нашла много интересного по преподаванию иностранных языков до революции и в первые годы Советской власти. И в них очень много материала было связано с деятельностью моей мамы. В связи с этим я сейчас веду переговоры с одним лингвистом, который собирается написать работу о методической деятельности мамы по преподаванию иностранных языков. Ведь мама одна из первых у нас в стране ввела в методику преподавания иностранных языков натуральный метод, который сегодня называется аудиовизуальным методом преподавания иностранных языков. Это был важный ее вклад в методику преподавания иностранных языков в 1910-х годах.

Лето 1986 года у нас было очень сложным. Вася окончил школу и стал готовиться к поступлению в МГИМО. В связи с окончанием школы я сделала Васе подарок и к нему написала вот это письмо:

Дорогой Вася,

Рада за тебя — ты молодец — поздравляю тебя, милый внук и друг, — ты прекрасно окончил школу.

Мне хочется отметить сегодняшний день и подарить тебе на память старинный бокал, дорогой мне по воспоминаниям. Этот бокал передал мне в Берлине в последний день Великой Отечественной войны легендарный сержант Советской Армии Михаил Егоров, водрузивший наше знамя Победы на Рейхстаге 30 апреля 1945 года. Он подарил мне этот бокал во время моего посещения поверженной рейхсканцелярии Гитлера 8 мая 1945 года. М.Егоров в тот день дежурил по рейхсканцелярии и принимал победителей-армейцев. Он был потрясен, впервые увидев женщину-подполковника Советской Армии. Помню, что, несмотря на конец войны, у меня в эти дни было тяжело на душе из-за отсутствия сведений о твоем папе, который находился в то время на Севере Германии, в войсках 2-го Белорусского фронта и несколько месяцев не давал о себе знать. Мы разговорились с Егоровым, он почувствовал мое состояние и пожалел меня. Увидев на моих ногах полуботинки, сейчас же принес мне женские сапоги (к сожалению, они были мне малы) и старый зонтик из рейхсканцелярии (шел дождь, а машина стояла далеко), который я, конечно, по молодому легкомыслию не сохранила. Кроме того, принес бокал из апартаментов Гитлера и, передавая его мне на память, М.Егоров сокрушался, что лучших памятных вещей не осталось, уже все разобрано. Но я была очень довольна, и на душе стало легче после теплого внимания солдата.

Бокал — старинный. Ему более 100 лет. На нем выгравировано "1864" На бокале — красные рисунки достопримечательных мест старого Карлсбада (теперь Карловы Вары). Как видишь, бокал сохранился — это заслуга дедушки. Теперь ты, Вася, становишься хранителем семейных реликвий — береги бокал и передай его своим потомкам.

Твоя бабаба М.Рудомино

Барвиха, 26 июня 1986 г.

Вася в МГИМО поступил. А старший внук Алеша в октябре вернулся из 10-месячной стажировки в Японии по линии МГУ, который он заканчивал.

Новый, 1987 год встречала на даче с Адрианом, Наташей и Васей. Как всегда, грустно без Василия Николаевича. Много было поздравительных телефонных звонков и писем. Пришли гости, и я просидела со всеми до 3-х часов ночи. В феврале жила в Москве. Была активной и интенсивно работала, но только днем, по вечерам кто-нибудь приходил.

Весною ездила на месяц по приглашению директора Берлинской государственной библиотеки в ГДР Ф.Краузе. Жила в Берлине и Дрездене. Поездка была приятной, все были очень гостеприимны. Много воспоминаний и совпадений. Несколько дней жила у свекрови дочери А.Куреллы, Марты Кох, и попала в ту же квартиру в Бабельсберге под Потсдамом, в которой я жила в 1946 году. Поздней осенью 1987 года отдыхала и лечилась в подмосковном санатории "Загорские дали".

"Справедливость восторжествовала, но не совсем…"

В 1986 году, в начале перестройки, когда стало немного легче "дышать", группа сотрудников ВГБИЛ по инициативе бывшего секретаря парторганизации Библиотеки А.С.Ионовой обратилась в журнал "Огонек" со следующим письмом:

"НЕ ПОРА ЛИ ВСПОМНИТЬ?

В апрельском номере журнала "Иностранная литература" опубликовано интервью с директором Всесоюзной государственной библиотеки иностранной литературы Л.А.Гвишиани-Косыгиной. В этом кратком рассказе о деятельности Библиотеки, которой в мае исполняется 65 лет, мы с удовлетворением прочли абзац, посвященный М.И.Рудомино: "Моя предшественница Маргарита Ивановна Рудомино работала в библиотеке со дня ее основания. Ей и принадлежит пальма первенства по началу сбора коллекции".

Удовлетворение вызвал самый факт, что впервые за 14 лет после ухода Маргариты Ивановны на пенсию имя ее, — основателя и директора ВГБИЛ, руководившего Библиотекой 51 год, — упомянуто в московской печати. Ведь оно даже не было упомянуто на торжественном собрании в связи с 60-летием ВГБИЛ (1982 год); не называлось и в стенах самой Библиотеки во время многочисленных экскурсий по ней, на собраниях, на занятиях с молодыми сотрудниками и т. д.

Но вызывает этот абзац глубокое недоумение. Если уж называть имя М.И.Рудомино, то как же не сказать, что была она не просто "предшественницей", и не "начало коллекции" было ею положено. Маргарита Ивановна Рудомино была истинной создательницей этого уникального учреждения культуры — она Библиотеку основала и выпестовала, превратила ее не только в книгохранилище с огромным, многоязычным, тщательно подобранным и пополняемым фондом, но и в своеобразный культурный центр, широко известный своей многогранной деятельностью не только в Москве и в Советском Союзе, но и за рубежом. Маргарита Ивановна и сейчас является почетным вице-президентом ИФЛА (Международной федерации библиотечных организаций) и пользуется большим авторитетом и уважением мировой библиотечной общественности. Друзьями Библиотеки были многие замечательные люди — ученые, писатели, деятели культуры, и все они отдавали должное инициативе, творческой энергии, широкому кругозору ее бессменного директора.

М.И.Рудомино создала крепкий коллектив единомышленников, который десятилетиями жил общими интересами дела, жил творчески, преодолевая трудности (вспомним хотя бы многолетнюю "борьбу за новое здание"), которая увенчалась в 1967 году завершением строительства прекрасного дома. И сейчас, в свои 86 лет Маргарита Ивановна продолжает работать над воспоминаниями, касающимися разных сторон и этапов истории ВГБИЛ, которая стала одновременно и историей собственной ее жизни.

Сейчас ВГБИЛ исполняется 65 лет, а Маргарите Ивановне Рудомино через три года с небольшим будет 90. К сожалению, все прежние ее юбилеи 75, 80, 85 прошли не замеченными "вышестоящими организациями". Мы, от имени ветеранов ВГБИЛ, проработавших там по 20, 30 и более лет, хотим сердечно поздравить Маргариту Ивановну, пожелать и дальше сохранить свою удивительную бодрость духа, поблагодарить за годы интересной, живой, дружной работы. Талант организатора и увлеченная преданность делу — не столь уж часто встречающиеся качества руководителя, — неотъемлемы от облика М.И.Рудомино.

Было бы естественно и только справедливо, если бы в нашей печати появилась беседа и с ней — основателем и бессменным — в течение более полувека — руководителем ВГБИЛ.

А.С.Ионова, А.П.Найда, Н.Г.Левитская, М.С.Шарова, И.М.Левидова, М.Я.Танер, И.Н.Сорокина, К.П.Сабенникова, П.И.Ройзман, Т.Д.Карпова".

В связи с этим письмом редколлегия журнала "Огонек" попросила сотрудницу ВГБИЛ, известного литературоведа И.М.Левидову взять у меня интервью об истории создания и развития Библиотеки. Интервью было взято, но Инны Михайловны не стало. И здесь все взял в свои руки главный редактор журнала "Наше наследие" Владимир Петрович Енишерлов, который деликатно, но твердо поставил жесткие сроки сдачи материала, засадил меня летом 1988 года за письменный стол на даче, и я с юношеской быстротой, не теряя ни одной минуты (все кругом боялись, как бы такой творческий подъем не подорвал мое здоровье), подготовила краткую историю ВГБИЛ в виде интервью. Это интервью под названием "Книги моей жизни" было опубликовано в журнале "Наше наследие" весною 1989 года. Огромное спасибо Владимиру Петровичу за то, что он вдохновил меня и вызвал творческий подъем. Конечно, историю ВГБИЛ мог бы написать кто-то другой. Мне же хотелось написать о людях, событиях воспоминания, которые уже никто не сможет дать. Я много чего не рассказала. Иногда я жалела, а иногда думала: "…Ладно, пусть со мной это и умрет. Много чего неприятного было".

Как-то в письме моему коллеге и ровеснику, бывшему директору Ленинградского библиотечного института профессору П.Г.Фирсову, страдавшему от одиночества и жизненных невзгод, я хотела его подбодрить, а получилось так, что в нем, по сути дела, я изложила свой подход к жизни после ухода на пенсию и во вдовстве.

Москва, 2.II.1987

Дорогой Георгий Гаврилович,

Давно собираюсь Вам написать, но всегда что-то мешает. Трафаретное письмо не хотелось писать. Оно никому ничего не дает. Поэтому и не писала. Но Ваше последнее письмо меня взволновало. Я понимаю Ваше состояние. Отсюда и Ваше настроение безнадежности, ненужности, одиночества. Но Вы не правы, и в Ваших руках сделать свою жизнь вновь нужной.

Об этом мне и хочется Вам сказать. Что случилось? Много тяжелого и горького. Вы потеряли близкого человека. Вы измучились за последние трудные годы жизни. Вы перестали полностью работать. Вы отошли ото всех — от детей, от друзей, от знакомых. Вы постарели и т. п., и т. п. А как Вы думали? Будет иначе? Это и есть жизнь. Она у всех такая же, с небольшими внешними отклонениями. Но у Вас осталось главное — Ваша голова, Ваш мозг. А многие именно это потеряли. Вы должны взять себя в руки (это трудно, знаю по себе) и правильно организовать свою жизнь с теми возможностями, какие у Вас имеются. Рецепты не мне Вам давать — Вы лучше меня сможете это сделать. Главное — труд умственный, физический, какой угодно — читать, писать на профессиональные темы (статьи в журналы, а может быть, и книгу, это не проблема для нашей профессии), писать воспоминания, связанные с работой, с встречами, с личными переживаниями, составить родословную для потомков. А путешествия? Ваш же Ленинград и его окрестности объехать! А с друзьями, знакомыми возобновить близость! Вы, Вы должны сами это сделать…

Много интересного, пропущенного в жизни можно восстановить. Немного силы воли и своей собственной активности, и жизнь вновь войдет в свое русло. Есть минус — болезни. Но в Вашем письме я не заметила. Но, если и есть — можно лечиться, только желание должно быть. Ваша жизнь была интересной, поскольку Вы сами интересный человек, и вспомнить и передать другим большое будет удовлетворение. Еще Вы возразите — старость. Да, молодость, может быть, и лучше, хотя как для кого. Старость (только действительно без болезней) тоже часть жизни. И каждая из них имеет свои достоинства. У Вас дети, уважение, самостоятельность. Пожалуйста, не обращайте внимание на нашу отвратительную социальную систему — безразличие после ухода на пенсию. Но это просто некультурность, невоспитанность, может быть, ревность и… эгоизм.

Многое хотелось бы еще сказать, но это будет похоже на нравоучение. У меня самой это пережито, но сейчас я в форме — взяла себя в руки. 9 февраля 1981 года ушел из жизни Василий Николаевич, и я осталась одна после 57 лет совместной счастливой жизни. Плакать нельзя, а надо сказать спасибо за 57 лет. Требовать еще — будет нечестно. Есть дети, друзья, работа. С Библиотекой осталась горечь, туда не хожу. Пишу и печатаю воспоминания по организации ВГБИЛ, в частности о роли Библиотеки в изучении иностранных языков в первые годы Советской власти и об организации Института иностранных языков на базе ВКИЯ нашей Библиотеки. Для этого около года работала в Центральном государственном архиве. Медленно продолжаю работать над мемуарами. Хочется окончить написание предыстории ИФЛА, материал уже собран. Много путешествую. Была на 50-летии ИФЛА в Брюсселе и на 47-й Сессии ИФЛА в августе 1981 года в Лейпциге. Вспоминали Вас с молодым Рюкклем и старым Вернером.

Откликнитесь на письмо и пересильте себя. Большой привет.

Ваша М.Рудомино.

В начале перестройки и гласности я не могла бездействовать и молчать, активно включилась в библиотечную жизнь. Я любила библиотечное дело. Оно было целью и смыслом моей жизни. И я вновь почувствовала, что мой опыт, мои советы нужны, и это принесло мне большое удовлетворение. В конце 1987 года я написала статью "Не могу молчать" о животрепещущих проблемах библиотечной жизни страны. Весною 1988 года состоялся Круглый стол Фонда культуры и журнала "Наше наследие", посвященный проблемам советских библиотек В нем приняли участие представители ведущих московских и ленинградских библиотек. Я выступила на этом совещании с анализом сложившейся ситуации и предложила свою программу спасения Библиотеки и выхода из кризиса. Основные положения моего выступления были опубликованы в статье "Не могу молчать" в журнале "Наше наследие" (1988, № 2).

В конце 1980-х годов в моей Библиотеке начались большие кадровые изменения. В 1987 году ушла из Библиотеки, окончательно рассорившись с коллективом и "хлопнув дверью", Л.А.Гвишиани-Косыгина. Вместо нее Министерством культуры была назначена Н.П.Игумнова, работавшая до этого заместителем директора Библиотеки им. В.И.Ленина. Вот, что я писала своему внуку Васе в армию, где он в то время служил:

Москва, 11.11. 1988 Дорогой Васенька,

Немного опаздываю с письмом тебе — вчера целый день собиралась, но мелочные заботы не оставили свободного времени. Спасибо за твою заботливую поддержку в твоем письме о Библиотеке. Сейчас удар отодвинут на неопределенное время. Слава Богу, в Министерстве культуры СССР нашлись люди со здравым умом. Однако я продолжаю борьбу и жду приема в Госкомиздате при СМ СССР — председатель Б.Я.Стукалин болен, а с другими говорить не имеет смысла, все равно не решат, а главное — не поймут. Я имею в виду переход Библиотеки в их ведение, как мы были когда-то. Я всегда называла те 15 лет (1948–1963), когда мы были у них — *золотым веком" и для Библиотеки и для издательства. Подождем, будем готовиться, а там посмотрим. Жизнь так бежит, обстоятельства меняются, да и мысли о будущем Библиотеки тоже различны и разнообразны…

Плохо то, что новый руководитель Библиотеки ни языков, ни иностранной литературы, да и научных дисциплин не только не знает, но и не компетентна ни в одной из них. Узкие специалисты библиотечного дела и она, и новые ее заместители, что для нашей библиотеки мало. Библиотека уникальна и многоаспектна.

Я была очень рада твоим словам о дедушке и тому, что ты так отчетливо понял свои детские заблуждения. Каждый раз я нахожу некоторые сходные черты твои и дедушки и буду счастлива, если и дальше буду их находить, — ты похож на дедушку Васю и внутренне хорошими чертами. А когда я тебе советовала быть <хорошим", я всегда имела в виду дедушку.

Чувствовала, что 9 февраля (позавчера) ты был с нами. У нас на городской квартире собрались: Адриан, Наташа и я (Марианна была утром) и старые библиотечные друзья: Мина Познанская, Маля Найда, Аля Ионова, Инна Левидова, Ира Глаголева, Таня Гуткина. Вечер хотя был посвящен грустному событию, но прошел тепло, интересно, дружелюбно.

Целую крепко, крепко. Каждый час ждем твоей справки или телеграммы для поездки к тебе папы. Твоим письмом всегда радуемся. Это для нас праздник.

Бабаба.

Хочу привести выдержки из своих писем внуку Васе во время его службы в Армии в 1988–1989 годах, в которых хотела поделиться с ним своими мыслями:

Барвиха, 28 декабря 1987 г.

…Ты показал себя мужественным и мудрым в тяжелом боевом крещении, которое тебе, 18-летнему парню, выпало на долю. Оставайся смелым и разумным и дальше, а главное, имей терпение и сохрани спокойствие. Когда я читаю твои письма, то восхищаюсь и горжусь тобой. В тебе есть, заложенная с детства, выносливость и рассудительность. Ты трезво смотришь на жизнь и этим облегчаешь свое бытие. И еще мне кажется, что в тебе сохранились гены твоего дедушки Васи — замечательное свойство хорошо относиться к людям. Таким людям легче живется. Их любят. Только сдерживайся при раздражении. Это быстро проходящий момент, но в дальнейшем он обходится дорого и отношения ухудшаются и восстановить их трудно, трещина остается.

* * *

Барвиха, 4 января 1988 г.

..Поражает московская погода. Перед Новым годом температура превышала 20 градусов мороза, а со вчерашнего дня (3 января) оттепель. Сейчас 12 часов дня, и на нашем градуснике плюс 2 градуса, а в городе — 4 градуса тепла. Все потекло. Из моего окна дорожка темно-серого цвета на белом снегу и сплошная вода. Не помню такого Нового года!

* * *

20 января 1988 г.

..Мне давно хотелось написать тебе о важности для всей жизни человека знаний. Тебе надо использовать твои два предстоящих года, невзирая ни на что, на самообразование. Главное не потерять молодые годы для самообразования. Здесь должен быть разработан план чтения, порядок обзора книг, чтобы не тратить время на ненужное чтиво. Почему у нас плохо понимают художников-классиков XIV–XIX веков? Потому что картины их большей частью посвящены библейским историям, древним мифам и легендам, — а мы их не знали. В первую очередь надо знать историю религий, античную историю и литературу. Этот круг вопросов должен быть введен в школьную программу, как это было до революции в мужских гимназиях. У дедушки Васи этот курс был в гимназии, и он хорошо знал эти вопросы, в то время как у меня в гимназии его не было. Несмотря на то что потом многое прочла и изучила, я всегда страдала, когда сталкивалась в разговорах с более образованными людьми. Если не найдешь у себя в библиотеке нужной литературы, напиши мне. Я постараюсь тебе помочь.

28 января 1988 г.

Дорогой Васенька, целый день берусь за перо тебе написать, и все время что-то мешает. Думаю о тебе очень часто и хочется тебе что-то рассказать и поделиться мыслями, но тут же вспоминаю, как ты не любил, чтобы давали тебе советы и передавали свой опыт. Хотя это, как я вижу, неписаный закон — никто не хочет слушать другого — ни молодежь, ни взрослые, ни старые. Жаль и очень жаль. Поймешь, когда сам станешь старым. Пока эту тему оставим.

А теперь немного напишу о своих переживаниях с моей Библиотекой. 14 лет я молчала, понимая, что пока дочь председателя правительства — директор, ничего сделать нельзя. Видела, как Библиотеки идет под откос, но знала, что какой бы она ни становилась, она сохранит свою самостоятельность, и моего вмешательства не требовалось. Но стоило ей уйти с поста директора, и наш старый враг Ленинская библиотека сразу "заработала" — написала в разные инстанции предложение централизовать крупные библиотеки и в первую очередь нашу Библиотеку сделать филиалом Ленинской библиотеки. Внутренне я понимала, что такого абсурда не сделают, но при нынешней неразберихе, под видом хозрасчета, самофинансирования и т. п. все может случиться. Целую неделю поднимала, пока по телефону, всех оставшихся почитателей Библиотеки. Кое-кого нашла и кое-кого расшевелила. Но пока реального ничего не сделали. К счастью, в Министерстве культуры все же нашлись разумные люди и вопрос отложили как недоработанный. Срочность и с ней тревога отпали, но мне пришлось приехать на дачу и отсыпаться от переутомления, полученного в длиннейших переговорах…

2 февраля 1988 г.

Дорогой мой младший внучек Васенька. Старший внук уже не один, а со своей Леной. Все произошло так быстро и, пожалуй, неожиданно. А вдруг с тобой такое же случится? В запасе есть верные два года, а там видно будет, за эти годы посмотришь, как сложится личная жизнь и у Алеши, и у Сережи, и у Андрея, и у Саши[96] и, возможно, и у твоих товарищей. В наше время ранние браки считались скорее отрицательными, особенно для мальчиков. В твое время ранние браки обычное явление, но зато часто расторжимые. Время покажет прочность молодых браков, и через два года у тебя будет перед глазами опыт твоих сверстников — сам сделаешь для себя вывод.

1 марта 1988 г.

…Утром 9 февраля, в день кончины дедушки Васи, мы с папой были на кладбище, вспоминали его и говорили о нем. Дедушка мне очень помогал морально и всегда поддерживал меня при сложных и трудных обстоятельствах, когда я иногда падала духом. А такие ситуации, как требование закрыть Библиотеку, или присоединить к какому-либо учреждению, или иные обследования разных комиссий, особенно в 30-е гг., когда обвиняли меня во всех грехах и предлагали снять с работы, или, может быть, и хуже, были все 50 лет во время моей работы в Библиотеке. И всегда дедушка был рядом со мной, помогал и заставлял бороться, бороться не переставая за сохранность Библиотеки и ее самостоятельность. Спасибо ему большое. Дедушка был Человеком с большой буквы. Очень хотелось бы написать о нем, как об интеллигенте конца XIX — начала XX века, которых сейчас уже почти нет, а также как о личности — он имел свои мысли, свои убеждения, от которых никогда не отступал, свое мировоззрение на жизнь и, главное, он был гуманистом в наше трудное время. Но для написания нужна большая сила воли, а я ее с каждым днем теряю…

5 апреля 1988 г.

С конца февраля живу в Москве. На даче бываю редко, приезжаю только на субботу-воскресенье. На даче, конечно, лучше, но я там бездельничаю и только читаю, ем и сплю, и даже мало гуляю. А в городе я живу активной жизнью — по вечерам у меня кто-либо из друзей бывает, много говорю по телефону, но совсем не бываю на воздухе, так как боюсь упасть из-за скользких дорог. Последнюю неделю выхожу, снег в центре убран, тротуары сухие — настоящая весна, но без весеннего запаха. Жаль. Или у меня пропало обоняние, или действительно в городе не чувствуется свежего воздуха. А вообще город грязный, не убранный, несмотря на клятвенные обещания Моссовета. У нас во дворе и сегодня пройти нельзя — еще много льда под черным снегом, все течет и грязь под ногами. Дворников нет и жаловаться некому. Надежда на солнышко, но его что-то маловато.

26 мая 1988 г.

..Почти весь май провела на даче и опять наблюдала за пробуждением природы. В прошлом году я была очарована и жалела, что раньше не обращала внимания, как медленно, закономерно распускаются деревья, кустарники, выползают из земли первые примулы у меня под окном. Всю зиму потом вспоминала. И вот в этот раз разочарование — медленность превратилась в мгновение и красота восприятия рождения природы пропала. Жаль. Надо ждать будущей весны…

29 мая 1988 г.

Когда сижу в саду, всегда любуюсь домам и восхищаюсь твоей покраской. Прошел год, а как будто покрашено сейчас. Вспоминаю тебя стоящим на лестнице и красящим дом белой эмалью. Я прошу тебя кончать, уже поздно, становится темно и надо спать ложиться, а ты с некоторым раздражением — "я знаю, когда кончать…" Ты был прав, и твое трудолюбие, настойчивость и терпение были мне близки, и я вижу, ты такой же и сейчас на твоей работе. Молодец! И как ты с окружающими? Будь доброжелателен к людям и еще больше будешь похож на дедушку Васю.

..Главное в жизни — это семья, и возможно, что молодежь права, когда заводит свою семью в раннем возрасте. Будущее покажет. Важно, чтобы жены оказались настоящими людьми. Другими словами — любящими, единомышленниками, дружно строящими свое гнездо, помогающими друг другу, доброжелательными, добрыми и… умными. Может быть, слишком требовательна? Возможно. Даже если бы некоторых качеств — тоже ничего…

1 сентября 1988 г.

Дорогой, дорогой мой Васенька. Поздравляю тебя с наступающим твоим 19-летием. Что тебе пожелать? Найти самому свой правильный жизненный путь. А путь у тебя должен быть хорошим. Все данные для него у тебя при себе — светлая голова, быстрые руки, добрая душа, красивые глаза. Только не растеряй, сохрани и правильно используй. Не забудь, что на одной грамотности далеко не уедешь. Нужна громадная культура, широкое образование. Все это в твоих собственных руках. Подумай… Приедешь — потолкуем о судьбах человеческих.

Дорогой Васенька, как странно, что твой возраст и нелепое постановление о службе в Армии студентов совпали именно в твоей жизни. Но, с другой стороны, хотя ты опаздываешь с окончанием высшего учебного заведения, зато получил жизненный опыт, какой бы ты не получил, не пройдя эти два года. Возможно, что они были тяжелыми (хотя, к счастью, не такими тяжелыми, как у многих других), но зато ты прошел "огонь, воду и медные трубы" и можешь себя в 20 лет считать умудренным жизненным. опытом. Наша жизнь с тобой одинакова — я тоже в эти молодые годы побывала в переделках и благодарна судьбе — эти годы закалили мой характер и я не стала бояться дальнейших трудностей. А бороться в жизни тебе еще придется. Но с твоей приобретенной выносливостью и окрепшим характером будет легче — в этом скажи спасибо ранней службе и, конечно, Судьбе.

В 1988 году, в свои 88 лет, я начала болеть. Вот что я писала об этом во Францию бывшей заведующей Русским отделом Национальной библиотеки Франции И.М.Форест, с которой дружила долгие годы.

Москва, 24- XII. 1988 Милая Ида Михайловна,

Сегодня сочельник, и я помню с детства этот на всю жизнь запомнившийся вечер, елка, волнения и небольшой страх — не забыть стихи, подготовленные папе имаме, понравится ли бабушке мое рукоделие. Какими будут подарки под елкой. К сожалению, эта традиция у нас перенесена под Новый год, но у меня в памяти ярко сохранился этот день, как лучший в году. Ау Вас празднование у елки осталось — потому я сейчас буду Вам звонить по телефону, а до этого хочу написать Вам письмо.

Этот году меня прошел под знаком болезни. Еще с весны у меня стала подниматься неожиданно температура выше 39 градусов, перед этим сильнейший озноб, а после падения температуры, обильный пот. Длилось все вместе взятое 8-10 часов. А после этого — здорова. При этом вначале один-два раза в месяц. Конечно, предполагали грипп и особого внимания не обращали. Но осенью подъемы температуры участились и проходили чуть ли не через день. Врачи не понимали, пришлось лечь в больницу на исследование. Наташа (жена Адриана) энергично взялась за меня: она положила меня к себе в больницу, где спасла в буквальном смысле слова. Спасибо ей. Сейчас — дома, хорошо питаюсь, поправляюсь, набираю потерянный вес.

О внуках. Вася в Армии, приезжал к нам на 10 дней. Алеша женился, окончил Университет и работает редакторам. Дети по-прежнему много работают. Жизнь у нас интересная, но не успеваем все сделать и, главное, все прочитать — книги, газеты, журналы, мемуары.

Вот поговорили по телефону и на душе стало легче, спокойнее. Хотя и сказала, что не приеду в Париж, но надежда имеется. Посмотрим, что будет со мной к весне.

Крепко Вас целую. Поздравляю с Новым годом и желаю здоровья и еще раз здоровья, а остальное все будет.

Ваша М.Рудомино.

P.S. В нашем новом журнале "Наше наследие" № 2, 1988 г. напечатана статья о библиотеках СССР, где есть мои высказывания о перестройке библиотечного дела у нас. Прочитайте. Если журнала не найдете — сообщите, я пришлю ксерокопию статьи.

В связи с кризисной обстановкой, сложившейся в Библиотеке вокруг нового директора Н.П.Игумновой, я в феврале 1989 года написала письмо Председателю Советского Фонда культуры Д.С.Лихачеву.

Уважаемый Дмитрий Сергеевич!

Зная Ваше отношение к научным библиотекам как центрам культуры, обращаюсь к Вам с просьбой помочь сохранить Всесоюзную государственную библиотеку иностранной литературы Министерства культуры СССР подлинно научной библиотекой гуманитарного профиля. <…>

Сейчас вся эта многогранная деятельность библиотеки находится под угрозой. Полтора года назад в ВГБИЛ произошла смена директора, причем новый директор, назначенный министерством, сразу вошел в конфликт с коллективом. Новая администрация стремится изменить сложившиеся традиции научной работы библиотеки и ограничиться лишь разработкой научно-методических документов, главным образом библиотековедческого характера. Такое решение может пагубно отразиться на судьбе Библиотеки, которая потеряет свое уникальное значение. В коллективе складывается сложная обстановка и возникает тяжелая атмосфера: сотрудники научных отделов не находят единства с новой дирекцией. Наиболее опытные сотрудники с большим стажем работы в ВГБИЛ уходят в другие организации, заменить их одними профессиональными библиотекарями не удастся, так как для поддержания ведущейся в библиотеке работы нужна другая квалификация.

Я полностью согласна с Вашим, Дмитрий Сергеевич, афоризмом: "Библиотека нужна науке, и наука нужна библиотекам". Мне представляется, что развитие традиций ВГБИЛ послужило бы существенным вкладам в нашу общую борьбу за демократизацию и гуманизацию советского общества. Но для этого во главе библиотеки должен встать крупный деятель культуры или науки, понимающий всю важность ее задач и не боящийся трудностей их решения. Это должен быть человек с широким кругозором, эрудированный в гуманитарных науках, знающий иностранные языки, доброжелательный, внимательный к своим сотрудникам. Такие люди есть. И они могли бы взяться за это непростое дело, если бы был объявлен соответствующий конкурс. Думаю, что лучший выход из создавшегося положения — объявление конкурса на замещение должности руководителя ВГБИЛ.

Буду очень Вам благодарна, если Вы сообщите мне о Вашем решении. Я отдала этой библиотеке всю жизнь, основав ее и будучи ее директорам более полувека (1921–1973), и хотела бы надеяться на ее плодотворное развитие для блага нашей страны.

С глубоким уважением М.И.Рудомино. г. Москва 17 февраля 1989 г.

Мою просьбу Д.СЛихачев поддержал и направил министру культуры соответствующее письмо:

"Министру культуры РФ тов. Захарову В.Т.

Уважаемый Василий Георгиевич!

Как Вы увидите из прилагаемой копии письма, ко мне обратилась с просьбой о помощи Всесоюзной государственной библиотеке иностранной литературы ее основательница и первый директор на протяжении более полувека Маргарита Ивановна Рудомино.

Деятельность этой библиотеки широко известна в нашей стране и за ее пределами, она призвана играть важную роль в нашей перестройке духовной культуры советского общества. Это действительно уникальное учреждение культуры, и мы должны поддерживать ту интеллектуальную работу, которая ведется в его стенах.

Если в коллективе библиотеки действительно происходит то, о чем мне пишет М.И.Рудомино, то это не менее опасно, чем пожар в книгохранилище. Я присоединяюсь к ее просьбе о том, чтобы Вы лично разобрались с положением дел в библиотеке, и не сомневаюсь, что Вы найдете правильное решение. Все же мне представляется, что предложение поставить во главе библиотеки выборного директора вполне разумно и в духе времени.

Прошу прощения за беспокойство и заранее благодарю за помощь.

Искренне Ваш Д.С.Лихачев

25 марта 1989 г."

Кризис в отношениях между администрацией ВГБИЛ и коллективом весною 1989 года перерос в прямое противоборство — часть сотрудников Библиотеки объявила забастовку. Они считали Библиотеку крупным научным и культурным учреждением, а администрация считала, что Библиотека должна главным образом "обслуживать как можно больше читателей".

В мае 1989 года в газете "Московские новости" (№ 20, 14 мая 1989) я писала: "Авторитет библиотек, и в частности нашей Библиотеки иностранной литературы, неуклонно падает. Наша Библиотека была "родоначальницей" Института иностранных языков имени Мориса Тореза, она выполняла функции "Международной книги", сюда приезжали виднейшие деятели мировой культуры… Упадок Библиотеки, ее превращение в рядовое "предприятие по выдаче книг" начался уже давно и завершался в последние годы…"

Журналистка Е.Грандова писала в газете "Советская культура" 1 июля 1989 года:

"…То, что с "Иностранкой" неладно, стало ясно не вчера. Авторитет ее как научного и культурного центра неуклонно падал из года в год и становилось все меньше посетителей. Увы, после ухода Маргариты Ивановны Рудомино, создателя ВГБИЛ, основоположника ее традиций, библиотечного деятеля с мировым именем, "Иностранке" с директорами уже не везло. Несколько лет проработала здесь Л.Гвишиани-Косыгина. Случайно ли в этот период из шестнадцати заведующих отделами почти сразу же ушли четырнадцать? Не хотела Людмила Алексеевна, ну ни при каких обстоятельствах не хотела работать с "людьми Рудомино"… Зато Библиотека получила статус научного учреждения. Любое книжное собрание такого профиля долгие годы может лишь мечтать о подобном акте, но так и не добиться статуса. <…> Вскоре в "Иностранку" спускается новый руководитель — Н.П.Игумнова, работавшая заместителем директора ГБЛ. Не будем задаваться вопросом: почему именно из Ленинки, уже не первый год находящейся в кризисном состоянии, определяют директора во ВГБИЛ, где положение явно не лучше. Видимо, у Министерства культуры СССР были на этот счет свои резоны. Однако с приходом Н.Игумновой и нового заместителя по научной части Т.Кузнецовой (тоже из ГБЛ) положение в "Иностранке" не только не улучшается или как-то стабилизируется. Оно резко ухудшается. Забастовщикам и Совету трудового коллектива (СТК), возглавляемому очень инициативным научным сотрудником Библиотеки Е.Ю.Гениевой все же удалось организовать и провести 27 апреля 1989 года общебиблиотечную конференцию, которая абсолютным большинством голосов выразила вотум недоверия директору библиотеки".

В те же дни в здании ВГБИЛ прошел митинг библиотечной и научной общественности Москвы, с которого я получила следующую телеграмму:

"Дорогая Маргарита Ивановна участники митинга библиотечной и научной общественности Москвы под девизом за возрождение московских библиотек в здании ВГБИЛ 25 апреля 1989 года рады приветствовать Вас основательницу замечательной Библиотеки и неустанного борца за достоинство библиотек и библиотекарей Желаем Вам крепкого здоровья и благоденствия Участники митинга во ВГБИЛ тчк".

О последних событиях в своей жизни я писала в июне 1989 года коллеге, бывшему директору Берлинской государственной библиотеки Ф.Краузе.

Москва, 21. VI. 1989 г.

Милая далекая Фридль,

<…> Что о себе рассказать? Переживала и переживаю вместе с коллективом ВГБИЛ их неурядицы с руководством Библиотеки. Сейчас ждем нового руководителя. Не везет Библиотеке… Переживаю также общее падение библиотечного дела в стране. Посылаю Вам копию статьи из нового журнала Фонда культуры СССР "Наше наследие" (№ 2,1988) "Беды и перспективы библиотек", где имеются и мои высказывания. Кстати, в этом же журнале в № 6,1988 год, который скоро выйдет, печатается мое интервью из истории Библиотеки. Как видите, я вновь вхожу в нашу библиотечную жизнь и жизнью удовлетворена. Чувствую себя неплохо и надеюсь еще пожить и поработать. О зимней болезни я Вам говорила и хочу о ней забыть.

Дома у меня все в порядке. Адриан с Наташей в начале июля на 1–1,5 месяца уезжают во Францию к друзьям по приглашению. Очень довольны и мечтают впервые увидеть достопримечательности Парижа и других интересных мест. Васю ждем из Армии в ноябре этого года. Он часто пишет и звонит по телефону и чувствует себя хорошо. Отец недавно навещал его в Карелии и остался им доволен. Мы считаем дни до его возвращения. Марианна с мужем на даче строят новый дом и падают от усталости. Старший внук Алеша, окончив японское отделение Московского университета, с удовлетворением работает в АПН по специальности. Женился на милой студентке, оканчивающей в будущем году Историко-архивный институт. Живут отдельно, и я мало его и жену вижу, но все пока хорошо. Живу на даче с Адрианом и Наташей. Погода прекрасная -22-27 градусов тепла. Не так жарко. Ноу нас на даче нет дождей, в Москве ежедневно ливни.

Как жаль, что мы далеко живем друг от друга. А может быть, Вы приедете к нам? Напишите только за 2–3 месяца. Буду рада с Вами повидаться и обо всем поговорить.

Привет всей Вашей большой семье, особенно маме.

Крепко Вас целую. Кланяйтесь Юлиане и Фрейтаг.

Ваша М.Рудомино.

Весной и летом 1989 года отношения между коллективом и дирекцией Библиотеки обострились до предела. В середине мая 1989 г. я писала внуку Васе:

4 мая 1989 г.

…Теперь о моей Библиотеке. Там творится что-то несуразное. За последние 10–15 лет Гвишиани подготовила почву к развалу, к спорам и склокам внутри коллектива. Результат сказался сразу после ее ухода — "падения", и назначения неподходящего, полуграмотного, в смысле культуры и воспитания, нового директора. Коллектив разделился на несколько частей с обвинениями друг к другу и "дракой". Директор не только не смог привести в порядок работу, но и не сумел разобраться с большей частью коллектива. Появились статьи в газетах, появились отклики на ТВ, и с середины апреля несколько отделов Библиотеки объявили забастовку, которая длится и сейчас. 27 апреля на общем собрании коллектива 187 сотрудников Библиотеки проголосовали за объявление директору вотума недоверия (при 18 против). Министерство культуры СССР старается пройти мимо, не желает снимать директора. Некоторые партийные и профсоюзные организации тоже не становятся на сторону коллектива, хотя многие уже меняют свои позиции и поддерживают коллектив. Не знаю, чем это кончится. Сейчас война между Советом трудового коллектива и Дирекцией продолжается с требованием провести конкурс на замещение поста директора. В феврале написала письмо Д.С.Лихачеву, которое было переслано в МК, но ответа не последовало…

В этом же письме писала о себе:

..Я довольна своими 88-ю годами, довольна окружением, удовлетворена своей относительной активностью, радуюсь дружеским отношениям и общением со многими людьми.

В результате борьбы между коллективом и администрацией ВГБИЛ, коллектив добился права самому выбирать директора Библиотеки на конкурсной основе. Выборы были назначены на 30 октября 1989 года.

За день до выборов я послала коллективу ВГБИЛ следующую телеграмму:

День 30 октября 1989 года открывает новую страницу истории ВГБИЛ, исключительно важную для дальнейшего ее развития.

Мне хочется видеть нашу Библиотеку как самостоятельную, сильную научную библиотеку, как подлинный центр познания мировой культуры и науки;

мне хочется видеть нашу Библиотеку, оснащенную компьютерами, автоматизированным каталогом, другой новой техникой;

мне хочется, чтобы Библиотека нашла новые творческие пути для раскрытия содержания ее уникального книжного фонда.

Мне хочется, чтобы вернулась благоприятная и дружеская атмосфера внутри коллектива и были установлены единые права научных и библиотечных отделов.

Наш и зарубежный опыт показал, что во главе крупной библиотеки любой страны, особенно в современных условиях, прежде всего должна стоять масштабная личность, ученый, не обязательно только библиотекарь, человек с широким кругозором, доброжелательный к людям, известный общественный деятель. Уверена, что такой директор сможет выполнить задачи, стоящие перед нашей Библиотекой.

Желаю всему коллективу ВГБИЛ день выборов провести во взаимопонимании и единодушно выбрать достойного директора.

Маргарита Рудомино.

Москва, 29 октября 1989 г.

30 октября 1989 года директором ВГБИЛ был избран известный ученый, депутат Верховного Совета СССР Вячеслав Всеволодович Иванов. Я была очень довольна. Понимала, что наконец Библиотека вырывается из рук бездарных, серых чинуш, которые по своей сути могли приносить научному учреждению только вред. Когда мне позвонил журналист "Литературной газеты" Евгений Кузьмин и сообщил результаты выборов, я сказала ему: "Я счастлива".

От коллектива Библиотеки я получила следующую телеграмму:

"Дорогая Маргарита Ивановна верим вместе с Вами что для нашей Библиотеки наступил новый день. От всей души желаем здоровья и бодрости Любящие Вас ВГБИЛцы 1.11.1989 г.".

В конце ноября 1989 года получила еще одну телеграмму и убедилась, что мои труды были не напрасны:

"Дорогая Маргарита Ивановна рады сообщить Вам что 24 ноября 1989 года учреждена Московская библиотечная ассоциация Штаб квартира в нашей Библиотеке Очень рассчитываем на Вашу помощь и советы в работе Ассоциации Желаем Вам здоровья хорошего самочувствия Сотрудники Библиотеки иностранной литературы. 29.XI.1989".

Все это время я полностью жила делами моей Библиотеки и в целом библиотечными делами страны. Я была в курсе всех дел Библиотеки и видела, что я нужна, что нужны мои советы. В общем, я с головой окунулась в жизнь Библиотеки.

Последнее время у меня часто стали бывать не только мои старые сослуживцы, но и молодежь Библиотеки: Катя Гениева, возглавлявшая Совет трудового коллектива и борьбу с чиновничьей администрацией Библиотеки, и две Олечки — Оля Синицына (Большая Оля) и Оля Мяэотс (Маленькая Оля), близкие по духу Кате. Мне было это бесконечно приятно и очень нужно.

Я была очень довольна, что Катя Гениева, которую я знала как умного научного сотрудника, прекрасного переводчика и литературоведа, замахнувшегося на комментарии к самому известному, но и самому трудному произведению XX века — "Улиссу" Джойса, оказалась прекрасным организатором. И у меня появилась надежда, что она вытянет Библиотеку.

Кончался 1989 год. 29 декабря я получила от нового директора ВГБИЛ Вяч. В.Иванова поздравительное письмо:

"Дорогая Маргарита Ивановна!

В нашей Библиотеке планируется создание Совета директоров. Были бы очень Вам благодарны, если бы Вы согласились стать Почетным директором созданной Вами библиотеки.

Поздравляем Вас с Новым годом, желаем Вам здоровья, бодрости и очень хотим видеть Вас в библиотеке.

С глубоким почтением,

Директор ВГБИЛ В.В.Иванов

27 декабря 1989 г.".

К Новому, 1990 году послала коллективу ВГБИЛ поздравительную телеграмму:

Коллективу Библиотеки иностранной литературы: Поздравляю сотрудников родной мне Библиотеки иностранной литературы с Новым годам.

Каждому из Вас желаю любить Библиотеку так, как мы, старые работники, ее любили. Желаю, чтобы Ваша работа для читателя и с читателем радовала бы Вас и приносила удовлетворение. Желаю, чтобы каждый из Вас проявил бы инициативу и помог бы Библиотеке в ее дальнейшем росте. И еще желаю всем Вам доброго здоровья, благополучия Вашим семьям, побольше радости и улыбок.

Верю и надеюсь, что с выбором нового руководителя Библиотека будет развиваться по правильному пути. Всего доброго! Маргарита Рудомино.

О своей жизни в начале 1990 года я писала в Берлин Ф.Краузе:

Москва, 2611.1990

Милая Фридль,

В Библиотеке у наемного нового, хотя новый директор до сих пор читает курс лекций в ФРГ и Голландии. На его руководство возложено много надежд. Мне думается, что Библиотека будет развиваться по правильному пути: компьютеризация и автоматизация

библиотечного дела, развитие Библиотеки как центра изучения и распространения зарубежной литературы, серьезные доклады, интересные выставки, камерные вечера, музыка, кино, video, иностранная речь и т. п. Чувствуется перестройка.

Дома у меня все хорошо. Чувствовала бы себя совсем хорошо, если бы не приходилось бороться, как говорит сын, с ленью. Не хочется работать, а задумано много. Главное написать (или вернее) закончить книгу моей жизни и жизни Библиотеки на протяжении почти всего XX века. Сваливаю свою лень на отвратительную погоду — зимы нет, да и не было, а весна еще не пришла.

К моей большой досаде и сожалению, давно задуманную книгу о том, как прошагала вместе с ВГБИЛ почти весь XX век, я еще не написала. Если судьба позволит, напишу, обязательно напишу.

Крепко целую. Привет Вашим.

Ваша М.Рудомино.

В конце марта я писала в Брюссель давнему другу Герману Либарсу:

23 марта 1990 г.

Мой дорогой друг!

<">

Посылаю Вам номер журнала "Наше наследие" с моей статьей. Я бы очень хотела, чтобы Вам сделали письменный перевод этой статьи, из которой Вы сможете составить представление об изменениях в моей Библиотеке, чтобы Вы познакомились с новым директором библиотеки, который, как и Вы, является яркой личностью. Г-н Иванов (это фамилия директора) часто посещает Европу, недавно был в Голландии. Может быть, Вы его и встретите где-нибудь. Дорогой друг, я прошу Вас передать при случае мои дружеские и самые искренние поздравления г-ну Восперу, идеи которого мне очень близки. В последнее время мое здоровье несколько ухудшилось, чувствуется усталость. Но я все-таки надеюсь отпраздновать день своего рождения 3-го июля. С почтением к Вам и к Вашей семье. Жду от Вас, мой дорогой друг, новых известий.

М.Рудомино

А. В. Рудомино. Последние дни… память…

Мамино письмо Герману Либарсу от 23 марта 1990 года оказалось последним в ее жизни…

Еще 16 марта мама принимала дома Вяч. В.Иванова с супругой и Е.Ю.Гениеву. Была, как всегда, общительна, интересна в разговоре, гостеприимна. Много рассказывала об истории Библиотеки. Беседовали о современных библиотечных делах. Все четко, здраво. Любовалась красными розами, принесенными гостями.

Но уже в конце марта маме стало становиться все хуже и хуже. Она все понимала, но ни одного слова о кончине не произносила. Она мужественно держалась, говорила: "Вам тяжело будет со мной", скрывала плохое самочувствие. Ухаживала за собой. Старалась хорошо выглядеть. Мама всю свою жизнь внимательно следила за своими руками. Говорила, что плохо себя чувствует, если не сделан маникюр. Поэтому руки, а они были красивыми, аристократическими, до конца оставались ухоженными. До самых последних дней своей жизни мама была активной, сохраняла ясный ум и четкую память. И было тяжело видеть несоответствие между ясным умом, крепким духом и угасающими силами.

Совсем плохо маме стало в начале апреля. Она слегла. Но к ней каждый день кто-то приходил. Была установлена очередь. Все всё понимали. Приходили попрощаться. Мама тоже понимала безнадежность своего состояния. Но ей очень хотелось жить, хотелось увидеть результаты идущих в стране перемен, возрождение своего детища — ВГБИЛ. И, конечно, хотелось отметить 14 апреля 1990 года — 100-летие Василия Николаевича, а 3 июля отпраздновать свое 90-летие. Хотелось дожить до 2000 года.

Незадолго до кончины мама сказала: "…Порок наказан, справедливость восторжествовала… Не совсем, конечно. Но все же…"

Одной из последних "библиотечных" у мамы во вторник 3 апреля была Е.Ю.Гениева. Они беседовали минут 30–40.

Надо сказать, что мама последние месяцы своей жизни все больше и больше связывала будущее Библиотеки с Е.Ю.Гениевой, которая импонировала ей всем — и образованием, и человеческими качествами, и организационными способностями, а самое главное, своей любовью к Библиотеке и глубоким пониманием ее сути. И жизнь показала, как она была права.

Приход к руководству ВГБИЛ новых, молодых, интеллигентных людей, уважающих ее основателя, дал возможность маме мысленно вернуться в свою родную Библиотеку, которую она создала и в которой 52 года была хозяйкой. Физически перешагнуть порог Библиотеки она так и не решилась. После ее пятнадцатилетнего полного отстранения от Библиотеки, когда даже ее имя не произносилось вслух в стенах Библиотеки, она услышала много слов признания и благодарности как от старых, так и от молодых коллег. Встречи с молодежью показали, что она нужна, интересна, что могут быть востребованы ее знания и богатейший опыт. Это же было признано и новым руководством Библиотеки и новым министром культуры СССР. Все это вдохновляло и радовало маму в последний год ее жизни.

В начале 1990 года Библиотека начала добиваться присвоения маме звания Героя Социалистического Труда. Ходатайство поддержали министр культуры СССР Н.Н.Губенко и председатель Советского фонда культуры академик Д.С.Лихачев.

"Председателю Президиума Верховного Совета СССР Лукьянову А.И.

Многоуважаемый Анатолий Иванович!

Полностью и безоговорочно поддерживаю ходатайство о присвоении Маргарите Ивановне Рудомино звания Героя Социалистического Труда. Маргарита Ивановна Рудомино выдающийся деятель советской культуры, создатель и многолетний директор лучшей в нашей стране и одной из лучших в мире, что признано всеми деятелями международного библиотечного движения, библиотек — Библиотеки иностранной литературы.

То, что сделала Маргарита Ивановна Рудомино для развития библиотечного дела в нашей стране, неповторимо, ее деятельность — пример истинного служения культуре. Мы должны отдать долг этой выдающейся женщине, замечательному культурному и общественному деятелю. Присвоение звания Героя Социалистического труда М.И.Рудомино в наши дни поддержит идеи перестройки в области культуры, покажет изменения нашего отношения к библиотечному делу, являющемуся фундаментом нашей культуры. Я очень прошу Вас, многоуважаемый Анатолий Иванович, не откладывать решения этого вопроса. М.И.Рудомино приближается к своему 90-летию, она очень больна. Это единственный и уникальный человек, отдавший жизнь и создавший великую библиотеку, достойный высокого звания, о присвоении которого я ходатайствую.

Д.С.Лихачев".

Поддержал это ходатайство и член-корреспондент АН СССР С.САверинцев.

"В Президиум Верховного Совета СССР ОТ НАРОДНОГО ДЕПУТАТА СССР, ЧЛЕНА-КОРРЕСПОНДЕНТА АН СССР, члена Союза писателей СССР Аверинцева С.С.

Я безоговорочно поддерживаю добрую и справедливую мысль — дать звание Героя Социалистического Труда Маргарите Ивановне Рудомино, с именем которой связан долгий и славный период в жизни Библиотеки иностранной литературы.

Ее подвижническими трудами, ее благородной человечностью и высоким профессионализмом заложены основы традиции, унаследованной рабочим коллективом и доказавшей свою устойчивость в тяжелые времена, последовавшие за уходом Маргариты Ивановны. Долг благодарности общества по отношению к такому человеку не может быть забыт. Ее труд был героическим в самом буквальном смысле слова.

17 января 1990 года С.Аверинцев".

Мама знала о ходатайствах и обещании А.И.Лукьянова их удовлетворить. Была этому очень рада. Но, как полагается, представление затормозилось сначала на уровне райкома КПСС, а потом и "наверху". И опоздало.

В понедельник 9 апреля мама скончалась. В последние часы перед кончиной мама напоминала мне ее юношеские фотографии. В ее образе появился дух юной Риты. Руки были в движении. Она хотела все обнять…

Осиротевшие сотрудники маминой Библиотеки — ее любимой ВГБИЛ — опубликовали пронзительно-горький некролог:

"МАРГАРИТА ИВАНОВНА РУДОМИНО (1900–1990)

Маргарита Ивановна не дожила несколько месяцев до своего 90-летнего юбилея. Она не была суетна, но тем не менее свои последние дни провела в надежде на то, что ей присвоят звание Героя Социалистического Труда. Не дождалась. Звание, несомненно, она получит — но уже посмертно, ведь у нас воистину "любить умеют только мертвых". И помешали ей порадоваться этому финальному аккорду ее долгой и такой достойной жизни жалкие людишки, чьи имена не хочется упоминать в этом скорбном тексте. Они приходят и уходят, успевая, к сожалению, причинить много зла, а такие люди, как Маргарита Ивановна Рудомино, остаются навсегда — в памяти людей, с нею бок о бок работавших (увы, их осталось очень мало); в сознании тех, кто уже не застал ее на директорском посту, и несомненно в легендах, что сложат о ней последующие поколения. И пусть складывают, ибо Маргарита Ивановна действительно была личностью легендарной. Она прожила почти целый век — со всеми его трагическими потрясениями. В страшные годы она как могла спасала людей — брала на работу тех, кто уже ни на что не рассчитывал. Давала убежище, пристанище. Она поразительно понимала людей и знала, кто чего стоит. Она знала несомненно и то, чего стоит сама — ей не была присуща ложная, дурно понимаемая скромность. И сотрудников находила по своему образу и подобию — людей особой, ныне почти ушедшей культуры, интеллигентности, внутреннего изящества души. И, конечно же — огромных знаний и разнообразных талантов. И была для всех них — Маргарита Ивановна, а они для нее до конца так и остались: Инна, Галя, Маля… И наряду с собственными, нежно любимыми детьми, — и этих людей ощущала родными, радовалась их успехам, печалилась их неудачам. Но самым главным ребенком навсегда оставалась — созданная ею библиотека. И хотя мы подчас склонны были скептически воспринимать многократно повторенные рассказы о том знаменитом шкафе (воистину — чеховский "многоуважаемый шкаф"), с которого все начиналось, — но ведь это правда, юная девочка приехала в далекие уже от нас 20-е годы в Москву — и осталась в ней, вписавшись в столичную жизнь неразрывно и навсегда. Обо всем этом (и о том, что было после) Маргарита Ивановна рассказала в одном из последних номеров журнала "Наше наследие" — и в этом ее рассказе за горечью, которой были окрашены ее последние годы, когда она была вынуждена Библиотеку покинуть, — звучала все та же истинная гордость своим детищем, в которое она вложила столько человеческого таланта, столько душевного тепла — да и столько страданий, и в итоге — столько счастья. И после ухода она продолжала следить за всем, чем жила Библиотека (а жила она разно, и это Маргариту Ивановну очень тревожило и огорчало), знала все новости, по-своему их осмысливала и интерпретировала. Так мать благословляет в дальний путь своего ребенка, так садовник всю жизнь возделывает любимый сад. И вот Маргариты Ивановны нет, и надо жить без нее — всегда оглядываясь при этом, а что бы она сказала, и поверяя все свои поступки — ее волей, ее совестью, ее мудростью.

Да, мы непоправимо осиротели — и пусть придут другие люди, пусть они будут умнее, талантливее, образованнее — Маргарита Ивановна навсегда останется единственной в своем роде. Неповторимой. И — незабываемой. И пусть "бег времени" — неудержим — над Маргаритой Ивановной Рудомино он не властен. Ибо умерло только тело — а душа, ее вещая душа всегда будет жить в этих стенах. В памяти, в сознании, в легендах.

Коллектив ВГБИЛ".

Мама похоронена в Москве, на Донском кладбище рядом с папой.

Поступило множество телеграмм с соболезнованиями от друзей и коллег, государственных организаций, библиотек, в том числе из-за рубежа.

В журнале "IFLA Journal" (№ 16, 1990) был опубликован некролог от ИФЛА за подписью члена Исполбюро, коллеги и друга мамы И.Видера.

Наша семья и мамины друзья очень благодарны руководству ВГБИЛ, Вячеславу Всеволодовичу Иванову и Екатерине Юрьевне Гениевой за активную деятельность по увековечению памяти Маргариты Ивановны Рудомино. К счастью, уже никакие райкомы КПСС и тупые государственные чинуши не могли этому помешать. И сделано было очень много.

Уже 3 июля 1990 года, через 3 месяца после маминой кончины, в день ее 90-летия на здании ВГБИЛ у центрального ее входа была установлена мемориальная доска с надписью: "Всесоюзная государственная библиотека иностранной литературы основана Маргаритой Ивановной Рудомино в 1922 году".

Сразу после маминой кончины Библиотека направила в Министерство культуры СССР просьбу оказать содействие в решении вопроса о присвоении ВГБИЛ имени М.И.Рудомино. Министерство культуры СССР поддержало ходатайство Библиотеки и 30 августа 1990 года распоряжением Совета Министров СССР Библиотеке было присвоено имя М.И.Рудомино.

В Центральном вестибюле ВГБИЛ 22 августа 1991 года был открыт бюст Маргариты Ивановны (автор Е.А.Деревянко-Штейман). Открытие было приурочено к проходившей в Москве Сессии ИФЛА, одно из заседаний которой было посвящено памяти Маргариты Ивановны. На открытии бюста присутствовал президент ИФЛА Роберт Веджворт и многие зарубежные коллеги из ИФЛА. Очень символично, что это событие произошло в день победы демократических сил в стране.

В этот же день состоялась презентация книги "Великий библиотекарь" с избранными статьями мамы, написанными в 1976–1990 годах, и воспоминаниями о ней.

В 1989 году при ВГБИЛ учреждена "ШКОЛА РУДОМИНО", цель которой — непрерывное образование и повышение квалификации для специалистов, работающих в области культуры и библиотечного дела. "Школа Рудомино" проводит стажировки, семинары, консультации.

В 1993 году Библиотекой создано издательство "Рудомино", специализирующееся на выпуске гуманитарной литературы.

ВГБИЛ и семья М.И.Рудомино в 1994 году учредила стипендию "РУДОМИНО ГРАНТ". Стипендия позволяет раз в год оплатить поездку специалиста российской библиотеки (главным образом провинциальной) на стажировку в одной из ведущих библиотек или информационных школ мира.

Старые сотрудники ВГБИЛ — соратники Маргариты Ивановны, руководство Библиотеки и некоторые молодые сотрудники ежегодно, вот уже более десяти лет, в день ее рождения 3 июля собираются у нас на даче в Барвихе и чтят ее память. Эти встречи начались еще при жизни мамы, в год ухода ее на пенсию.

Самое главное, Библиотека в последние годы прочно встала на ноги, не в пример многим другим российским библиотекам, которые без государственной опеки потеряли себя.

За последние десять лет фонды ВГБИЛ, основой которых был "знаменитый шкаф" с сотней первых книг, доведены до 4,5 миллиона экземпляров на 142-х языках народов мира. Ежегодно обслуживаются свыше 40 тысяч читателей, Библиотека оказывает огромную помощь провинциальным библиотекам, широко используя Интернет.

Вот о таком развитии Библиотеки как культурного и просветительского учреждения, объединяющего функции публичной и научной гуманитарной библиотеки и международного центра встреч национальных культур, и мечтала Маргарита Ивановна. И сегодня, в реформирующейся России, ее слова о том, что библиотека — это "накопитель и хранитель истинной духовности людей", особенно своевременны.

30 и 31 октября 1997 года во ВГБИЛ прошли юбилейные торжества, посвященные 75-летию Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы имени М.И.Рудомино. Было много поздравлений. Среди них поздравления Президента России Б.Н.Ельцина и Патриарха Московского и всея Руси Алексия II.

"ПРЕЗИДЕНТ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Всероссийской государственной библиотеке

Иностранной литературы имени М.И.Рудомино

Сердечно поздравляю сотрудников, ветеранов и читателей Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы имени М.И.Рудомино со знаменательным событием — 75-летием со дня ее образования.

В истории культуры нашей страны Библиотека иностранной литературы занимает особое, уникальное место. И потому, что нигде в мире нет подобной специализированной библиотеки. И потому, что наперекор замыслу быть идеологическим фильтром, она стала тем "окном в Европу", через которое проникал свежий воздух и не давал задохнуться в удушливом информационном застое.

Сколько блестящих умов, составляющих ныне интеллектуальную элиту и гордость России, приобретали знания, засиживаясь допоздна в уютных читальных залах Библиотеки. Для многих из них "Иностранка" без преувеличения стала родным домом. Замечательные коллекции литературы на более чем 100 языках мира и сегодня привлекают в Библиотеку многочисленных читателей.

В последнее время Библиотека иностранной литературы превратилась в международный культурный центр. Высоко ценю вашу культурно-просветительскую деятельность — выставки, книжные презентации, работу с зарубежными специалистами. Особой благодарности заслуживает деятельность Библиотеки по знакомству читателей с произведениями зарубежной русской литературы, по воссоединению двух ветвей отечественной культуры.

Уверен, что Всероссийская государственная библиотека иностранной литературы имени М.И.Рудомино будет и впредь вносить весомый вклад в развитие отечественной и мировой культуры.

Желаю сотрудникам, ветеранам и читателям Библиотеки здоровья, счастья, творческого поиска и успехов во всех делах!

Б.Ельцин

Пр-1774 30 октября 1997 г.".

В первый день торжеств была открыта выставка "Маргарита Рудомино", на которой были представлены фотографии, документы, вещи Маргариты Ивановны с детских лет и до последнего времени. Торжественное заседание первого дня также, в основном, было посвящено ее памяти. Много материалов, связанных с Маргаритой Ивановной, было опубликовано в красочном и изящно оформленном сборнике "Всероссийская государственная библиотека иностранной литературы имени М.И.Рудомино. 1922–1997 (М.: Рудомино, 1997). Можно сказать, что и старые и молодые сотрудники Библиотеки и ее руководство с огромным уважением и любовью вспоминали Маргариту Ивановну. Как всегда, были и стихи о ВГБИЛ и Маргарите Ивановне. На этот раз стихотворение написала сотрудник ВГБИЛ В.В.Якушкина:

<…>

Здесь целый мир для нас открыла

Всех обогрела, приютила,

И не была никем забыта,

Кто сердце отдал нам давно,

И Мастер душ, и Маргарита,

С фамилией РУДОМИНО!

Какая б ни была огранка,

Иль перемены, иль ненастья,

Тебе желаю только счастья,

Живи и здравствуй, "Иностранка".

Не могу не сказать спасибо всем за то, что не забыли и не забываете Маргариту Ивановну Рудомино. Если бы мама могла узнать все, что сделано для увековечения ее памяти, она, наверное, могла бы изменить свою предсмертную фразу: "Справедливость восторжествовала… Не совсем, конечно. Но все же…", — оставив в ней только: "Справедливость восторжествовала".

М.И.Рудомино в воспоминаниях современников